Тот, кто не читал Сэлинджера: Новеллы

1. «Одинаковы ваши приметы…»

Сестры тяжесть и нежность,

одинаковы ваши приметы… Осип Мандельштам

…В тот вечер, оторвавшись от компьютера, он почувствовал, как его неудержимо тянет в сон.

— Я, пожалуй, прилягу, ладно? — сказал он ей, зевнув.

— A-а, зеваешь… — улыбнулась она, махнув рукой, — иди-иди, мне надо еще на кухне повозиться…

Он лег, укрывшись широким красным одеялом, почитал, затем отложил книжку и провалился в глубокий сон.

Следующий день был выходным, потому и сон оказался легким, искристым, наполненным необыкновенной нежностью, запахами цветущего луга и даже какой-то незапомнившейся музыкой, от которой сердце замирало в предчувствии чуда.

…Когда он проснулся, часы показывали десять утра. Шел крупный дождь, тяжелые тучи закрывали небо, да еще и ветер ухитрялся завывать, как нашкодивший брошенный пес.

Как ни странно, ее не оказалось рядом; и одновременно с этим он понял, взглянув на постель, что она даже и не ложилась.

Он встал, умылся, насухо вытерся банным полотенцем и пошел в гостиную. Она лежала на диване, укрывшись коричневым клетчатым пледом. Он примостился рядом и осторожно и ласково тронул ее за плечо:

— Просыпайся, соня, уже десять часов утра. Котенок, вставай…

Она вздрогнула от прикосновения, как будто ее ударил электрический ток:

— Не трогай меня, убери от меня руки!

— Что случилось? — ошарашенно спросил он.

— Ты прекрасно знаешь-«что», и нечего притворяться! — крикнула она в бешенстве. — Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать!

— Подожди-подожди, — пробормотал он, — но вчера еще все было хорошо, вчера…

Она посмотрела на него и усмехнулась:

— Вчера? Это кончилось давным-давно!

Он промолчал.

Скорее всего, она была права: все это, в самом деле, давно кончилось. Но он делал вид, что все еще продолжается, и ей нужно было делать вид, что все продолжается, — потому что это было необходимо ей самой; она цеплялась за него, как за соломинку, и он был соломинкой, которая вытаскивала ее из одиночества и тоски. При этом она ревновала его, как сумасшедшая, ревновала даже к своей подруге — пухлой и неуклюжей, похожей на заводного мишку. Ревновала только за то, что он как-то написал этой «мишке» письмо по Интернету, выясняя какой-то деловой вопрос. Она случайно узнала о переписке и закатила ему истерику, обвиняя в предательстве. Он попытался ее успокоить, объяснял, что у него и в мыслях ничего такого не было. Но она была непреклонна, она выносила приговор, она вещала наподобие пифии:

— Я бесконечно признательна тебе за важные уроки, которые ты мне вновь преподал: не верь, не расслабляйся и не давай другим втягивать тебя в свои игры! Спасибо тебе. И, пожалуйста, не забывай, что когда что-то делаешь втихую, это все равно выплывает наружу. Я сама виновата-опять купилась на твои красивые слова. Кстати, это еще один из ценных уроков, преподанных тобой, — не обращать внимания на красивые слова… Так что как ни крути-я тебе за все благодарна.

Только вот в навязываемые тобой игры я больше играть не хочу. И не буду. Наигралась уже. Хватит с меня.

Все необходимые телефонные звонки ты сделаешь в паре с моей подругой, которой ты все равно звонишь и пишешь регулярно и с которой обсуждаешь те же самые вопросы, что и со мной. Меня только одно удивляет — почему я должна о деловой части вашего интенсивного общения узнавать не от тебя?! Если это только деловые переговоры — то, во-первых, зачем это держать в тайне от меня, а во-вторых, зачем их вести с ней? Если же вас связывает романтическая переписка и телефонные разговоры — то мне здесь тем более делать нечего… Как-то не хочется быть третьей… А вообще-то, даже и не третьей, а пятой, десятой и так далее — сам поставь порядковый номер, тебе виднее, милый…

Могу вам только пожелать удачи. Меня, пожалуйста, в свои умные комбинации больше не включай. Договорились?!

…Как было сладостно примирение, сколь одинаковы приметы любви и ненависти!

Но, может быть, именно с этого все и началось? может быть, эта череда ссор и примирений и привела к разрыву?

Одно он знал точно: ему становилось с ней все тяжелее и тяжелее, ее придирки становились порой невыносимыми, и спасало только расстояние, хотя и расстояние уже не очень спасало. И весь этот ком, склепанный из страстей, обид, ссор, примирений, и докатился, наконец, до их последней встречи, когда она ненавидящим, чуть хриплым голосом объявила, что между ними все кончено и пора прекратить ломать эту нелепую комедь.

По странной прихоти обстоятельств ему пришлось провести в ее квартире еще три дня; все три дня они не разговаривали, ночевали в разных комнатах, и все эти три дня показались ему самой тяжелой пыткой.