Чада, домочадцы и исчадия

Глава 8

По лестнице я спускалась с куда большим воодушевлением, чем поднималась по ней.

Комната, сени, крыльцо, стук топора, долетающий из-за избы, где Илья дисциплинированно колол дрова, и вот, наконец-то конюшня.

— Булат! Булатик… Ты ведь знаешь дорогу к Прекрасным и Искусницам?

— Знаю, вестимо! — янтарный глаз из-под черной густой челки блеснул любопытством. — В гости, нешто, собралась?

— Ага, в гости! — согласилась я. — Сейчас только…

“Оседлать-то я тебя сама не смогу!”, — добавила мысленно.

Гостемила Искрыча просить немного совестно — он же без всякой магии с этой здоровенной зверюгой как-то обходиться должен. Но ничего, у меня в хозяйстве целый богатырь есть!

Я решительно направилась на звук.

Чтобы вынырнуть из-за угла избы — и оторопело замереть.

Колоду, чтобы колоть дрова, Илья пристроил неподалеку от бани, и работал честно, без дураков — задний двор вокруг него был завален свежими дровами, нежно мерцающими свежими сколами, а вдали, под навесом ближе к забору, он уже начал укладывать поленницу.

Рубаху Илья то ли снял, чтобы не замарать, то ли попросту поленился надеть после того, как оборачивался псом и выходил на Кащея рычать.

Он брал очередную чурку, ставил на колоду — взмах, взмах, взмах… Поленья только успевали разлетаться.

Мышцы перекатывались под дубленой кожей, разогретые работой. Тяжелый топор-колун порхал бабочкой.

На какое-то время а забыла, зачем пришла.

И что куда-то ехать собиралась.

Так. Так, Лена, отмирай.

— И… Илья!

“Лучше б ты Гостемила Искрыча позвала” — намекнул мне самой этот комариный писк.

Я прочистила горло, чтобы повторить, но он и так услышал — доколол чурку, подхватил рубаху, ею же утерся (меня чуть не уронило в обморок прорисовавшимися рельефами спины), и только потом пошел ко мне, на ходу одеваясь.

— Звала ли, матушка?

“Шлеп!” — раздалось у меня в голове.

Это меня с небес на землю спустило.

Коня он заседлал быстро, уверенно и… красиво, что ли?

Скупые, экономные движения человека, знающего что делает.

Булат посматривал на него сквозь челку и вовсю куражился: то переступит не ко времени — да так, что копытом своим здоровенным, с тарелку, того и гляди наступит на мысок сапога, то крупом поведет, норовя притереть богатыря к стенке стойла… Илья справлялся, словно вовсе не замечая конских выходок. Но замечая — потому что ни разу обормоту его задеть не удалась.

Я поймала взгляд Булата, строго и недовольно посмотрела ему в глаза. Многозначительно, предупреждающе сощурилась. Он зафыркал, затряс головой — но дурить перестал.

Н-да. Транспорт мне достался беззлобный, но вредный. Спасибо хоть на меня, на хозяйку, не бузит.

— Готово.

Я завертела головой, прикидывая на что бы мне встать, чтобы достать до стремян… Илья вздохнул, и подхватив меня за талию, усадил в седло.

— С… спасибо! — поперхнулась я воздухом, и торопливо перекинув ногу через луку седла, принялась нашаривать стремена.

— Не на чем! — отрезал хмурый богатырь, и развернулся, чтобы уйти.

— Погоди! Как дрова нарубишь, баню истопи и сам первым парься.

— Это еще на что?

А сам насупился, глядит на меня с подозрением.

— На что-на что… вернусь, жрать тебя буду! На лопату, и в печь. Так что ты смотри, хорошо парься!

Придурок!

— Как скажешь, матушка, — согласился Илья.

И пока я решала, почудилась мне насмешка или нет, Булат деловито шагнул вперед, вынося меня из на свежий воздух — и мимоходом, будто бы случайно, притер богатыря к стене конюшни.

И, конечно, мне бы следовало одернуть нахала (копытного), но я вместо этого позлорадствовала, что оперативного простора, чтобы увильнуть, Илье на этот раз не хватило.

Нет, это, разумеется, хорошо, что он расчехляться начал — но чего сразу язвить-то, чего язвить?!

Возле ворот решила не рисковать и действовать проверенным способом:

— Гостемил Искрыч, открой мне, пожалуйста, ворота.

Створки медленно и беззвучно подались в стороны. Но вот чудилась, чудилась мне в их движении некая задумчивость — словно они не были уверены, а надо ли? Словно сомневались.

Как и я.

— Ну что? Куда в первую голову?

Конь подо мной чуть ли не приплясывал — но сдерживался, помнил, какая на нем умелая наездница.

— Давай для начала Прекрасным. И вот что… Ты скакни так, чтобы киломе… версту-другую не допрыгнуть. Сделаешь?

— Да отчего б не сделать, хозяйка? — удивился Булат. — Сделать-то сделаю… Да только зачем бы тебе?

— На лес её взглянуть хочу, — неохотно отозвалась я.

Неохотно — потому что сама не могла бы сказать, зачем мне это нужно и что я хочу там увидеть.

Но Булат ничего переспрашивать не стал — для него моё “надо” аргументом было исчерпывающим и в уточнениях не нуждалось.

Он знакомо переступил на месте, попятился назад — и я предусмотрительно вцепилась в луку седла, по опыту уже зная, что в поводьях, вот ведь подлость, совершенно не за что держаться!

А лес оказался темным, глухим ельником, с плотным слоем хвойного опада, с длинными бородами седого мха, свисавшими с ветвей.

Нет, не страшный и не зловещий — меня, по крайней мере, он не пугал. Просто дремучий, старый лес.

Что я ожидала увидеть, так и не поняла.

Булат неспешно брел по тропинке — то ли к Прекрасным за помощью бегали куда реже, чем к премудрым (ага, и продукты таскали не телегами, а на себе), то ли мы воспользовались каким-то из боковых, не слишком популярных маршрутов.

Так мы и двигались — Булат шел, я вертела головой, я наслаждалась видами, как настоящая иномирная туристка, а потом лес стал реже и мы вышли к урочищу.

Ограда вокруг Прекрасного урочища была ничуть не жиже, чем вокруг моего. То есть, Премудрого. Вот только вместо черепов, венчавших острия забора у Премудрых, здесь потемневшие от времени бревна были заплетены шиповником. Сейчас, в начале лета, он обильно, буйно цвел нежно-розовым.

На фоне мрачного частокола смотрелось дивно. Фантасмагорически смотрелось.

Длинные, усыпанные цветами плети, перекинутые даже поверх ворот — тоже тесовых, только иным узором сложенных — наводили почему-то не на мысли о красных и рыжих пузатых ягодах, столь эффективных в качестве мочегонного, а о шипах. Длинных, острых, склонных обламываться острыми кончиками и оставлять их под шкурой у неосторожных.

В ворота я стучалась со здоровой опаской.

— Ну здрава будь… соседка.

— И тебе поздорову, Прекрасная.

Прекрасная была прекрасна.

Красота её была осознанной, уверенной и великолепно обрамленной: драгоценные камни в серьгах и перстнях, богато вышитая одежда, жемчуга на шее — всё это не оттягивало на себя внимание, а лишь подчеркивало совершенство владелицы, создавая завершенный образ.

Черноволоса, белокожа, брови — да за такие брови куча девушек из нашего мира умрет!

И пусть фигуры толком не оценить — очень уж простой крой одежды тут в ходу — но не сомневаюсь, что всё у неё с фигурой отлично.

Голову держит горделиво, смотрит повелительно...

Занимаемому месту хозяйка Прекрасного урочища соответствовала на сто процентов.

Но я бы, пожалуй, рехнулась — в лесном доме так жить.

А еще мелькнуло в голове — вышивка-то у нее богатая, но за этот сарафанчик я бы в драку не полезла, а по Илюшиной рубашечке всё ещё страдаю и мечтаю отжать.

И хоть эта мысль, глупая — глупее некуда, меня нисколько ближе к соответствию высокому званию Премудрой не делала, я от нее взбодрилась и властную ауру Прекрасной переносить стало легче.

— Ну что ж.

Она смерила меня долгим взглядом, надменным — куда там монаршим особам моей дорогой современности. Изрекла:

— Заходи. Гостья дорогая.

И сразу всё ясно: мне здесь рады, меня здесь с нетерпением ждали.

С одной стороны, конечно, этот визит нужен мне, а не ей.

С другой… А когда, собственно, я ей мозоль оттоптать успела?

Изба отличалась от моей: много резьбы что снаружи, что изнутри, иные окна, да и лестница расположена в другом углу. Что логично, конечно — типового строительства тут еще не придумали.

Ну и понятное дело, убранство и утварь были совсем другими. Куда шикарнее.

...а стол уже сам собой заставлялся угощениями, и я была уверена, что стоит мне присмотреться — смогу увидеть суетящегося домового, но почему-то казалось, что это будет невежливым.

Она усадила меня по правую руку от себя, и началось медленное спускание шкуры с гостьи под видом приветливого чаепития — карту моего незнания местного этикета Прекрасная использовала по полной.

Сперва я только притворялась невозмутимой, злясь и не понимая, что я такого сделала этой стерве. А потом вдруг подумала: ну, какое мне, в сущности, дело, что за счеты у этой неприятной женщины ко мне или к Премудрым? Мне нужна от нее конкретная услуга, за которую я готова внести конкретную плату. Остальное — мимо.

И отпустило. Как будто рубильник внутри перекинулся в положение “Выкл.”.

— А вот говорят еще, что на восходе, за Белой речкой, в людских землях Коровья Смерть нынче гуляет, и ничего-то с ней поделать не могут… — ручьем журчала речь Прекрасной.

Я слушала сводку местных новостей, изливаемых на мою голову, не перебивая.

Рано или поздно она выдохнется.

А она как мысли прочитала.

Посмотрела на меня в упор — ну надо же, глаза какие зеленые, как бутылочное стекло, никогда таких не видела, и ресницы густые, длинные, чуть изогнутые на концах безо всякого ламинирования! — и оборвала себя на полуслове:

— Вижу, что дела тебе наши не больно интересны. Что ж, говори, зачем пожаловала.

Ну, наконец-то. Я думала, эта музыка будет вечной!

— Ты хочешь получить зеркало Премудрых — а я хочу вернуться в свой мир. Сможешь открыть мне дорогу домой — получишь зеркало платой.

Глаза её сверкнули, дрогнули ноздри изящного носа: я ее пробила.

Ну что ж, квиты. Один-один.

Но в руки Прекрасная себя взяла быстро.

Притворяться равнодушной не стала — поняла, что я всё увидела, но успокоилась все равно.

— Сама отчего не откроешь? — и зеленый взгляд впился в меня, словно желая просверлить мне в черепе дырочку, вползти туда и увидеть мои мысли.

Я и не подумала кривить душой. К чему?

— Не умею. И пока научусь… Быстрее заплатить тому, кто уже может, — я смотрела прямо, всеми силами давая понять, что скрывать мне нечего.

Прекрасная едва заметно подалась вперед всем телом, крылья точеного носа снова хищно дрогнули:

— Где оно?

— Что? — я не поверила своим ушам.

Нет, она что, это сейчас серьезно?

Она меня что, совсем за полную дуру держит?

Так у меня для нее новости: я не только про интерес Премудрых к моему имуществу знаю, а и про существование нерушимых магических договоров!

— Зеркало. Оно с тобой? — Премудрая то ли не поняла, о чем я, то ли сделала вид.

— Я предпочитаю без твердых договоренностей не выносить столь ценные вещи из защищенного хранилища.

Я аккуртано подбирала слова и следила за интонацией, чтобы в ней не вылезало мое изумление от такого подхода к делу.

И чего это я не взяла свой шанс на скорое возвращение домой к куда более сильной и опытной ведьме, не имея мало-мальских гарантий?