Чада, домочадцы и исчадия

Глава 13

— К Кащею мне надобно, Булатик. Дорогу знаешь?

— А то! — тряхнул челкой буланый, нетерпеливо приплясывая на месте. — Держись, хозяйка — в один миг домчу!

В один миг не вышло: приземлился касатик мой Буланый посреди дремучего леса — страшного, как народные сказки до современной обработки. Голые древесные стволы, седые пряди лишайника-бородача… И, что особенно прекрасно, никаких признаков замка царя Кащея. Ну или терема, я-то у него в гостях не была и не знаю, что у него за недвижимость…

— Булатик, — я перегнулась через конскую шею и постаралась заглянуть в янтарный глаз. Правый, так оказалось удобнее. — Ты куда меня привез?

Подумала, и добавила:

— Волчья сыть, травяной мешок…

Не от злости, а так, порядку для: раз уж сказка — так сказка!

Булат обиженно всхрапнул, заоправдывался:

— Сейчас, сейчас, хозяйка!

Отступил назад несколько шагнул, копнул сурово землю, разбежался… И грянул оземь всеми четырьмя копытами буквально там же, где скакнул!

Я снова перевесилась вбок, чтобы заглянуть в конский глаз, на этот раз, для разнообразия, в левый, сообщила заинтересованному слушателю:

— В этом месте мне положено взять в белу руку плеточку шелкову да и бить коня по крутым ребрам!

Заинтересованный слушатель всхрапнул гневливо, сиганул с места без разбега… и на него же грохнулся — по земле вибрация пошла. Я, впрочем, в седле благополучно улетела, хотя, подозреваю, по всем законам физики, должна была бы вылететь. Да что там “по всем” — на всадника вроде меня и одной инерции хватило бы.

— Матушка Премудрая… — хмуро и задумчиво сообщил мне конь, придя в себя после очередной неудачи. — А ведь это сам Кащей бережется чего-то. Не пускает меня дальше преграда наведенная! Я с себя вины не снимаю: мне велено доставить было, а я не справился, подвел… Да только, не совладать мне с волей Кащеевой!

В солнечном сплетении неприятно похолодело: этого только еще и не хватало!

Мысли о возможных причинах такого поступка дядьки Кащея разбежались огненными ручьями, и каждый — больно жегся.

“Василиса жена его… бывшая”...

“Парням головы крутить она всегда была горазда”...

Та-а-ак… А вот теперь попасть к Кащею мне стало еще нужнее!

Я решительно соскочила с седла. Ощупала воздух перед собой:

— Где?

— Что — где?

— Преграда, говорю, где?

— Так ведь вот она!

— Так нету же ничего!

Булат показательно шагнул вперед, и сразу уткнулся во что-то, незримое глазу. Уперся словно бы в воздух, навалился грудью, скользя и перебирая копытами — без толку. Рассердился — да и встал на дыбы, с силой саданул подкованными копытами в воздух. Тот загудел, а не поддался.

Я же демонстративно провела рукой вперед рядом с его мордой, не встречая никакого сопротивления. Сделала вперед шаг, другой… выходит, преграда поставлена только для волшебного коня?

Ну, не думал же дядька Кащей в самом деле, что меня это остановит?

— Не ломись, Булатик — сам же сказал, что Кащеевой воли тебе не превозмочь…

— Так то с наскоку не превозмочь, — всхрапнул конь, продолжая ломиться, что тот бульдозер, в невидимую преграду, только трава с землей из-под ног в стороны летели. — А измором ежели…

— Ну-ну… Но, если так — тогда конечно! Только скажи-ка мне, друже, много ли еще пути нам осталось?

Булат отвлекся от своего землекопного труда, взгянул на меня. Взглянул хмуро — мысль мою он понял, и она ему явно не понравилось.

Но выбора нет: мне нужно попасть к Кащею. Если “Булат-экспресс” отпадает — своим ходом доберусь!

— Не так чтоб очень уж… ежели по прямой. Пешему — на полдня пути, мне — раз хвостом махнуть. Только, хозяйка, где ж его, тот прямой путь, сыскать? Не спеши, хозяюшка, не руби сплеча: одолею я клятую преграду, и домчу тебя — глазом моргнуть не успеешь!

Буланый говорил с напором, убедительно — очень уж ему не нравилась идея отпустить меня одну по Кащееву лесу бродить, не мое, чай, урочище, где никто не обидит. Чужое место, не моё.

Мне эта перспектива, впрочем, тоже не светом солнечным сияла — у меня Илья, ему помощь нужна скорей, не могу я полдня потерять!

…там, где любой местный колдун за полчаса на крыльях доберется.

Плохо только, что не расспросила никого — а ведь была возможность, была! Но мне ведь ни к чему самой конечностями махать, у меня же Булатик есть, да?

Злость на себя полыхнула, обожгла.

Я стиснула зубы.

Мне нужно к Кащею!

Мне нужно лететь, сейчас, немедленно!

Мне нужно…

Нужно…

Я вздрогнула всем телом.

Сила развернулась упруго, хлестнула изнутри, вывернула меня наизнанку — и я закричала.

Пронзительным, громким птичьим криком.

Побежала, взмахнула руками?.. крыльями?.. земля толкнулась под ногами… под лапами!

И небо скакнуло в лицо. Огромное, великое, бездонное небо чужого места звало меня, как родное.

И я взвилась в него стрелой.

Белой и крылатой, неудержимой стрелой.

К воротам Кащеева замка я подлетела стремительно. Хотела во двор — но побоялась. У меня у самой-то даже Булат, прописанный на подворье, через забор сигать не рискует. Надо думать, окрестные маги не дурнее Премудрых.

Ударилась оземь — и встала уже человеком. Очень обалдевшим человеком — в моем представлении, после таких номеров положено катиться кубарем до тех пор, пока не погасишь инерцию. Ан нет — встала, одежду нервно одернула и вошла в ворота.

Черный замок как черный замок, кстати — злоовещенько, суровенько. В местную архитектуру совершенно не вписывается, здесь все больше в ходу деревянное зодчество.

Хозяин встретил меня на пороге, и прежде чем он успел хоть слово сказать, я бросилась к нему:

— Дядька Кащей! Помоги!

— Чего стряслось, егоза?

И от вскинувшейся в этом взгляде тревоги, от того, как он разом окинула взглядом меня всю, будто сканируя — цела ли, в порядке ли? — у меня немного отлегло от сердца.

Василиса, конечно, раскрасавица и бывшая жена — но и предсмертное обещание в этом мире немало стоит.

И я, торопясь, но стараясь не сбиваться и не перескакивать, рассказала дядьке Кащею, чего именно у меня стряслось.

А Кащей, слушая меня, темнел лицом.

— Ох, и намудрила ты, Премудрая! Тебе Мирослава стража зачем дала? Затем, чтобы ты, едва оперившись, без защиты осталась? Ладно… Так и быть: помогу тебе отыскать Василису!

— Да ляд с ней, с Василисой! — взвыла я. — Вот уж не первая моя забота сейчас — ей ноги выдернуть!..

— Лучше руки.

— Лучше голову! — поддакнул из-за спины хозяина кто-то, кого я не заметила. — Говорил я тебе, друже, что баба твоя…

— Не вмешивайся, Горыныч, — осадил его Кащей. — Не до того сейчас!

Я взглянула на говорящего — невысокий мужичок, немолодой, полноватый и какой-то расхлябанный, выглядел антиподом сухощявого и упорядоченного Кащея.

Значит, Горыныч.

— Что получится — то и оторву. У меня и мысль есть, как ее найти…

— Так что ж за помощи тогда ты от меня просишь, чадо? — нахмурился Кащей.

— Помоги Илью спасти, дядька Кащей! Настасья сказала, Василиса так с проклятьем навертела, что сходу ей не разобрать, а ты-то знаешь её лучше, сам же учил!

Горыныч хмыкнул на эту просьбу, а Кащей взглянул на меня странно. Почти как Настасья, только на с разочарованием, а… уловить оттенок эмоций я не успела.

Ну не переспрашивать же, что он только что чувствовал, верно?

— Что ж… Попробовать не труд. Взгляну.

Кащей снова посмотрел на меня остро, пронзительно — а у меня осталось острое ощущение, что сказал он вовсе не то, что хотел сказать.

Но прежде чем я решилась спросить — что не так-то?! — дядька Кащей сменил и тон, и тему:

— А теперь скажи-ка мне, непутевая: ты чего это татя своего с подворья безнадзорно пускаешь?

— И-илью? — икнула я от удивления. — Так ведь я ж объяснила, дядька Кащей: разорвала я связь, признала договор исполненным! Как же мне за ним надзирать-то? И не тать он вовсе, Илья не тако…

— Да что мне твой Илья, бестолочь! — рявкнул он так, что я мигом вспомнила, что передо мной не только “дядька”, но и “Царь” Кащей. — Илья мне кобылу попортил?

Язык я прикусила быстрее, чем брякнула негодующее “Илья аккуратно верхом ездит!”, потому что до жирафика, наконец, дошло. Во-первых, кто такой “тать”, а во-вторых, откуда взялся магический антиБулатный барьер на границе земель Царя Кащея.

— Отвечай, коль спрашивают! — громыхнул добрый (но не прям сейчас) сосед.

Так, какой там был вопрос?

А!

А-а-а…

— Ну… я подумала… он же разу-у-мный! — глазки в пол, и жалостней, жалостней тянуть, и еще кроссовочкой по полу эть так, ковырнем.

Вот кто бы мог подумал, что и в этом мире из-за самовыгула домашнего питомца можно с соседями разругаться и вообще неприятностей огрести?! И до чего ж не вовремя...

— Прости, дядька Кащей! — я вскинула покаянную голову, глядя ему глаза в глаза, признала, — Виновата! Я мало на нем езжу, не настолько, чтобы он вырабатывался как следует, скучает конь богатырский у меня, мается, вот и отпустила погулять. Строго наказала, чтобы посевов не портил, полей не топтал, а об этом — и не подумала! Коль уж вышло так, что я за конем своим не доглядела, так давай, заберу жеребенка!

…только что я с ним делать буду, я же в свой мир вернусь, как только проблемы разгребу! Ладно, расстараюсь как-нибудь и пристрою Булатову дитятю в хорошие руки, доплачу, если понадобится, хоть деньгами, хоть колдовством!

За спиной Кащея гоготнул Горыныч:

— Ловка!

А сам он, кажется, рассвирепел не на шутку — аж ноздри затрепетали:

— Мало того, что за колобродом своим не уследила, так еще и жеребенка тебе?!

В этот раз голос Кащея громыхнул так, что у меня заложило уши.

Да и черт с ними, с ушами, хоть бы они и отвалились — он же сейчас Илья спасать откажется!

— Дядька Кащей! — я подбитой птицей метнулась на крыльцо, вцепилась в черный, покрытый шитьем рукав. — Дядька Кащей, прости! Прости-прости-прости! Ну, что мне сделать? Только помоги Илье!

— Тьфу, сущеглупая, — Кащей отодрал мой захват со своей руки.

Покачал головой, смерил меня взглядом, и как приговор подписал:

— Рано ты от себя няньку отпустила, ой, рано. И хворостиной уму-разуму поучить некому, что за незадача! Да погляжу я на твоего Илью, погляжу! Что смогу — сделаю, да только не обещаю ничего, я-то больше проклятья вязать умелец, а не снимать!

Аккуратно отодвинул меня в сторону, воздух вокруг него дрогнул, пошел маревом, и проворчав “Перемудрила, Мирослава, ой, перемудрила!” , Кащей рассыпался комариным роем.

Оставив меня стоять в полном изумлении.

Так, ну и что мне теперь делать?

— Здрава будь, лебедушка!

Я, до того ошалело глядевшая вслед Кащею (или Кащеям? Его же много?..), вздрогнула и оглянулась на голос.

Мужичок (и это Горыныч?!) улыбался мне широко, радостно — только что не облизывался.

— Какая я тебе лебедушка? — нахмурилась я.

И прикинула, чем, если что, буду отбиваться: Кащея-то нет, а что может стукнуть в голову его приятелю — поди, угадай.

И, с одной стороны, обидеть хозяйскую гостью — дурной тон и чревато последствиями. С другой стороны… кто его знает, насколько это Змея Горыныча сдержит? Фамильярничает, вон, так, будто ему на это разрешение с печатью выдали!