Полудержавный властелин

Зато князей у меня в монастыре — море разливанное.

Мало нам своих властелинов двух сел и трех деревенек, так еще и Шемяка своих шлет и шлет, уже два раза рындецкую школы расширяли. Вон, взять младший класс: пара Вяземских, сын Брюхатого Данилка Пенко, Ванька Пестрый-Палецкий, остальные сплошь Мосальские, Пацы, Олельковичи, Несвицкие… Я когда списки первый раз смотрел — глаза так на лоб вылезли, что шапку сдвинули. Фамилии-то все знакомые, польская аристократия — Ванька Острожский, Сенька Чарторыйский, Петька Ходкевич, Огинские, Заславские, дети полоцкого боярина Сапеги…

Так что зря я насчет войны ною, выучим ребятишек, нахватаются они московского духа, и все роды эти за Россию встанут, а не за Литву с Польшей. Ну и еще одна циничная тактическая выгода — пока наследники здесь, отцы не вильнут и не перекинутся.

— На молитву! — зычно скомандовал Стрига.

Старший класс рындецкой школы встал, громыхнув лавками и забубнил следом за Феофаном:

— Премудрости Наставниче и смыслу Давче, немудрым Наказателю и нищим Защитителю, утверди и вразуми сердце мое, Владыко. Ты даждь ми слово, Иже Отчее единородное Слово; се бо устнама моима не возбраню, еже звати Тебе…

У нас нынче своего рода преддипломная практика, старшие рынды едут со мной во Владимир, а по возвращении будут разверстаны по разрядам и наместничествам. Пока их Феофан наставлял на дорожку, я потихоньку пытался отчистить заляпаный известковым раствором кафтан — все-таки не уберегся. Хотя в дороге все равно грязью забрызгает, осень да слякоть.

От Спас-Андроника на Щелкову, где нас ждали учаны и насады, пошли не обычным путем, по Устретенской улице, через Олексеево село да Яузское Мытище, а правее, по Стромынской и Хомутовской дорогам.

Шли весело, на грунях, легкой рысью. За Черкизовым, владением покойного Старко, открылись нам селитряные бурты и влекомые туда не телегах вереницы дурнопахнущих бочек. Золотари охочие, кто справлял службу за жалование, покрикивали на золотарей по прибору, попавших в штрафники за различные провинности. Иной на неделю, а иной и по полгода катался с конных дворов, с выгребных ям за боярскими подворьями, за Корандовой корчмой и прочими источниками ценного вторичного продукта. Золотарную повинность несли все государевы города, а тем, кто закладывал бурты помимо общего урока, еще и бонусы доставались. Худо-бедно проблему с порохом решили, а там, глядишь, найдем еще где взять.

Оглянулся на колонну — рынды носы сморщили, кое-кто новомодными шейными платками морду завязал, чтобы не так несло. Басенок так вообще подъехал:

— Княже, может, нам вправо взять, полем пойти? Мочи же нет…

— Полем? Там же смерды работают, урожай им потоптать хочешь?

Федька только плечами пожал, а я малость озверел:

— Любишь кататься, люби и саночки возить!

— Какие саночки? Тут бочки только…

— А вот скажи мне, вот вы все на Шемяку смотрите… Спору нет, воевода знатный, ратные его любят, пушки да гуфницы у него.

Басенок аж зажмурился, представив, сколько у Димы артиллерии.

— Любишь из пушек палить?

— А как же, — расцвел Федька.

Послал же бог артиллериста, хлебом не корми, дай куда ядро запулить. Хотя жаловаться грех, хороший специалист будет.

— Так порох для пушек откуда берется?

— В зелейных избах на Яузе толкут, как раз мимо презжали, как с Андроника выехали.

— Из чего? — окинул я взглядом рынд, подобравшихся поближе к нашему разговору.

— Из угля древесного, серы и ямчуги.

— А ямчугу откуда берут? Вот из этих вонючих бочек! Поэтому неча носы воротить, жизнь господним соизволением так устроена, что коли бог чего дает, то обязательно и стребует. Где деньгами, где постом да молитвой, а где и смирением. Вот как сейчас — смрад претерпеть и крестьянам не мешать. А те, кто только брать хотят, гордыню свою тешат и потому низвергнуты будут.

Долго ли, коротко ли, довела нас к вечеру дорожка до Щелковы, до самого того места, где Юрий Дмитрич раскатал московское ополчение в блин. Сколько же лет прошло? Десять? Как время летит… Дале пошли Клязьмой, до льда еще время есть. Речка хоть и полноводная по осени, но тихая, даже вниз грести надо, вот мы и менялись на веслах, да в промежутках вспоминали учение.

Басенок, помимо пушек, гораздо способен к воинскому делу вообще, причем в части логистики — где склады удобнее устроить, откуда и как припас подвозить, как верно войска разверстать. Вот чую, первейший воевода вырастет, если князья не затопчут. Как Федька Палецкий приходил в школу про свой опыт рассказывать — не было у него лучше слушателей, чем Басенок да Палецкий-младший, тот всем уши прожужал: «Батя мой!», гордился. Да и остальные тоже больше военными науками интересовались, куда деваться, феодалы, воинское сословие. Хотя вон Стрига с удовольствием в Судебнике копался, с номикосами законы обсуждал, выспрашивал у дьяков, как Дума заседает, каков порядок. Глядишь, в канцлеры угораздит.

Семка Сабуров по прозвищу Пешок — лучший в школе травник, медицинские трактаты штудировал. Семка Ряполовский, Васька Китай-Новосильцев, Ванька Ощера… Толковые ребята, лишь бы не местничали, а дело делали.

На второй день, когда прошли устье Большой Дубны, Стрига удивил меня вопросом:

— Княже, вот ты говорил, что каждый смерд должен иметь курицу на столе в воскресенье и что это главная задача твоя. А не в том ли главная задача князя, чтобы врагов сокрушать и порядок блюсти?

Молодец, хороший вопрос.

— Чтобы врагов сокрушать, что нужно?

— Войско… — подсели свободные от гребли рынды.

— Правильно. А для войска — корма, одежды, справа, оружие, да те же пушки с порохом и много чего еще.

— На то казна есть.

— А казна с чего полнится? Казну людишки наполняют, и тем больше, чем они богаче. Оттого я и торговцев привечаю, и промыслы ставлю, и подати не задираю — все сторицей окупится.

— Так если подати малые, разбалуются.

— Если подати малые, то все сыты и здоровы будут. И взрослые, и детей больше вырастет, и больше запашут, и больше соберут.

Эх, жаль нет тут Образца, он бы рассказал про разный выход в двух соседних вотчинах…

— А как же самому снарядиться, да послужильцев вооружить, коли подати малы?

— Совсем малыми их тоже делать не след, но и жадничать негоже. Опять же, есть вещи напоказ, а есть на будущее.

— А-а-а, — радостно выдохнул Басенок, — потому ты, княже, богатых одежд не носишь?

— Верно. Я лучше лишний рубль в дело вложу. Спроси при случае у Ховрина, он скажет, что чем больше вложишь, тем больше получишь.

— Скудна у нас земля…

— А разум тебе бог зачем дал? Промыслы ставить, залежи искать, зарабатывать! С одного заводца порой больше воьмешь, чем с великой вотчины.

— Сложно это, я уж лучше как от отцов-дедов завещано, чай, не оставит Господь своими милостями…

— На бога надейся, да сам не плошай. Отцы и деды это хорошо, но и своим умом жить надо. Вот коли божьим попущением неурожай, что делать будешь?

Собственно, все это путешествие ради моих наставлений и задумано было. Пять дней водой до Владимира, пять дней верхами до Москвы вместе, бок о бок, из одного котла кашу хлебали — такое надолго запомнится. Вот я и вдалбливал который раз про пермскую медь, про устюжское железо, про Казанский двор, что встал в Замоскворечье, за Кадашами по Большой Ордынской дороге, про свозимую туда и в Нижний Новгород шерсть, про сукновальни и прочая, прочая, прочая… Даже если из десяти двое проникнутся — уже хорошо. Сегодня мы шерсть скупаем, завтра сукном торгуем. Логистика у нас, правда, трудновата, рано или поздно придется Ганзу с Балтики вышибать. Ну да ничего — вот эти ребята силы наберут и прорубят окошко в Европу, пусть там малость сквознячком протянет.

К выпускному вечеру, то бишь торжественному молебну в Спас-Андрониковском монастыре, вокруг которого уже заметно подросли стены, мы получили просто роскошный подарок. Да такой, что заслышав о нем, прибыл не только архимандрит Феофан, но и митрополит Николай. Пришлось идти к руке — так-то мы друг друга как облупленных знаем и когда другие не видят общаемся без лишних церемоний, но тут вынь да положь, официальное массовое мероприятие.

Приложился, отметив, что кожа у старого товарища и учителя суховата стала и пахнет земляничным мылом. Следом за мной по ранжиру руку целовал Феофан, за ним прочие клирики, а уж мирян владыко благословил скопом — перекрестил, лишь бы побыстрее до подарка добраться.

До первых печатных Часословов, привезенных Голтяем.

Он когда их вынул из короба, чуть было не сорвал всю процедуру — допущенные кинулись листать и сличать первую полусотню печатных книг и впали в детский восторг от полного совпадения. Что архиереи, что рынды шелестели страницами, возносил хвалы господу…

Митрополит в зеленом торжественном облачении, с золоченой панагией на груди даже отставил резной из моржовой кости посох и тоже перебирал один Часослов за другим.

— Порадовал, сыне, — наконец обратил он свой взгляд на сияющего первопечатника. — Что дальше тиснешь?

— Благослови на Требник, авва, — склонился Голтяй.

Планы, на самом деле, наполеоновские — нужно снабдить все приходы богослужебными книгами, это не на один год работы, так что если я хочу и светские книги получить, надо будет голтяеву монополию разрушать и ставить еще типографии.

Угомонились, построились в соборе и началось.

— Яко премудрый царь Соломон…

Как не старался я убедить Феофана, что надо бы покороче, наш космиторас (то есть ректор) задвинул проповедь на полчаса.

Ну да ничего, потерпим. Все равно еще ребят разверстывать на службу — кого в новые разряды, кого наместникам в помощь, пусть пока опыта наберутся.

А уж потом и страну им передадим.