Перед изгнанием. 1887-1919

Глава XIX

Свадебное путешествие: Париж, Египет, Пасха в Иерусалиме. – Возвращение через Италию. – Пребывание в Лондоне

В Париже мы остановились в отеле «Рейн», где я снял мою обычную маленькую квартиру, которую хотел показать Ирине. На следующий день, в девять часов утра, нас разбудила герцогиня Анастасия Михайловна, прибывшая в сопровождении трех грумов, несших ее свадебный подарок: 12 картонок разного вида и размера.

Ирина привезла все свои драгоценности, чтобы заменить оправы. У нас было долгое совещание с ювелиром Шоме, которому было поручено их переделать.

Не рассчитывая затягивать пребывание в Париже, где у нас было слишком много знакомых, мы, кончив дела, отправились в Египет. Но, поскольку в газетах объявлялось о наших перемещениях, нас не оставили в покое. В Каире русский консул упорно следовал за нами, как тень, и приходил читать сентиментальные стихи, которыми очень гордился.

Проходя однажды вечером по узким улицам старого квартала Каира, мы вышли на маленькую площадь, где увидели перед домом красивого араба, завернутого в богатые ткани, разукрашенного множеством колье, колец и браслетов, пившего кофе сидя на подушках из красного бархата. Женщины и дети ежеминутно подходили и бросали монеты в стоящий перед ним мешок. На соседних улицах женщины, сидевшие по-турецки за зарешеченными окнами, старались задержать прохожих. Выйдя из этого квартала, мы встретили нашего консула, ужаснувшегося, обнаружив нас в месте со столь дурной славой.

Он объяснил нам, что этот красивый туземец, заинтриговавший нас, обязан своим богатством интересу особого свойства, который к нему проявило одно очень высокопоставленное лицо. Так он стал владельцем целого квартала известного рода домов, приносящих ему значительный доход.

Из Каира мы отправились в Эль Уксор. Современный город выстроен на части территории старинных Фив, скрытых за века наносами нильского ила. Многочисленные храмы, возведенные сменявшими друг друга династиями фараонов, были откопаны, но ничего не сохранилось от древней городской цивилизации. Древние египтяне жили, говорят, в простых саманных домах, вся роскошь предназначалась для могил и храмов, символов будущей жизни. Аллея Царей – это просторный цирк неправильной формы на левом берегу Нила, в совершенно пустом районе. Могилы представляют собой длинную череду галерей и залов, выбитых в скале, все покрытые живописью, сохранившей удивительную свежесть.

Каковы бы ни были великолепие и прелесть Верхнего Египта, я был так изнурен жарой, что отказался идти дальше. Вернувшись в Каир, я заболел желтухой и должен был провести в постели все оставшееся время. Когда же встал на ноги, мы отправились в Иерусалим, где хотели провести Святую неделю и Пасху. Мы не без сожаления покидали Египет, чары которого испытали.

В Яффе нас ждал начальник местной полиции, человек мощного сложения, увешанный украшениями. Он предложил провести нас в дом, где мы могли отдохнуть несколько часов перед отправлением иерусалимского поезда. Он посадил нас в карету, запряженную двумя хорошими арабскими конями, а сам устроился возле кучера. Когда Панч увидел этот огромный зад, выступавший за сиденье, соблазн был очень силен: прежде чем я успел сделать движенье, чтобы его удержать, он вцепился в него зубами. Несчастный полицейский держался стоически, но мне понадобилось прибегнуть ко всем возможным средствам, чтобы заставить пса выпустить добычу.

Мы добрались без других приключений до дома, о котором шла речь, но у нас не было времени там отдохнуть. Только приехали, явился губернатор Яффы в сопровождении нашего друга начальника полиции и других персон.

Как только губернатор откланялся, мы выехали в Иерусалим. Русский консул, приехавший раньше, поднялся в наш вагон по дороге, чтобы предупредить жену о приеме, нам приготовленном. Увидав всех официальных лиц, ждавших нас на вокзале, Ирина отказалась выходить из поезда; я заставил ее выйти почти силой. Пожав руки многочисленным незнакомцам, мы были проведены прямо в православный храм. По обеим сторонам дороги, где мы должны были идти, стояли русские паломники. Их было более 5 тысяч, приехавших со всех концов России на Святую неделю в Иерусалим. Они приветствовали племянницу императора, а потом запели славословия.

Греческий патриарх Дамиан ждал нас в соборе в окружении клира. Как только мы вошли, он поднялся и благословил нас. После пения «Отче наш» мы сели в карету, чтобы отправиться в гостиницу русской миссии, где нам отвели квартиру. На следующий день был прием у патриарха, показавшийся нам длинным и скучным. Мы с Ириной сидели рядом с епископом, тогда как весь клир стоял вдоль стен. Угощали кофе, шампанским и вареньями. Но поскольку патриарх едва знал несколько слов по-русски и никто не говорил ни по-французски, ни по-английски, беседа, несмотря на помощь переводчика, не была оживленной. Патриарх был вообще замечательный человек. Мы имели много случаев встречать его во время нашего там пребывания в менее официальной обстановке. При первом его визите Панч в ярости устремился к нему, и одеяние почтенного прелата чуть было не разделило судьбу штанов яффского полицейского.

Мы подолгу ходили по святым местам. На улицах и в окрестностях города все напоминало о шествии Христа. Во время прогулки по окрестностям мы встретили группу людей в лохмотьях, сидящих на краю дороги. Их лица и тела были покрыты гнойниками и струпьями. Члены некоторых были источены и разлагались, глаза вылезали из орбит. Женщины держали на руках детей, казавшихся совершенно здоровыми. Приблизившись, чтобы дать им милостыню, мы были поражены ужасным запахом, исходившим от этих несчастных. И лишь потом поняли, что встретили прокаженных.

На Святой неделе мы были на многих службах в базилике Святого Гроба Господня. В Великую субботу Ирина была не здорова, и я пошел туда один. Я поместился на одной из трибун, откуда мог наблюдать за церемонией, отмечающей этот день в храме Гроба Господня. Накануне гражданские власти опечатали дверь алтаря, находящегося в центре базилики, откуда, по вере православных, божественный огонь нисходит утром в Великую субботу и зажигает 33 свечи в руке патриарха. Чтобы верующие могли быть уверены, что греческий и армянский патриархи не взяли с собой ни спичек, ни зажигалок и что никакой обман невозможен, эти высокие церковные лица были обысканы мусульманами-солдатами, прежде чем торжественно войти в церковь, где их ждали паломники, каждый держа пучок из 33 маленьких свечей в руке. Патриархи приблизились к Гробу Господню, отворили дверь, сорвав печати, и вошли в алтарь. Мгновение спустя зажженные свечи появились в двух маленьких окнах, открывавшихся по обе стороны часовни. Возник общий поток верующих, спешивших зажечь свои свечи от чудесного огня. Через эту свалку священники бегом повели к выходу патриархов, чтобы уберечь их от фанатического энтузиазма толпы.

Зрелище, открывшееся мне, было ошеломляющим. При свете тысяч свечей вся церковь казалась огненным океаном. И все эти люди метались как безумные, разрывая одежду, жгли свои тела в пламени свечей до того, что запах жареного мяса стал невыносим. Мне казалось, что я вижу коллективную истерию. Все это увело меня довольно далеко от могилы Христа.

В Пасхальную ночь, после торжественной воскресной службы, все русские паломники, находившиеся в Иерусалиме, были приглашены в миссию на традиционный ужин. Они приходили с фонариками, внутри которых горели лампадки: святой огонь, взятый у Гроба Господня, бережно увозили они в Россию. На длинных столах, стоявших в саду, все эти фонарики разноцветного стекла феерически освещали ночь. Перед уходом паломников мы сами предложили им отдохнуть в садах миссии. Среди соотечественников мы чувствовали себя как дома.

Через несколько дней наши паломники, узнав, что мы должны присутствовать на службе в православном соборе, изо всех сил пытались туда войти. Возникла ужасная давка. Пришлось закрыть двери, одна из которых была разбита под напором толпы. Мы успели спастись через боковой выход.

Незадолго до нашего отъезда, во время одной из последних прогулок в машине молодой негр в белой тунике устремился к нам и бросил в нашу коляску конверт. Это было прошение молодого абиссинца, хотевшего поступить к нам на службу. В тот же вечер он явился в миссию за ответом. Мне он понравился, и я его тут же нанял, к большому неудовольствию Ирины и европейских слуг. Нашего новичка звали Тесфе. Он приехал в Иерусалим, бежав из своей страны не знаю уж из-за какой вины. Это был дикарь, но дикарь умный; он быстро выучил русский язык и всегда был нам очень предан. Должен признаться, тем не менее, что он не замедлил причинить нам некоторые неприятности. Мы выехали из Палестины в Италию.

В Неаполе я должен был выдержать протесты управляющего гостиницей, когда Тесфе принялся насиловать горничных. Я не говорю уж о двух старых англичанах, жаловавшихся, что невозможно пользоваться туалетом, где постоянно торчал Тесфе занятый увлекательной игрой: он непрерывно спускал воду. Долго нельзя было заставить его спать в постели: он упорно устраивался на полу в коридоре перед нашей дверью.

Найдя в Неаполе свою машину, мы отправились в сопровождении Тесфе и Панча на несколько дней в путешествие через Италию. Мы отослали слуг ждать нас в Риме, и Ирина должна была признать, что Тесфе в этих обстоятельствах оказался великолепной горничной.

Мы поехали во Францию, проведя несколько дней в Риме. У меня там было довольно много знакомых, но я их почти не видел, поскольку старался побыть с Ириной наедине в городе, любимом нами.

Накануне отъезда я заметил перед Лоджиа деи Ланци фигуру, показавшуюся знакомой. Это был итальянский принц по прозвищу Бамбино, с которым я часто виделся в Лондоне, когда у меня жили хорошенькие кузины. Я представил его Ирине, и мы пригласили принца пообедать вместе. Я нашел, что он очень изменился, утратив всю свою жизнерадостность и детскую веселость. На следующее утро он пришел проводить нас и сказал, что скоро увидит нас в Париже или Лондоне. Через несколько недель мы узнали, что он покончил с собой. Он написал прощальное письмо, глубоко меня взволновавшее.