Иосиф Флавий. История про историка

А апостол Павел с гордостью провозглашал в Синедрионе: «Мужи братия! я фарисей, сын фарисея…» (Деян. 23:6).

Кстати, в Талмуде также содержится жесткая критика тех фарисеев, которые на словах провозглашают одно, а делают другое, так что герои Нового Завета в своей критике не одиноки — она была очень распространена в то время, будучи неотъемлемой частью нападок на образ жизни элиты (что было и, к счастью, будет во все времена).

В сущности, современный иудаизм — это иудаизм именно «фарисейского» толка, основанный на убеждении, что Тора содержит в себе ответы на все вопросы, которые ставит перед евреем жизнь; что судьба каждого еврея и всего еврейского народа зависит от того, насколько ревностно евреи соблюдают заповеди Торы. Одновременно фарисеи настаивали на следовании как Письменной Торе, так и устному преданию, а также расширенному толкованию текста Священного Писания, с тем чтобы оно отвечало требованиям сегодняшнего дня.

«Из двух первенствующих сект фарисеи слывут точнейшими толкователями закона и считаются основателями первой секты. Они ставят всё в зависимость от Бога и судьбы и учат, что хотя человеку предоставлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, но что и в этом участвует предопределение судьбы. Души, по их мнению, все бессмертны; но только души добрых переселяются после их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки…» (ИВ, 2:8:14). Это, кстати, одно из важных свидетельств Иосифа, доказывающее, что уже в ту эпоху еврейские мудрецы верили в «гильгуль нешамот» — переселение душ.

Разница в политических взглядах между саддукеями и фарисеями заключалась в том, что последние отвергали какое-либо сближение с греками и римлянами и считали, что любое, даже самое косвенное участие еврея в их праздниках означает его впадение в язычество.

Исследователей среди прочего занимает вопрос, к какой из двух партий принадлежал Маттитьягу, отец Иосифа. Точных указаний самого Флавия по этому поводу нет, но вероятнее всего, он был фарисеем — особенно учитывая его дружбу с одним из лидеров этой партии р. Иехошуа бен Гамлой. Однако в силу своего происхождения он мог поначалу принадлежать и к саддукеям и изменить взгляды с течением времени.

Сам факт, что родители позволили Иосифу искать себя в самых разных течениях, говорит о толерантности еврейского общества того времени — вопреки распространенному мнению, между теми же саддукеями и фарисеями было ожесточенное политическое соперничество, но не было смертельной вражды. По ряду вопросов их мнения совпадали, и они могли даже сотрудничать, а молодежь вообще могла время от времени переходить из одного лагеря в другой в соответствии с изменениями в своем мировоззрении. Однако по мере роста антиримских настроений во всех слоях населения эти разногласия становились всё более и более непримиримыми, а к тому моменту, когда Иосиф вступил из юности в молодость, изменились настолько, что перешли в откровенную вражду.

Вместе с тем — видимо, уже после того, как он решил попробовать себя на политическом и военном поприще, — Флавий понял, что на самом деле в еврейском обществе существуют не три, а четыре идейных течения. Причем, при всей малочисленности четвертого, его никак нельзя сбрасывать со счетов.

Вот как он пишет об этом в тех же «Иудейских древностях»: «Родоначальником четвертой философской школы стал галилеянин Иуда. Приверженцы этой секты во всем прочем вполне примыкают к учению фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека. Так как в этом лично может убедиться воочию всякий желающий, то я не считаю нужным особенно распространяться о них. Мне ведь нечего бояться, что моим словам о них не будет придано веры; напротив, мои слова далеко не исчерпывают всего их великодушия и готовности их подвергаться страданиям. Народ стал страдать от безумного увлечения ими при Гессии Флоре, который был наместником и довел иудеев злоупотреблением своей власти до восстания против римлян» (ИД, 2, XVII, 1:6).

Под этой «четвертой философской школой» Флавий имеет в виду зелотов и сикариев: они и в самом деле были основной движущей силой антиримского восстания, итогом которого стало разрушение Иерусалима и Храма.

Иегуда Галилеянин, о котором он говорит, был сыном казненного Иродом Великим мятежника Хизкии. После смерти Ирода он поднял мятеж против очередной переписи населения, организованной римским прокуратором Квиринием. Мятежникам удалось захватить арсенал в цветущем, хорошо укрепленном городе Сепфорисе (Ципори), и полученное таким путем оружие еще больше разожгло пламя восстания. В итоге оно было в буквальном смысле слова потоплено в крови, а сам Иегуда убит.

Однако его затаившиеся в горах Галилеи последователи сохранили не только память о своем лидере, но верность его идеям, центральная из которых заключалась в том, что евреи должны служить только Богу, только Его называть Господином. Любая чужеземная власть является враждебной, а потому не только римляне, но и те евреи, которые с ними каким-либо образом сотрудничают, должны быть уничтожены. Только после уничтожения ненавистного режима Господь явит Своему народу Мессию, который и установит на Земле новый миропорядок, в котором все человечество будет избавлено от мук и страданий, а евреи займут полагающееся им место «народа священников и святых».

Смерть не страшила последователей этой философии — ведь, как и фарисеи, они верили в то, что мученически погибших за веру и освятивших своей смертью имя Творца ждет «олам а-ба» — «будущий мир», хотя что он собой представляет, понимали очень размыто. Как бы то ни было, они шли на смерть легко и радостно.

Традиция предпочтения убийства своих близких и последующего самоубийства сдаче в плен и попаданию в рабство, начавшаяся еще во время подавления волнений в Галилее Иродом, получила в их среде очень широкое распространение. Сами они себя называли «канаим», что на иврите означает «ревнители» и переводится на греческий как «зелоты».

Осознавая, что разжечь пламя нового народного восстания не так просто, последователи Иегуды Галилеянина, возглавляемые его сыновьями Яаковом, Симоном (Шимоном) и Менахемом, решили перейти от проповеди своих идей к террору. Зачастую их действия сводились к откровенному разбою — ограблению богатых язычников и евреев, поджогам зданий, в которых находились те или иные римские учреждения и т. д., а затем и к убийствам.

После этого за ними закрепилось название «сикарии» — от латинского «sica» — «кинжал». Как сообщает Иосиф Флавий, их излюбленным приемом было явиться в Иерусалим под видом мирных паломников, спрятав кинжал под одеждой, затесаться в толпу, а затем нанести смертельный удар выбранной жертве — как правило, еврею, замеченному в дружбе или сотрудничестве с римлянами. Многие историки считают, что именно сикарии являются основоположниками политического терроризма. В некоторых вопросах зелоты смыкались с ессеями, и некоторые исследователи даже считают, что они были не более чем самым радикальным крылом ессеев. В «Иудейской войне» Иосиф называет сикариев не иначе как «шайкой разбойников», и, видимо, он был далеко не одинок в этой оценке.

Читатель уже наверняка обратил внимание, что среди сколько-нибудь значимых течений религиозной, общественной и политической мысли Иосиф Флавий не упомянул христиан. В его время они, безусловно, существовали, но были, видимо, крайне малочисленны и непопулярны.

Остается главный вопрос: в чем, собственно говоря, состояли убеждения самого Иосифа Флавия? Видимо, Лион Фейхтвангер в «Иудейской войне» прав, когда описывает его душевные и идейные метания. Будучи критически мыслящим и одновременно очень эмоциональным молодым человеком, Иосиф просто по определению не мог стать фанатическим приверженцем какой-то одной точки зрения.

В вопросах понимания Священного Писания он, безусловно, был на стороне фарисеев и так же, как и они, был убежден в однозначном духовном и интеллектуальном превосходстве еврейской монотеистической культуры над языческой — и он докажет верность этим взглядам в своем гениальном трактате «Против Апиона». Вместе с тем он втайне разделял и позицию саддукеев о том, что власть Рима — не самое большое зло; в ней есть свои преимущества, и надо их использовать, а не идти на какие-то самоубийственные военные и политические шаги — и потому он решительно осуждал тех же сикариев и не хотел иметь с ними ничего общего

Однако стоило римлянам совершить очередную провокацию против евреев и их веры, посягнуть на Храм, насильно начинать насаждать язычество и устраивать жестокие расправы по отношению к тем же зелотам — и в нем начинало преобладать национальное чувство. Его симпатии вмиг разворачивались в сторону ревнителей-зелотов, и их чаяния становились и его чаяниями.

Но как бы ни складывались обстоятельства в тот или иной момент его жизни, он продолжал верить в то, что Всевышний предназначил его для некой великой миссии. Придет час — и он должен будет исполнить это предназначение, с тем чтобы его имя навек сохранилось в народной памяти.