Мне бы в небо

Насколько я помню билет на Конкорд из Парижа в Нью-йорк и обратно стоил порядка десяти тысяч долларов и это было в девяностых. Позволить себе летать на подобных самолётах, могли только очень богатые люди. За возможность пересечь атлантику всего за три часа нужно было заплатить огромную сумму.

— Саша прав. Сейчас просто не существует таких технологий, чтобы самолёты могли летать в космосе. Максимум высоты, который нам доступен сейчас километров двадцать. Выше стратосферы пока никак не подняться.

Практически все ребята смотрели на нас с Крымовым, с открытыми ртами толком не понимая, о чём мы вообще говорим. Но ничего после начала обучения они все прекрасно поймут. Мы ещё довольно долго разговаривали о возможности того, что нас готовят для управления какими-то совершенно новыми самолётами. Но так и не смогли прийти к общему знаменателю.

Саша утверждал, что это непременно какой-нибудь сверхзвуковой самолёт, способный летать на очень больших высотах. А я придерживался того, что это какой-нибудь реактивный самолёт нового поколения. Или же серьёзная модификация уже существующего самолёта.

Это после распада союза строительство гражданских лайнеров практически прекратилось, как и разработка новых моделей, а сейчас с этим проблем пока никаких не было. А вот в две тысячи двадцать втором были и ещё какие. Практически все самолёты крупнейших гражданских авиакомпаний были иностранного производства. Боинги и Аэрбасы. Конечно, ещё оставались и наши 134 Тушки и 76 Илюши, но использовались они только для грузовых перевозок.

Для меня это всегда было болезненной темой. Россия за тридцать лет осталась без собственных самолётов. И в этом, на мой взгляд, целиком и полностью виновато руководство страны. Даже думать сейчас об этом не хочу.

По поводу нашего визита к подполковнику было принято решение, пока ничего не предпринимать и смотреть за дальнейшим развитием событий. Ребята поверили, что жалобы не навредят руководству курса, а вот нам могут доставить немало проблем. К тому же после уже пройденных тестов, нас ничего не пугало.

Последующие три дня мы провели на тренировочной площадке. Задачи постепенно становились сложнее. Прибавлялось больше элементов, увеличивалась их сложность, а время выполнения сокращалось. Нам перестали давать витамины в виде таблеток, зато увеличили количество инъекций. Теперь их вкалывали два раза в день. Утром после подъёма и вечером, перед отбоем.

За день мы выматывались настолько, что даже кураторы решили нас не трогать, а дать отдохнуть лишнее время. Казалось бы, что после таких нагрузок, утром мы должны быть словно разбитое корыто и с трудом передвигаться, но на самом деле все просыпались отлично отдохнувшими и не чувствовали никакого дискомфорта. Инъекции творили настоящие чудеса.

На третий день нам вновь устроили соревнования. На этот раз в качестве соперников выступали новички. Эта эстафета была намного сложнее и участвовали в ней уже по десять человек от каждой группы. Инструктора дали нам возможность самостоятельно выбрать тех, кто будет выступать за нашу группу.

На этот раз меня было решено оставить в запасе. В объединённой группе было много ребят, которые превосходили меня физическими параметрами. Вот они пускай и отдуваются. К тому же на этот раз это было просто соревнование, без каких-либо поощрений или наказаний. Будущие пилоты, против будущих неизвестно кого. Мы до сих пор не знали, кого собрались делать из новичков.

В общем, разнесли нас в пух и прах. Мы проиграли с отставанием в одного человека. Когда команда соперников уже закончила эстафету, наш десятый только оказался на полосе препятствий. Но никто не расстроился. Мы все прекрасно видели, как гоняют наших соперников и насколько их подготовка отличается от нашей. Да и изначально они были намного лучше подготовлены.

В этот вечер кураторы всё же решили поговорить с нами. И интересовало их только одно — что мы чувствуем после поражения. Разговор вёлся только об этом. Гриша задавал кучу вопросов, пытаясь выяснить, моё психологическое состояние после проигрыша. Судя по всему, он не мог поверить, что я не расстроен. Но это было общее состояние группы. Скорее всего, мы просто уже предвкушали объявления результатов отбора, и все мысли были заняты только этим. А наш проигрыш, всего лишь досадная оплошность, которая уже ни на что не повлияет.

Сегодня был четырнадцатый день нашего нахождения на базе. Две недели закончились, и теперь каждый из нас думал только об одном — прошёл или нет.

Все были напряжены, хоть и старались не показывать этого. И наверняка это было одной из причин нашего проигрыша.

В эту ночь я долго не мог заснуть, впрочем, как и многие из ребят. Все ворочались, тяжело вздыхали и по несколько раз вставали, чтобы сходить в туалет, который находился на улице.

Я даже не заметил, как погрузился в сон и сперва не понял, что меня кто-то трясёт за плечо. Я думал, что это всё происходит во сне, пока на ухо мне не начал шептать Гриша, перед этим больно щёлкнув по носу. Я тут же открыл глаза и в предрассветных сумерках увидел нависшего надо мной лейтенанта.

— Серёга, вставай. Товарищ подполковник распорядился привести тебя. У тебя есть три минуты, чтобы собраться. Жду тебя у выхода и постарайся не шуметь. У ребят сегодня тяжёлый день, а заснули они совсем недавно.