Мне бы в небо

Глава 26

Вот так за пару мгновений нас поставили в безысходное положение. Мы просто стояли и не знали, что нам делать. Первым в себя пришёл сержант, оказавшись возле двери, он закрыл её, отрезая нас от грохота мотора и свиста ветра.

— Что будем делать? — спросил сержант. — Мы остались в самолёте без пилота и парашютов. Времени на раздумья у нас нет.

Ситуация вырисовывалась очень страшная. Пять человек остались в летящем самолёте без пилота, и возможности выпрыгнуть из него.

Подобные методы проверки были слишком жёсткими, но я прекрасно понимал, что это очередной этап нашей подготовки. Этап, на котором отсеется очень много человек. Наверняка сержант, приставленный к нам вместе с инструктором, был опытным пилотом и именно ему предстоит благополучно доставить нас на землю. Вот только так сразу он не хотел выдавать себя и наблюдал за нашими действиями. Да и наверняка это был не сержант, а опытный офицер, который повидал за свою жизнь немало желторотых новичков вроде нас. Сразу становится понятным, почему все эти сержанты показались мне странными и их поведение неестественным.

Первым нервы не выдержали у Сизова, он начал носиться по самолёту и искать парашюты, причитая, что так просто не может быть. У парня началась истерика. Хотя я его прекрасно понимал и даже не думал осуждать. А вот остальные держались на удивление отлично.

Время быстро утекало и нужно было что-то предпринимать. Сержант молчал, а ребята с надеждой смотрели на меня. Делать нечего, придётся брать всё в свои руки.

— Какое-то время я занимался в ДОСААФЕ, летал с инструктором на дельфине. Поэтому могу попробовать взять управление на себя. Мягкой посадки не обещаю, но разбиться мы точно не разобьёмся. — заговорил я и увидел облегчение на лицах ребят. А вот Сержант выглядел довольно удивлённым. Он явно не ожидал, что среди нас найдётся кто-нибудь решивший взять управление самолётом на себя.

За гулом мотора практически ничего не было слышно и мне приходилось кричать.

Сержант первым согласился с моим предложением сказав, что тоже немного занимался в ДОСААФе и в случае чего может подсказать, что мне делать. Этим он сразу выдал себя. И похоже, что парень из второй группы наших соперников также догадался, что сержант не просто так был приставлен к нам. А вот Рябов и тем более Сизов так и не поняли этого.

Но Рябов не поддался панике, хотя было видно насколько сильно ему страшно. Впрочем, страшно было каждому из нас. Даже меня знающего о том, что смогу посадить самолёт и что рядом имеется ещё один опытный пилот, немного потряхивало от нервов. Чем-то это было похоже на прыжок с парашютом. Вроде и знаю, что делать и уверен в благополучном исходе, а вот всё равно нервничаю.

Но всё кардинально изменилось, когда я оказался в кресле пилота. Сержант сел на место второго пилота, тут же взявшись за штурвал и выровняв самолёт. Я же глубоко вздохнул и начал вспоминать управление Аннушкой. Благо это невозможно забыть. Руки сами потянулись к нужным приборам, и уже через пару минут я начал разворачивать наш самолёт для захода на посадку. А сержант полностью руководил моими действиями, показав себя опытным лётным инструктором. Также он взял на себя общение с диспетчерской вышкой, сказав, что наш самолёт в надёжных руках.

Садиться мы решили за территорией базы, там имелось достаточно много расчищенных от деревьев прогалин, на которых можно было легко посадить Ан-2. Здесь уже всю работу работы на себя взял сержант, не решившийся доверить мне посадку. Хотя я и знал, что смогу успешно посадить самолёт, но спорить не стал. Всё же я, итак, продемонстрировал умения совершенно неприсущие семнадцатилетнему парню. Да и руководство базы легко сможет проверить правдивость моих слов насчёт ДОСААФа. Ну ладно, если возникнут вопросы, что-нибудь придумаю.

К тому же у меня уже имелись мысли на этот счёт. Скажу, что летал с тем же дядь Колей. В совхозе помимо вертолёта имелся ещё и Ан-2. Скажу, что летал на нём вместе с дядь Колей и запомнил, что нужно делать.

После того как самолёт сел, к нам тут же подбежала бригада медиков, которые увели с собой Сизова. У парня случилась истерика, с которой он не мог справиться. Он с трудом дышал и находился в предобморочном состоянии.

— Молодец. Стальные нервы. — хлопнул меня по плечу сержант. — Конечно, ошибок допустил не мало, но ты ещё даже не курсант. Мы и не могли предположить, что среди кандидатов найдутся ребята, способные взять на себя управление. Необходимо было проверить вашу психологическую устойчивость вот в такой, казалось бы, безвыходной ситуации.

— А вы лётный инструктор? — спросил я у сержанта.

— Вполне возможно, что буду преподавать у вас пилотирование Аннушкой. — подтвердил мои слова сержант. — Это испытание вы прошли. Но расслабляться ещё слишком рано. Уж не знаю, что ещё для вас подготовило начальство, но столь жёсткого отбора на моей памяти не было ещё ни разу. Будь на вашем месте матерые спецы, и они бы навалили в штаны со страху.

Пока мы разговаривали с сержантом, прибыла группа эвакуации. Нас всех посадили в машину и повезли на базу, приказав находиться в казарме. Там нас ждали сухпайки и мы тут же принялись за еду. После подобных испытаний, да ещё и на голодный желудок есть хотелось неимоверно сильно. А ещё начался отходняк и меня трясло, как после того случая, когда я едва не придушил Ваньку.

Вскоре прибыли ещё три группы. Ребята были в шоке и всё никак не могли отойти от случившегося. Но я оказался не один, кто решился сесть за штурвал брошенного самолёта. В нашей группе нашлось ещё трое таких ребят, одним из которых стал Валера. Вот он реально занимался в ДОСААФе и ни у кого не возникнет вопросов по поводу его умения пилотировать.

Зато в остальных группах с этим делом были большие проблемы и через какое-то время всё на себя брал приставленный к ним сержант.

Помимо Сизова с нервами не смогли справиться ещё шесть человек из нашей группы. Хотя мне казалось, что таковых должно быть намного больше. Но это было только в нашей группе. Думаю, что в других группах ситуация намного хуже.

Малютин появился только с последними ребятами и тут же начал приглашать по одному к себе в палатку. Так как мы с Рябовым вернулись самыми первыми с нас и решено было начинать.

На этот раз лейтенант Малютин был не один. Компанию ему составлял лётный инструктор, что был вместе с нами в самолёте и старик в медицинском халате, чем-то очень похожий на Аркадия Борисовича. В том, что это был психиатр, я ни капли не сомневался.

После сегодняшнего испытания большинству из нас требовалась квалифицированная помощь и эта помощь оказывалась в полной мере. Психиатр вместе с куратором принялись аккуратно задавать вопросы, в то время как сержант давал оценку моим действиям.

— Очень выдающиеся результаты молодой человек. — заговорил психиатр, в конце нашего разговора. — Поначалу я довольно скептически отнёсся к характеристике данной моим коллегой из Рязани. Думал, что вы просто знакомы с ним и поэтому смогли заручиться такой поддержкой. Но сейчас прекрасно вижу, что эта характеристика соответствует действительности. Ваши действия в столь экстремальной ситуации достойны высшей оценки, которую вы, конечно же, получите. Могу уже сейчас сказать, что вы один из немногих кандидатов, уже утверждённых командованием. Но впереди у вас ещё немало испытаний, поэтому не расслабляйтесь.

После этого Гриша показал мне большой палец и кивнул на выход.

В принципе я ожидал чего-то подобного и не был удивлён. После возвращения в казарму меня просто завалили вопросами. Ребят интересовало, почему куратор продержал меня сегодня так долго и что он вообще спрашивал. Просто сказал, что помимо Малютина там находится психиатр и лётный инструктор.

Перед отбоем нам всем дали успокоительное. Что было правильно. Большинство ребят просто не смогут заснуть после подобного психологического напряжения.

На следующий день нам дали отдохнуть. После всех необходимых медицинских процедур было объявлено свободное время. Единственным запретом было нахождение за пределами базы. Да и не получилось бы у нас выйти за периметр.

Ребята, у которых вчера не выдержали нервы, так и не вернулись. Теперь в нашей группе осталось одиннадцать человек. Вот так за один день отсеялась практически половина.

Заняться было нечем и мы решили заглянуть к другим группам и узнать, как обстоят дела у них. Наши непосредственные соперники потеряли одиннадцать человек, и теперь их осталось всего шестеро. Андрей был среди оставшихся.

Лучшего времени для разговора нельзя было придумать. Сержант внимательно посмотрел, когда мы с Андреем вдвоём направились подальше от их казармы, но ничего не сказал.

— Куда вы пропадали с ребятами? На следующий день на вас просто лица не было. Поэтому я бы хотел быть готовым ко всему. Вполне возможно, что меня ожидает такое же испытание. Сам знаешь — если потребуется, я всегда готов помочь.

— Мы сдавали тесты на психологическую устойчивость. Не знаю, почему выбрали именно нас троих, но это было очень жёстко. Даже жёстче, чем этот номер с самолётом, который читался на раз-два. Настолько жёстко, что я даже не удивился, когда пилот выпрыгнул из самолёта. Я был готов к чему-то подобному. Даже боюсь представить, кого из нас хотят сделать. Бесстрашных камикадзе, которые будут таранить врагов в воздухе. Или убийц, способных уничтожить сотни тысяч человек одним ударом. После всех этих тестов я всерьёз начал задумываться о том, чтобы отказаться от этой затеи и пойти учиться в гражданское училище.

— Сомневаюсь, что из нас хотят сделать убийц. В таком случае они не стали бы набирать обычных подростков. А девяносто процентов кандидатов в курсанты именно обычные подростки. К тому же последнее испытание прекрасно показало, что с нервами у многих из нас большие проблемы.

— Ты хотел сказать, что проблемы у тех, кто прошёл это испытание. А вот у тех, кто его завалил, как раз всё в порядке с нервами и их реакция это прекрасно доказала. Мы самые настоящие психи. А если тебя решат отправить на особый отбор, то могут только посоветовать тебе воспринимать всё происходящее, как игру. Жестокую, страшную и отвратительную игру, в которой не может быть ни победителей, ни проигравших.

Андрей был очень скептически настроен к тем, кто прошёл испытание в самолёте. Хотя и сам он находился среди этих людей. Я же не разделял его скептицизма. Остались только ребята, имеющие самые крепкие нервы. Люди, которые отлично подходят для дальнейшего прохождения отбора. Но его слова насчёт тестов ещё более жестоких заставили меня начать нервничать. Оставалось только надеяться, что меня не отправят на эти тесты.

Пройдя по всем группам, я удивился количеству отсеянных. Из ста восемнадцати человек, после первой же недели осталось всего пятьдесят два. Если также пойдёт и дальше, то я сомневаюсь, что Мохову удастся набрать группу из двадцати четырёх человек. Для этого нужно будет производить ещё один набор. Благо время позволяло это сделать.

Подавляющее большинство ребят решили просто отдыхать ничего не делая, но были и те, кто продолжил тренироваться. Среди этих ребят большинство были из нашей группы. В нашей казарме осталось всего два человека. Одним из которых был Валера. Хоть он и смог отлично показать себя во время вчерашнего испытания, оно далось ему очень тяжело. Я даже всерьёз опасался, что его отсеют. Или он сам решит спасовать. Валера разговаривал с психиатром дольше всех и вернулся из палатки Малютина, словно его приложили по голове чем-то тяжёлым. Разговаривать он отказался, и я не стал настаивать.