Перед изгнанием. 1887-1919

* * *

13 января 1911

Милый Феликс Феликсович!

Сейчас вернулась из Тенишевского зала, где Аля играла свой «Бой бабочек»! Она потребовала, чтобы я присутствовала, говоря, что без меня она не сможет играть, что этим я должна ей доказать свою дружбу!

Я поехала, но Боже, как это было печально и ужасно быть снова там. Я до сих пор под впечатлением пережитых чувств и под влиянием их я пишу Вам, единственному человеку, который мог бы понять, как мне тяжело и больно было видеть эту толпу, среди которой был ненавистный убийца[300]. Как он смел взойти в эту залу, как могла я хоть на минуту очутиться в одной зале с ним, я сейчас же ушла; но все во мне пробудилось с такой острой болью, что я не могу подумать, что больше никто, никто этого не чувствует! И Вы тоже стали таким далеким, равнодушным к тому, что тоненькой ниточкой связывает настоящее с прошлым… Я понимаю, что Вы должны веселиться, развлекаться, увлекаться и быть другим, чем прежде, – я бы радовалась за Вас, если бы только в Вашем сердце оставалось маленькое нетронутое место, где Вы сберегли бы то, что нам было так дорого и не позволили бы никому и ничему вторгаться туда и разорять то, что свято. Я прошу только, чтобы мы изредка вместе могли вспомнить ушедшую пору, пережить те минуты, которые не должны навеки умереть, и чтобы Вы тогда, раза два, три в год, были таким же добрым, простым, серьезным и милым, как тогда…

Завтра бы я этого Вам не написала, но сегодня можно. Последний раз, что я Вас видела, Вы были такой грустный, не похожий на себя, и мы совсем ни о чем не поговорили. Я ничего о Вашем настроении не знаю, разве с сестрами так обращаются? И уехать не простившись! За что?

Напишите мне, что Вы в другом настроении, но это ничего, все, что искренно, найдет отклик в чужом сердце. У нас было очень много волнений – у моей бабушки было воспаление в легких – я почти все ночи дежурила у нее, а нашу собачку раздавил автомобиль, она еще жива, но очень плоха, мы стараемся ее спасти, но это очень утомительно. Вы будете смеяться над этим совпадением, но это очень тревожно, когда в течение трех недель нельзя спокойно заснуть! А в общем, настроение хорошее! Вы меня немножко рассердили и обидели, но я уже это все переварила и теперь не сержусь, а жду письма, только чтобы меня вознаградить за Ваш неудачный приезд, оно должно быть немножко длиннее открытки!

Аля играла хорошо, но как она могла, я не понимаю!

До свидания, как бы я хотела Вас поскорее увидеть, чтобы забыть, как Вы были неприятны.

Мария Головина.

ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 48. Л. 28–29. об.