Ключи от Бездны

Предисловие

Прежде чем начинать очередное сказание, вернемся ненадолго в чистые и незатейливые времена, когда вытягивание давно ушедшей в Зазеркалье гоблинской диаспоры на просторы Дримланда могло сойти за стоящее внимания событие.

Примечание: автор наотрез отказывается признавать, что именно в результате нарушения Первого Пакта мир окончательно спятил и пошел по путеводной звезде навстречу странным зорям. Впрочем, автор известная обезьяна и вполне мог не приметить очевидного, а из того факта, что обитатели Дримланда веками увлеченно нащупывали искомую тропинку в будущее без будущего самостоятельно — сделать абсолютно неадекватные выводы. Отсылки его к тому, что где-то в бескрайнем сонме обитаемых миров может происходить нечто похожее на марлезонский балет, который разворачивается ныне на красочных просторах описуемого мира, не выдерживают никакой критики. Кому не жаль гнилого помидора — кидай в дурака, авось одумается и писать станет сообразно уровню развития, про червей ли щетинковых или там про технику хождения по песку на лыжах, вместо того чтоб позорить разумную жизнь в ее прогрессивных проявлениях.

Или про любовь хотя бы.

Вот к любви в этой истории давайте как раз таки внимательно присмотримся.

Теперь уже не упомнишь, чем конкретно спровоцировано было (что-то такое под пологом цензуры случилось во время взламывания портала в Зазеркалье) историческое событие, но под шумок освобождения Хундертауэра состоялось уникальное гоблино-эльфийское бракосочетание. Жених, грамотный гоблин Хастред, мало чем успел себя зарекомендовать в широких массах — хотя его старинный друг Чумп и ухитрился сыпать историями на протяжении пятнадцати перемен блюд и примерно девяти бочек жидкой бодрости, но их мало кто слушал. Невеста, огненная магичка Тайанне, родом была из высших эльфов, которые не то что не мрут от старости, но и собственно не старятся, так что наверное была постарше избранника и никак не могла иметь блеклую биографию, но ввиду того что компания Мета еще не дотянула свои щупальца до тех краев — дознаться до ярких подробностей никому не удалось. Папаша же ее Альграмар, видный гоблинофоб, от известия с какой образиной его дочурка связалась совсем с панталыку сбился, никаких приданых выдать не изволил и сам на мероприятие не явился, зато прислал в качестве поздравления бойз бенд — так, пояснила Тайанне после, называется у эльфов отряд умелых наемников, отправляемых с карательными целями. Свадьба, помнится, задалась, поскольку коса нашла на камень, а эти изысканные манерные щеголи — на заблаговременно поддавшего генерала Панка. Неизвестно, о чем двое чудом выживших докладывали заказчику, но более Альграмар в контакт не входил, на письма дочери не отвечал, а от всех своих счетов ее отписал и таким образом бросил на произвол жестокой судьбы и свежеобретенного мужа.

А когда закончились тосты, песни, шухер и драка, начал помаленьку вступать в свои права суровый быт, которому, в отличие от нас с вами, романтичных и покладистых, никакого дела нет до любови или каких бы то ни было еще глупостей. Тайанне, хоть и провозглашала себя великой аскеткой, жить привыкла на широкую ногу и не мирясь с гоблинским бедламом, когда одна и та же тряпка тебе и простыня, и одеяло, и полотенце, а при нужде также носовой платок и туалетный лопух. Соглашаясь на рай в шалаше, она и в мыслях не держала, что основные семейные шалашиака родовое имение бывают менее чем на двенадцать комнат, четыре из которых отведены для прислуги. Хастред как мог старался соответствовать, но вся его оседлая жизнь проходила доселе в обветшалой мансарде, так что о постановке жития на широкую ногу он имел мало представления. Конечно, нужда научит калачи печь, но каким делом могут промышлять сразу двое грамотных, одна из которых к тому же любит привлекать к себе внимание, а второй, наоборот, всему на свете предпочтет пиво в темном полуподвальчике?...

Первым делом они перебрались из заштатной Копошилки на задворках мироздания в просвещенную часть Дримланда, в королевство Лульша, и открыли в стольном граде Паршиве музеум. Выставляли всякие диковинки, которых можно было в изобилии нагрести по старым рынкам и закромам того же генерала, щедро предоставленным на разграбление. Про половину штучек генерал сам не мог припомнить, откуда они взялись и какая у них предыстория, а применять к каждой заклинание идентификации, требующее истолченной в чашке вина жемчужины, оказалось финансово невыгодно и непрочная эльфийская печень быстро начала побаливать. Какое-то время Хастред успешно сочинял истории про каждый сломанный кинжал и след вполне заурядной лапы, выдавленный в пласте окаменевшей грязи, а Тайанне, хоть и костерила его за неуместный полет фантазии, но озвучивала эти его побасенки, водя по залам экскурсии. Но спустя недолгое время выяснилось, что людям музеум буквально побоку и коммерческого успеха он не приносит, а приносит наоборот сплошные убытки и расстройства — посещали его либо уж совсем экзальтированные дамочки, что с горящими глазами просили рассказать поподробнее про героев былых времен с уточнением интимных деталей, либо юные сосунки, норовящие стибрить экспонаты. Совсем тяжко стало, когда в городе открылась коллегия местной золотой молодежи с покупными дипломами, и в музеуме начали появляться эти самые, ну вы их знаете — с саркастично перекошенными лицами и святой уверенностью в том, что все вокруг плевка их не стоят, а в чем они хороши — объяснить не могут, ибо в косном вашем языке таких слов нет, а с их возвышенного это не переводится. Из приличных мест в городе были только вертеп, работающий лишь вечерами, ресторация, куда надменных не пускали, дабы не портили пищеварение солидным, особняк губернатора, известный пыточными подвалами и потому не ставший желанным местом визитов, да несчастный музеум, где было вполне можно встать посреди, тыкать пальцами и громко рассказывать, почему сия пуговица плод пропаганды и невежества, а вовсе не могла быть от парадного камзола исторической персоны. Раз и другой Хастред выходил потолковать и был неприятно поражен концентрации придури в отдельно взятой нерадивой тушке, а на третий толковать не стал, а взял по персонажу в каждую руку, вывел их на улицу и, разогнав, влупил в каменный забор с такой силой, что каменщики по сию пору спорят насчет количества задействованных мамонтов.

Как известно, непорочное зачатие — редкость, вот и у особей, с трудом отчекрыженных от забора, обнаружились папаши достаточно авторитетные, чтоб позволять своим отпрыскам быть никчемушами, ибо все что должно было быть захапано — захапано уже и без их сопливого участия. Так вот слово за слово, ряд инспекций от служб, о которых никто никогда доселе не слышал во всей Паршиве, и количество счетов со штрафами за всякое внезапное окончательно поставило точку на идее нести в массы просвещение.

Далее была Крага в Апчхии, где Хастред пытался преподавать начертательную магию в местном университете (эльфийку, как оказалось, в академических кругах знали и ей места предложить буквально-таки не посмели, потому что окладов на ее пейгрейд позволить себе не могли). Гоблин поначалу порадовался карьерному росту, ибо доселе бывал в учебном заведении только слушателем. Однако оказалось, что профессором быть — одна морока, топора с собой не носи, дырки на штанах неприемлемы, драться со студиозусами значит ронять лицо, а прочий преподавательский состав, опасливо косясь на семь пудов бойцовой мускулатуры, вместо драк взывал к здравомыслию и повзрослению. Тайанне, заскучав сидеть дома, открыла салон эльфийской красоты, где накручивала дамам волосы на свои огненные пальцы и позволяла им обмениваться своими дамскими бормотушками, что оказалось идеей свежей и актуальной — сидеть по кабакам здешним кумушкам не позволяло воспитание в духе патриархата. Попытки проповедовать феминизм клиентура воспринимала с вежливым мечтательным хихиканьем, избегая, впрочем, всяких попыток продвижения по азимуму.

Шли дела ни шатко ни валко, скромные доходы не покрывали неконтролируемых расходов, так что финансовый парашют таял, а наняться на подработку пивным дегустатором Тайанне мужу почему-то запрещала. Ничего плохого или хотя бы яркого так и не произошло за целых два года, жизнь волоклась, как кляча, скорбная грудной жабой, и Хастред все чаще ностальгически посматривал в сторону тоскливого местного заката, а Тайанне потихоньку утрачивала сосредоточенность и началаподжигать скудные волосенки своих посетительниц, когда уплывала мыслью из пыльного салона к неведомым эльфийским чаяниям. Сложно сказать, кто из них вспылил и сорвался первым, но уезжали быстро в ночь, не взяв лишнего, оставив и сонных студентов и неумолчно трещащих барынь.

Заснеженные просторы Инландии оказались для Тайанне слишком уж... заснеженными. Приехали туда, не подумав, на зиму, когда и земли не видать под пушистым белым ковром. За гроши выкупили уединенную избушку-коту, в которой, если верить старосте, принимавшему те гроши, уже немало народу затосковало до смерти — но кто ж в наши просвещенные времена верит старостам. Хастред, будучи безо всяких предрассудков и привычный хвататься хоть за что, вписался в бригаду местных лесорубов. И рубка деревьев, и немудрящая игра в снежки, и грубая бражка после рабочего дня — ничто не вошло в конфликт с его немудреной натурой. А вот жене его места и тут не нашлось, и даже каких-нибудь зашоренных инок на перевоспитание взять оказалось негде — дур нет по сугробам брести две-три лиги до чужой коты, чтоб тебе там завили локоны, все равно незаметные под тяжелой меховой шапкой. Тайанне запаслась бумагой и пыталась писать монографию, что всегда казалось ей делом достойным и притягательным; но оказалось, что для этого нужна то ли жопа потолще, чтоб подолгу безболезненно сидеть на лавке, то ли какие-то нездешние добавки в организм. В общем, вышла у нее целая коллекция прекрасных клякс на листах, а первая строчка, хоть и крутилась на языке всю прошлую жизнь, так написаться и не сумела. Хоть огневому магу и не грозит замерзнуть, но сковывающее ощущение белого безмолвия давило на эльфийку с чудовищной силой, а она, переведя его в привычный яд, отыгрывалась на Хастреде. Тот, будучи вопреки гоблинской необузданной природе, терпилой и подкаблучником — сносил, с опасением прислушиваясь к медленно, но неуклонно выбирающей боевой взвод внутренней пружине.

На дальнейшие вояжи средств уже не оставалось, отношения ощутимо накалились, но тут как по заказу нашелся Чумп и увлек собрата в увлекательный поход сквозь полугодичную ночь, анфиладу похороненных в толще льда залов и ряды восстающих со скрипом драугров. Много позже Хастред задумался, что не так уж он был нужен Чумпу в этом походе; там, где он спотыкался и поднимал воинственных стражей против себя, ущельник играючи прошел бы бесшумной тенью, заодно и делиться сокровищами бы не пришлось. Не так, к слову, и много ценностей закладывали несчастные древние в эти гробницы, чтобы в долю брать лишнего подельника. Но, сидя на покрошившемся от времени саркофаге и методично выправляя выщербленное о древний шлем лезвие топора, книжник впервые за долгое время поймал блаженное состояние безмятежности — и за это был старому другу чрезвычайно признателен.