Перед изгнанием. 1887-1919

Глава XVI

Возвращение в Россию. – Столетие Бородина. – Моя помолвка

Я покидал Англию не без грусти, оставляя там множество друзей, и чувствовал, что кончается еще один этап моей жизни.

Проведя несколько дней в Париже и повидавшись с французскими друзьями, я отбыл в Россию с Василием Солдатенковым, который предложил отвезти меня на своей знаменитой гоночной машине «Лина». Василий вел ее на сумасшедшей скорости. Если я просил ехать немного потише, он только смеялся и жал на акселератор.

Приехав в Царское Село, я с радостью убедился, что мать чувствует себя много лучше. Во время наших бесконечных бесед часто вставал вопрос о моем будущем. Императрица пожелала меня видеть и долго расспрашивала о моей жизни в Англии. Она также говорила о моём будущем, подчеркивая, что я обязательно должен жениться. Для меня было истинным счастьем встретиться с друзьями, особенно с великим князем Дмитрием, счастьем вернуться в свою страну, в свой дом, в Санкт-Петербург с его красотой и удовольствиями. Наши веселые вечера в обществе артистов и музыкантов возобновились, не были забыты и цыгане. Мы часто до зари слушали их песни. Как хорошо я чувствовал себя в России! И прежде всего, я чувствовал себя на своем месте!

Я часто ездил в Москву повидаться с великой княгиней Елизаветой. Во всех наших беседах также заходила речь с моей женитьбе. Никакого имени не называлось, и мне было трудно возражать в принципе. В этом отношении я чувствовал всеобщее давление.

Однажды на обеде у супруги великого князя Владимира в Царском Селе разговор зашел о готовящихся праздниках в честь столетия Бородинской битвы. Особенно обсуждалось запрещение, наложенное императрицей на присутствие великих княгинь на этом действе. Я живо приглашал великих княгинь Викторию и Елену, дочь и невестку хозяйки, нарушить запрет, казавшийся довольно самоуправным, и отправиться инкогнито в Бородино. Я предлагал сопровождать их после остановки на несколько дней в Архангельском.

Мое предложение было принято с энтузиазмом. Великая княгиня Мария дала согласие, но отказалась к нам присоединиться. Когда я посвятил в этот план мать, она также его одобрила, впрочем, предостерегая меня от возможных неприятных последствий нашей эскапады.

На следующий день я выехал в Москву с Василием Солдатенковым и слугой Иваном, чтобы приготовить достойный прием гостям. Я пригласил цыганскую певицу Настю Полякову приехать в Архангельское с хором и вызвал еще моего друга цимбалиста Стефанеско, бывшего проездом в Москве.

В день приезда гостей мы с Василием отправились встречать их на вокзал. Великих княгинь сопровождали лица из их свиты; всего нас было десятеро, полных веселья и задора.

Архангельское вновь оживилось. Запах роз поднимался с террас и окружал дом; обаяние и красота великой княгини Елены наполняли все своим сиянием. Дни проходили в прогулках; вечерами мы слушали Стефанеско и цыганских певцов. Наши вечера часто затягивались до глубокой ночи. Время текло столь восхитительно, что мы чуть не забыли про Бородинские празднества, дата которых приближалась.

Выехали накануне, не без сожаления оставляя Архангельское.

Мы должны были провести ночь в деревне у купца, предоставившего в наше распоряжение две комнаты. Большая предназначалась дамам, мужчины устроились в другой на полу, на матрасах. Не имея никакого желания спать, я вышел в теплую и звездную ночь. Возвратившись с прогулки при лунном свете, я нашел дом, погруженным во тьму, и моих товарищей, занятых столоверчением. От великой княгини Елены я узнал, что появившийся дух принадлежал офицеру, командовавшему в 1812 году полком, шефом которого она была ныне. Смертельно раненный в сражении в деревне в семи километрах от Бородина, он был перенесен в дом, который описал, и указал, где тот находится: дом с красной крышей, четвертый справа по входе в деревню. Он попросил княгиню помолиться за упокой его души возле кровати, на которой он умер.

На следующий день, приблизившись к Бородину, мы увидели упоминавшуюся деревню. Дом был на месте, с красной крышей, на указанном месте, точно такой, как был описан. Мы были встречены старухой с приятным лицом, у которой великая княгиня попросилась отдохнуть несколько минут. За открытой дверью увидели кровать в соседней комнате. Пока я беседовал со старушкой, княгиня опустилась на колени возле кровати и произнесла короткую молитву. Мы вернулись в машину под сильным впечатлением, провожаемые изумленным взглядом крестьянки.

Парад начинался, когда мы приехали в Бородино. Офицеры полиции, узнав великих княгинь, хотели проводить их в императорскую ложу; они очень удивились, когда те прошли на публичную трибуну. Мы с огорчением обнаружили, что она была рядом с императорской ложей. Императрица нас заметила и бросала суровые взгляды.

Парад был великолепен и кончился благословением войск. Когда чудотворная икона Смоленской Божьей Матери была принесена и поднята для благословления, это была очень чувствительная минута.

В тот же вечер мы отбыли в Архангельское, где нас ждали Стефанеско и цыгане. Но вскоре любезные гости нас покинули. Чудесный сон кончился.

Некоторое время спустя я уехал в Крым, где нашел письмо короля Мануэля Португальского, извещавшего о своем приезде. Я был счастлив увидеть его вновь и восстановить дружеские отношения, завязанные в Англии. Я ценил его ум, тонкость и чувствительность, склонность к музыке и философии. Он часто просил меня петь цыганские песни, напоминавшие ему песни его родины. Король Мануэль, ведший обширную переписку, сообщал мне часть той, что имел с императором Вильгельмом II и испанским королем Альфонсом XIII. Он хотел также завязать переписку со мной, но наш обмен письмами был недолгим. Лично я испытывал страх перед писанием. Кроме того, чувствовал себя совершенно неспособным отвечать так, чтобы это соответствовало его письмам, столь же безукоризненным по форме, сколь поучительным по содержанию. Наконец, я купил письмовник, из которого копировал наугад тексты писем, не имевшие определенного содержания. Когда он получил за моей подписью письмо маленькой девочки, попавшей в большой город и рассказывающей о своих приключениях и впечатлениях, то он не оценил мою шутку и перестал мне писать.

Летом 1912 года царь отправился в Балтийский порт для встречи с германским императором. Это свидание было истинным ярмом для Их Величеств, не испытывавших никакой симпатии к императору Вильгельму. «Он себя считает сверхчеловеком, – сказала однажды при мне императрица, – тогда как он всего лишь марионетка. В нем нет настоящего величия. Я не знаю за ним других качеств, кроме суровости его нравов и супружеской верности, поскольку приключения, которые ему приписывают, все платонические».

Рассказывая мне об этом свидании в Балтийском порту, Дмитрий заметил, что оно было совершенно лишено сердечности. Отсутствие искренности с обеих сторон создало стесненную атмосферу, от которой никто не мог избавиться.

Женитьба великого князя Михаила Александровича[125] на мадам Вулферт, произошедшая осенью, погрузила в огорчение всю императорскую семью, особенно вдовствующую императрицу. Великий князь Михаил был единственным братом императора и, после царевича, наследник трона. В результате женитьбы он должен был покинуть Россию и жить за границей с женой, получившей титул графини Брасовой[126]. Родившийся у них сын умер очень юным, погиб в автомобильной катастрофе. Эта женитьба сильно повредила престижу монархии. Частная жизнь тех, кто призван царствовать, должна подчиняться интересам страны и долгу, налагаемому положением принца крови.