Перед изгнанием. 1887-1919

* * *

В 1902 году[70] родители решили отправить меня путешествовать по Италии со старым профессором живописи. Смешной вид профессора Адриана Прахова[71] не позволял ему остаться незамеченным. Маленький и коренастый, с большой головой, окруженной львиной шевелюрой и ярко-рыжей бородой, он имел вид клоуна. Мы решили называть друг друга «дон Адриано» и «дон Феличе», Путешествие началось с Венеции и продолжалось до Сицилии. Оно было очень поучительным, но, наверное, не в том роде, какого ожидали мои родители.

Уставая от жары, я был мало расположен любоваться художественными красотами Италии. Дон Адриано, напротив, лихо обегал церкви и музеи, не обнаруживая ни малейшего признака усталости. Он часами простаивал возле каждой картины и всюду устраивал лекции по-французски, с ужасным акцентом. За нами всегда следовали группы туристов, явно ослепленных профессором. Что до меня, никогда не любившего собраний, я проклинал этих взмыленных людей, вооруженных фотоаппаратами и всегда следующих за нами.

Дон Адриано щеголял в одежде, которую он считал подходящей к климату: костюм из белого альпака, соломенная шляпа и солнечный зонт с зеленой ручкой. Мы не могли выйти без сопровождения толпы мальчишек. Я был очень молод и вполне ясно осознавал, что этот комический персонаж не был тем спутником, с кем бы мечталось объехать Венецию на гондоле!

В Неаполе мы остановились в отеле «Везувий». Жара стала невыносимой, и я отказался выходить до вечера. Профессор, имевший множество знакомых в городе, проводил эти дни в их обществе, тогда как я оставался в отеле один. К концу дня, когда температура снижалась, я устраивался на балконе и развлекался, рассматривая прохожих. Мне случалось обмениваться с ними несколькими словами, но плохое знание итальянского не позволяло вступать в более длительную беседу.

Однажды вечером перед отелем остановился фиакр, чтобы высадить двух дам. Я обратился к кучеру, молодому человеку с привлекательным лицом, сносно понимающему по-французски. Я ему поведал, что мне смертельно скучно и что я бы хотел осмотреть Неаполь ночью. Он предложил быть моим гидом в этот же вечер и сказал, что заедет за мной в 11 часов. В этот час профессор крепко спал. Кучер был точен. Я на цыпочках вышел из комнаты и, не очень беспокоясь, что не имею в кармане ни единого су, поднялся в экипаж, и мы тронулись. Проследовав по нескольким пустынным улицам, итальянец остановился перед дверью в конце темного переулка. Войдя в дом, я был удивлен множеством чучел животных, среди которых был большой крокодил, подвешенный на веревочках к потолку. Я на мгновение вообразил, что мой гид привел меня в музей естественной истории. Мое опасение рассеялось, когда я увидел приближающуюся к нам полную женщину, кричаще накрашенную и сверкающую фальшивыми драгоценностями. Салон, куда она нас привела, был меблирован большими канапе розового плюша; многочисленные зеркала обрамляли стены. Я почувствовал себя несколько стесненным, но мой кучер, очень довольный, заказал шампанского и уселся возле меня, тогда как содержательница заведения устроилась по другую сторону. Женщины прогуливались перед нами, в воздухе пахло потом и вульгарными духами. Они были всех цветов, вплоть до чернокожих. Некоторые совершенно голые, другие одеты баядерками, матросами или маленькими девочками. Они ходили, покачивая бедрами и бросая на меня кокетливые взгляды. Я все больше и больше робел и пугался. Кучер и матрона добросовестно напивались, и я тоже стал пить. Время от времени они меня обнимали, говоря: «Che bello bambino!»

Внезапно дверь открылась, и я был ошеломлен, увидев своего профессора! Патронесса устремилась к нему и сжала его в объятиях как завсегдатая дома. Я же пытался спрятаться за спину кучера. Но дон Адриано уже заметил меня. Его лицо осветилось широкой улыбкой, и, подойдя ко мне, он сердечно меня обнял, воскликнув: «Дон Феличе! Дон Феличе!» Свидетели этой сцены глядели на нас с изумлением, Кучер отреагировал первым. Он наполнил кубок шампанским и поднялся, крича: «Эввива! Эввива!», и мы оказались в центре неистовой овации.

Не знаю, в котором часу окончилась эта вечеринка, но наутро я проснулся с сильной головной болью. С этого дня я не оставался больше один в отеле. После полудня, когда жара спадала, я отправлялся с профессором по музеям, а вечерами мы вели ночную неаполитанскую жизнь в компании с услужливым кучером.

Однажды я прогуливался по набережной, любуясь заливом и Везувием, когда нищий взял меня за руку и, показывая пальцем на вулкан, сказал заговорщицким голосом: «Везувий». Не сомневаясь, что это признание заслуживает вознаграждения, он попросил милостыню. Это было неплохо рассчитано, поскольку я его щедро наградил не за указание, но за развлечение, доставленное мне его нахальством.

Из Неаполя мы отправились на Сицилию посетить Палермо, Таормино и Катанью. Жара продолжалась. Этна курилась в своем снежном воротнике. Желая подышать более свежим воздухом, я предложил подняться на нее. Дон Адриано выказал мало энтузиазма, но я настаивал, и мы отправились, усевшись на ослов и в сопровождении гидов. Подъем был очень длинным; когда мы достигли кратера, мой профессор умирал от усталости. Мы решили немного пройтись, чтобы полюбоваться великолепным видом, и тут нам показалось, что почва все больше разогревается под ногами, в то время как пары вырываются отовсюду. В панике мы вскочили на ослов и стали спускаться. Гиды, которых наш испуг явно развлек, стали нас уговаривать, утверждая, что это обычное явление, которого нечего бояться. Ночь мы провели в убежище, где холод мешал нам спать. На следующий день мы обнаружили, что жара долины более терпима, чем горный холод, и решили возвращаться в Катанью без промедления. Случай, который мог оказаться трагическим, ознаменовал наше возвращение. Огибая кратер, осел профессора поскользнулся, его седок упал и покатился к пропасти. По счастью, он схватился за камень и держался, пока не подбежали проводники. Они подняли его, более мертвого, чем живого.

Перед возвращением в Россию мы провели несколько дней в Риме. Я бесконечно жалею, что не использовал такое путешествие лучше. Венеция и Флоренция произвели на меня сильное впечатление, но я был еще слишком молод, чтобы оценить их красоту, и воспоминания, вынесенные мною из этого путешествия по Италии, не содержат ничего, как было видно, особенно художественного!