Перед изгнанием. 1887-1919

* * *

Было решено, что наша свадьба состоится 22 февраля 1914 года у вдовствующей императрицы, в церкви Аничкова дворца.

Ввиду нашего будущего устройства мои родители освободили левую часть достроенного бельэтажа дома на Мойке. Я сделал туда отдельный вход и произвел необходимые изменения.

В вестибюль попадали по лестнице в несколько ступеней из белого мрамора, украшенной статуями. Справа находились парадные комнаты, выходившие на набережную. Это был сначала бальный зал с колоннами желтого мрамора, в глубине которого высокие аркады открывали зимний сад. Затем большая гостиная, обитая шелком цвета слоновой кости, украшенная живописью французской школы XVIII века. Мебель формы «лебединой шеи», белого дерева с золотом, покрытая тем же шелком, вышитым букетами цветов. Меблировка собственно гостиной была красного дерева, обитая материей веселого зеленого цвета, вышитой основным узором. Обои сапфирового цвета служили фоном гобеленам и полотнам голландцев. В столовой аметистового цвета, с большими витринами, освещавшимися вечером, находилась коллекция фарфора из Архангельского. Обшивка стен библиотеки была из карельской березы с росписью изумрудного цвета. Все потолки расписаны гризайлем, мраморная штукатурка великолепного исполнения. Ковры от Обюссона, произведения искусства, люстры и жирандоли из горного хрусталя дополняли убранство. Все было в стиле, царившем от Людовика XVI до Империи, который я всегда предпочитал.

Во дворе были часовня и наши собственные апартаменты: спальня и будуар Ирины выходили на юг, мозаичный бассейн и маленькая гардеробная стального цвета с витринами для драгоценностей Ирины.

Направо от вестибюля я устроил себе временное жилище на случай, когда буду один приезжать в Петербург. Колонны и занавес делили салон на две неравные части, меньшая из которых, слегка приподнятая, должна была служить мне спальней. Мебель была красного дерева, а живопись на холсте относилась к старинным полотнам. Рядом небольшая столовая, восьмиугольная, освещаемая через витраж. Двери были так хорошо замаскированы, что, когда они были закрыты, комната казалась не имеющей выхода. Одна из этих дверей открывалась на потайную лестницу, ведущую в подвал. Я хотел устроить в этой части подвала ренессансный салон. На половине высоты лестницы незаметная дверь выходила прямо во двор. Через нее, два года спустя, Распутин пытался убежать.

Работы едва закончились, как разразилась революция. Мы никогда не пользовались этим жильем, которому отдали столько стараний.

Великая княгиня Елизавета не должна была присутствовать на нашей свадьбе. Она считала, что присутствие духовной особы на столь светской церемонии неуместно. Но я отправился к ней в Москву несколькими днями раньше. Она приняла меня с обычной добротой и дала свое благословение.

Император приказал спросить у меня, как будущий родственник, что я желаю в качестве свадебного подарка. Мне думали предложить придворную службу, но я ответил, что Его Величество исполнит мои желания, если взамен предоставит привилегию присутствовать на театральных представлениях в императорской ложе. Когда ему передали мой ответ, Николай II рассмеялся и сказал, что исполнит мое желание. Мы были засыпаны подарками. Самые роскошные драгоценности соседствовали с простыми и трогательными дарами наших крестьян.

Свадебное платье Ирины было великолепно, из белого атласа, расшитое серебром, с длинным шлейфом. Диадема из горного хрусталя с бриллиантами, поддерживала кружевную вуаль, некогда принадлежавшую Марии-Антуанетте.

Вопрос о моем собственном костюме дал повод оживленным спорам. Я решительно возражал против обычного костюма, но мое предложение венчаться в пиджаке подняло бурю. Наконец, униформа знатных людей – черный редингот с шитыми золотом воротником и отворотами и панталоны из белого драпа – примирила всех.

Все члены династии, которые вступали в брак с особами некоролевской крови, должны были подписать отречение от престола. Довольно отдаленная от него Ирина тоже должна была, прежде чем выйти за меня, подчиниться этому правилу. Она это сделала, по-видимому, без малейшего огорчения.

В день свадьбы карета, запряженная четверкой белых лошадей, отправилась за невестой и ее родителями, чтобы доставить их в Аничков дворец. Мой собственный приезд был совершенно лишен декорума. Старый, работавший с перебоями лифт, поднимавший на этаж, где была церковь, застрял по пути, и можно было видеть императорскую фамилию и самого императора, пытающихся из всех сил освободить попавшего в аварию жениха.

В сопровождении родителей я прошел много залов, уже полных людьми в вечерних туалетах и парадных мундирах, чтобы попасть в церковь, где я ждал Ирину на отведенных нам местах.

Невеста вошла под руку с императором, подведшим ее ко мне. Когда она заняла свое место, служба началась.

По обычаю русских свадеб, один из священников расстелил перед нами ковер из розового шелка, на который венчающиеся должны вступить во время церемонии. Традиция гласит, что тот из супругов, кто ступит на него первым, будет главенствовать в браке. Ирина считала, что это будет она, но запуталась ногой в длинном шлейфе, что я использовал, опередив ее.

Служба кончилась, мы возглавили кортеж, отправляющийся в один из приемных залов, где предстали перед государем и императрицей, чтобы по обычаю принять поздравления. Парад длился более двух часов; Ирина была изнурена. Наконец, мы отправились на Мойку, где уже были мои родители. Они ждали нас у подножия лестницы, чтобы поднести традиционные хлеб с солью. Затем мы приняли поздравления всех наших слуг. Та же церемония повторилась во дворце великого князя Александра[128].

Подошел час отъезда. Толпа родных и друзей ждала нас на вокзале. Надо было опять пожимать руки и принимать поздравления. Последние излияния чувств, и мы поднялись в вагон. Большой черный нос вынырнул из множества цветов: мой Панч был там, важно царя среди растений и букетов.

В момент, когда поезд тронулся, я увидел на перроне одинокую фигуру Дмитрия.