Перед изгнанием. 1887-1919

Глава ХV

Месяц в Англии. – Первая встреча с Распутиным. – Отъезд в Оксфорд. – Университетская жизнь. – Анна Павлова. – Светская жизнь, балы, маскарады и т. д. – Прощание с университетом. – Последнее пребывание в Лондоне. – Англичанин у себя дома

В Лондоне я остановился в отеле «Карлтон». Было уже начало осени, неудачное время для первого знакомства с Англией. Правда, мои впечатления это не испортило. Англичане показались мне симпатичными, гостеприимными, хорошо владеющими собой и, главное, наивно уверенными в своем превосходстве. На следующий день после приезда, завтракая в русском посольстве, я не без удивления заметил, что наш посол, граф Бенкендорф[121], едва говорит по-русски.

На следующий день я был приглашен завтракать к принцу Людовику Баттенбергскому. Принцесса долго меня расспрашивала о Распутине. То, что она услышала о его влиянии на сестру, ее возмутило. Она была слишком умна, чтобы не почувствовать катастрофу, угрожавшую нашей стране. Узнав о моем намерении поступать в один из английских университетов, она посоветовала сходить к ее кузине, принцессе Марии-Луизе Шлезвиг-Гольштейнской, и к архиепископу Лондона, уверив меня, что оба могут быть мне полезны. Я без промедления последовал совету. У принцессы и у архиепископа я встретил самый сердечный прием. Они живо советовали мне поступать в Оксфордский университет. Позднее, когда я был студентом, оба любезных советчика частенько навещали меня. Архиепископ познакомил меня с молодым англичанином Эриком Гамильтоном, который должен был поступать в Оксфорд одновременно со мной и в тот же колледж. Этот очаровательный юноша, с которым я сохранил дружеские отношения, сейчас капеллан королевского собора в Виндзоре.

Запасшись рекомендательными письмами, я отправился представляться ректору Университетского колледжа, одному из старейших среди многочисленных коллег по Оксфордскому университету. Ректор принял меня очень любезно и ввел в курс жизни и обычаев университета. Я понял, что каждые два месяца буду иметь трехнедельный отпуск и что летние каникулы длятся три месяца. Этот великолепный распорядок позволял мне часто ездить в Россию. Ректор пригласил меня посетить колледж и комнаты студентов, маленькие, но довольно удобно обставленные. Одна на первом этаже была свободна. Она была большая, с зарешеченным окном, выходящим на улицу, и другая совсем маленькая комнатка рядом. Ректор сказал, что это помещение является клубом, студенты имеют обычай собираться у того, кто здесь живет, чтобы пить виски. Он также сказал, что первый год я обязан жить в колледже, но на два следующих могу снять дом или квартиру в городе. Я попросил его оставить для меня эти две комнаты к моему возвращению следующей зимой.

Решив этот вопрос, я отправился осматривать город. Оксфорд меня сразу же покорил. Его многочисленные колледжи размещались в старинных монастырских строениях, окруженных высокими стенами и великолепными парками. Бесчисленные поколения студентов, сменявшие друг друга за этими столетними стенами поддерживали в средневековом обрамлении атмосферу вечной молодости. Я покинул Оксфорд с сожалением, будто бы не был уверен в возвращении.

Перед отъездом в Париж я отправился к великому князю Михаилу Михайловичу[122], брату моего будущего тестя, в прекрасное имение в окрестностях Лондона, где он жил с семьей. Великий князь был в изгнании после своего морганатического брака с графиней Меренберг, внучкой Пушкина. Она получила титул графини Торби. Это была любезная женщина, очень популярная в лондонском обществе. Она страдала от характера мужа, который не переставал метать громы и молнии против своей русской семьи. За эти высказывания великого князя считали безответственным, но жалели его жену. У них было трое детей: сын, которого звали Бой, и две очень хорошенькие дочери, Зоя и Надя[123].

Я часто виделся с ними в оксфордские годы.

Я привез из Англии целую коллекцию животных для Архангельского: быка, четырех коров, шесть свиней и множество петухов, кур и кроликов. Большие животные были отправлены прямо в Дувр, чтобы там их погрузили на суда, но я оставил с собой ящики с птицей и кроликами, которые разместили в подвале отеля «Карлтон». Я не отказал себе в удовольствии открыть ящики и выпустить животных в отель. Это было великолепно! В одно мгновение они разбежались повсюду; петухи и куры взлетали и кудахтали, кролики пищали и гадили; персонал, расторопный, как полагается, бегал за ними, управляющий свирепствовал, клиенты были ошеломлены. Короче, полный успех!

Я остановился на несколько дней в Париже, чтобы повидать друзей, Рейнальдо, Хана и Фрэнсиса де Круассе. Мы проводили вместе восхитительные музыкальные вечера. Рейнальдо очень любил слушать мое пение и учил меня своим очаровательным мелодиям.

Я вернулся в Россию в прекрасной форме, полный энергии и планов. Родители были в Царском Селе. Я нашел мать более спокойной и смирившейся. Великий князь Дмитрий с нетерпением желал узнать все подробности моего путешествия. Императрица, которая в то время была еще в хороших отношениях с матерью, часто ее навещала. Она тоже долго расспрашивала меня о пребывании в Англии и о своей сестре принцессе Виктории. Я остерегся говорить о беспокойстве ее сестры по поводу влияния Распутина. Вскоре я вместе с родителями поехал в Москву и возобновил посещения туберкулезной больницы. Многих из прежних больных не было, но персонал остался прежним, и я был счастлив вновь оказаться среди них. Я часто видел великую княгиню Елизавету и имел с ней долгие беседы.

Лето я провел в Архангельском, где вновь увидел купленных в Англии животных.

Отец, очень довольный моими приобретениями, попросил меня выписать второго быка и еще трех коров. Я отправил следующую телеграмму, дающую представление о моих успехах в английском: «Please send me one man cow and three Jersey women» (Просьба прислать мужчину-корову и трех женщин Джерси). Просьба была точно понята и выполнена, как показало прибытие животных, но один веселый журналист завладел текстом моей телеграммы и опубликовал ее в английских журналах. Я стал посмешищем своих лондонских друзей.

Мы провели, как всегда, осень в Крыму. Время текло быстро. Я работал над своим английским и мысленно уже был в Оксфорде.