Когда тело говорит НЕТ: цена скрытого стресса

Брат также рассказал подробности их родословной, которые еще раз продемонстрировали, что страдания передаются на протяжении многих поколений. Кейтлин и ее брат были потрясены, узнав правду о том, что произошло с их дедушкой. Дядя, который пришел на похороны бабушки Кейтлин, рассказал им, что дедушка не умер, когда мать Кейтлин была ребенком, как им рассказывали; на самом деле он бросил свою жену, а потом развелся с ней.

Всю жизнь Кейтлин и ее брату говорили, что их дедушка неожиданно скончался: «Когда мы спрашивали маму о том, что произошло с ее отцом, она всегда отвечала: „Он умер от сердечного приступа, когда мне было семь“. Бабушка рассказывала нам то же самое. Мы очень расстроились, ведь мы любили и очень уважали бабушку. Если бы мы раньше узнали правду, это многое бы изменило для нас, в том числе в наших с ней отношениях. Но прошлого не воротишь. В нашей семье не принято обсуждать непростые проблемы, мы держим их в себе».

Подобная ложь, даже сказанная из добрых побуждений, никогда не защищает ребенка от боли. Какая-то часть нас понимает, когда нам лгут, даже если мы этого не осознаём. Ложь возводит преграду между людьми, порождает тревогу, связанную с отчуждением и неприятием. Она могла только укрепить мнение Кейтлин о том, что она нежеланный ребенок, которое у нее сложилось из-за жестокости отца и эмоциональной отстраненности матери.

Примерно за год до того, как Кейтлин заболела склеродермией, она подверглась серьезному неприятию со стороны семьи — ее отстранили от семейного бизнеса. «На тот момент это казалось вполне разумным, — говорит ее брат. — Сестра никогда не занималась расчетами». Кейтлин глубоко ранило такое отчуждение. Она ни с кем не обсуждала эту проблему, кроме брата, — незадолго до своей смерти. И продолжала настаивать, чтобы брат наладил отношения с семьей. «Она считала своей обязанностью, своим долгом поступать правильно. Единственное, что могла сделать Кейтлин, — попытаться исправить ситуацию».

Кейтлин была отведена определенная роль в семейной системе — роль, которая передалась ей по наследству от череды предыдущих поколений семьи. Ее родная мать с детства была лишена чуткой родительской заботы, поэтому мы можем предположить, что проблемы семьи начались задолго до того, как дедушка бросил свою жену и детей. С такой же уверенностью можно сказать, что модель строгого воспитания детей отца Кейтлин стала результатом его собственного неспокойного детства. Сочетание множества неудовлетворенных эмоциональных потребностей родителей Кейтлин привело к тому, что она отчаянно пыталась понравиться окружающим, а также подготовило для нее роль человека доброго, нежного и безропотного, который никогда не злится и не отстаивает свою позицию. Таким образом, адаптивные реакции ребенка в ответ на требования, если они повторяются достаточно часто, становятся чертами характера.

Кейтлин успешно играла назначенную ей роль, но ценой собственного здоровья. Ценой стала жизнь, наполненная стрессом. Ее роль и жизнь закончились стремительно прогрессирующим смертельным аутоиммунным заболеванием, которое стало развиваться спустя год после глубокого неприятия, которое она испытала. Она больше не находила в себе сил справляться с этим.

Ганс Селье, основоположник концепции стресса, разработал такое понятие, как адаптационный синдром. «В нашем организме как будто есть скрытые резервные способности к адаптации, или адаптационному синдрому… Только когда все наши резервы к адаптации исчерпаны, наступает необратимое общее истощение организма и смерть»7. Старение, разумеется, является естественным процессом, во время которого истощаются резервы адаптационной энергии. Но физиологический стресс также способствует старению, есть даже выражение «состариться за одну ночь». На протяжении всей жизни Кейтлин направляла большую часть адаптационной энергии не на заботу о себе, а на заботу о других людях. Ее роль была определена динамикой семейных отношений в детстве. К тому времени, когда ее поразила болезнь, у нее закончилась энергия.

Ключевым понятием для понимания стресса, здоровья и болезней является концепция адаптивности. Адаптивность — это способность реагировать на внешние раздражители не ригидно, а гибко и творчески, без чрезмерного волнения и подавления чувств. Неадаптивные люди могут благополучно жить, пока их ничто не беспокоит, но, столкнувшись с утратой или другими трудностями, они будут реагировать на это с различной степенью разочарования и беспомощности. Они начинают винить себя или окружающих. Адаптивность человека во многом зависит от степени дифференциации и адаптивности предыдущих поколений его семьи, а также от того, какие внешние раздражители влияют на его семью. Например, период Великой депрессии был тяжелым временем для миллионов людей. Опыт предыдущих поколений отдельных семей позволил некоторым из них адаптироваться и преодолеть трудности, в то время как другие семьи, столкнувшись с такими же финансовыми проблемами, были психологически опустошены.

«Люди и семьи с высокой адаптивностью в среднем имеют меньше физических заболеваний, а если они появляются, то, как правило, протекают в легкой или умеренной форме», — пишет доктор Майкл Керр.

Таким образом, одной из важных переменных в развитии физического заболевания является степень адаптивности человека а поскольку степень адаптивности определяется психологическим развитием множества поколений, то как физическое, так и психологическое заболевание является внешним признаком взаимоотношений, которые выходят за рамки личности отдельно взятого «больного». Другими словами, физическое заболевание является расстройством эмоциональной системы семьи [которая включает в себя] настоящее и прошлые поколения8.

Дети, которые становятся опекунами родителей, готовятся к тому, чтобы подавлять свои чувства на протяжении всей жизни. А роли, которые присваиваются детям, связаны с неудовлетворенными потребностями родителей — и так происходит на протяжении множества поколений. «Дети оказываются под угрозой не только из-за физического насилия», — отмечают ученые из Университета Макгилла9. Неправильный симбиоз родителя и ребенка — причина множества патологий.

Привычные адаптивные реакции ребенка в системе семейных отношений порождают особенности, которые со временем отождествляются с его «характером». Мы уже говорили о том, что болезнь вызывает стресс, а не характер человека. Если мы и можем сказать о предрасположенной к болезням личности, то только в том смысле, что определенные личностные особенности, в частности подавление гнева, повышают уровень стресса. Теперь мы видим, что такие понятия, как «ревматоидная личность» или «раковая личность», вводят в заблуждение по еще одной причине: они предполагают, что индивид является независимым организмом, не учитывая, что он сформирован семейной системой множества поколений. Доктор Керр полагает, что гораздо полезнее думать, скажем, о положении рака, чем о характере, предрасполагающем к онкологии. «Концепция „раковой личности“, хотя и имеет определенную достоверность, основана на индивидуальной теории функционирования человека. Концепция положения рака основана на системной теории функционирования человека. В семейной системе функционирование каждого человека регулируется поведением всех остальных родственников»10.

Если отдельные индивиды являются частью семейной системы, которая включает в себя несколько поколений, то семьи и отдельные личности также являются частью гораздо большего: культуры и общества, в которых они живут. Жизнедеятельность человека так же неотделима от крупного социального контекста, как жизнедеятельность пчелы в улье. Поэтому недостаточно рассматривать семейную систему как определяющую здоровье членов семьи без учета социальных, экономических и культурных факторов, формирующих семейную жизнь.

Онкология и различные аутоиммунные заболевания — это, по большому счету, болезни цивилизации. Несмотря на то что индустриальное общество, работающее по принципу капитализма, решило многие проблемы для многих его представителей — обеспечило их жильем, продовольствием и санитарно-техническими средствами, — оно также создало множество новых поводов для стресса даже для тех, у кого удовлетворены базовые потребности. Мы стали воспринимать эти стрессы как должное, как неизбежные последствия человеческой жизни, будто человеческая жизнь существует в какой-то абстрактной форме, не связанной с людьми, которые ее проживают. Если мы посмотрим на людей, которые лишь недавно приобщились к благам городской цивилизации, то сможем более отчетливо увидеть, какие скрытые издержки с точки зрения физиологического баланса таят за собой преимущества «прогресса», не говоря уже об удовлетворении эмоциональных и духовных потребностей. Ганс Селье писал: «Как оказалось, у зулусов стресс от урбанизации увеличил количество случаев гипертонии, которая повышает риск развития сердечных заболеваний. После расселения в Кувейте бедуинов и других жителей арабского мира, ведущих кочевой образ жизни, у них отмечались случаи язвенного колита, что предположительно стало следствием урбанизации»11.

Главным последствием нынешних тенденций, касающихся семьи в условиях сложившейся социально-экономической системы, которая стремительно развивается за счет современного стремления к «глобализации», является то, что происходит разрушение семейных связей и разрыв взаимоотношений, которые давали людям ощущение смысла жизни и принадлежности к семье и социальной группе. За всю историю человечества дети не проводили так мало времени в окружении заботливых родителей. На смену взаимосвязям, которые раньше формировались в многодетной семье, деревне, общине, пришли такие учреждения, как детский сад и школа, где дети в большей степени ориентируются на своих сверстников, а не на заслуживающих доверия родителей или опекунов. Даже нуклеарная семья, которая считается главной ячейкой общества, испытывает огромное давление. Сегодня во многих семьях оба родителя вынуждены работать, чтобы обеспечить базовые потребности, на что несколько десятилетий назад хватало зарплаты одного человека. «Отлучение младенцев от матерей и другие формы переселения, которые оставляют мало возможностей для межличностного контакта, — это очень распространенные формы сенсорной депривации; они могут стать главными факторами развития заболевания», — прозорливо писал Ганс Селье.

В книге «Вторники с Морри» Митч Элбом сообщает, что Морри Шварц, умирающий от БАС профессор, у которого он когда-то учился, «хотел доказать, что слово „умирающий“ не значит „бесполезный“». Сразу возникает вопрос, почему у человека возникает потребность доказывать это. Не бывает «бесполезных» людей, будь то беззащитный младенец, беспомощный больной или умирающий взрослый. Надо не доказывать, что умирающие люди могут приносить пользу, а опровергнуть надуманное представление, согласно которому люди должны приносить пользу, чтобы их ценили. В раннем возрасте Морри узнал, что его «ценность» зависит от его способности удовлетворять потребности других людей. Эта идея, которую многие усваивают уже в детстве, в значительной степени подкрепляется сложившимися в нашем обществе этическими нормами. Слишком часто людям внушают, что их ценность определяется только практическим вкладом, который они вносят, и поэтому их списывают как расходный материал, если они теряют свою экономическую ценность.