Испытание на зрелость

40

Марушка тяжело расставалась с тюрьмой в Цейле. Из старых знакомых там уже никого не осталось. Увезли в концлагерь и Иржину, ее самую близкую знакомую. Покидая это место, где она пережила столько мук и унижений, Марушка все же испытывала страх и волнение за будущее.

После покушения на Гейдриха, в период чрезвычайного положения, тюрьма в Цейле стала воротами смерти. Сколько прошло перед глазами Марушки людей, которые больше не возвращались! Как сжималось ее сердце всякий раз, когда в замке гремел ключ. Не примкнет ли и она к тем, кто с узлом своих вещей покинул не только камеру, но и этот мир?

Два дня продолжалась поездка в Бреслау — польский город Вроцлав. А высокая стена из красного кирпича доходила почти до второго этажа большой тюрьмы. На стенах первого этажа были наклеены плакаты с большой буквой «V», обрамленной венками с надписью: «Германия побеждает на всех фронтах Европы!»

Стояло начало лета, но в тюремных камерах было прохладно. Их пятерых провели вместе по длинному, бесконечно длинному коридору. Где она уже видела такой коридор? Когда-то давно, совсем давно, в детстве… Да, вспомнила! Тогда она приехала в Братиславу к родным. Ее так же долго вели тогда по длинному коридору, и у нее появился страх, дойдут ли они до его конца.

Всех поставили лицом к стене до тех пор, пока не были завершены необходимые формальности. Марушка к этому привыкла и наловчилась, стоя лицом к степе, поглядывать по сторонам.

По длинному коридору приближается арестант в черном полотняном костюме с желтыми полосами. На Марушку повеяло чем-то давним и знакомым.

В этом бесконечном коридоре шаги звучали как в бездонном колодце. Марушка была не в силах отвести глаза, хотя знала, что подвергает себя опасности, не соблюдая требований. А фигура в черной арестантской одежде уже совсем приблизилась.

— Господин учитель!

Учитель Ягош остановился как вкопанный. Он сразу же узнал девушку. Она осталась прежней, какой он ее и помнил, лишь немного побледнела. Как она сюда попала? Он готов был спросить ее об этом, но его уже догнал охранник и нетерпеливо подтолкнул вперед. Через несколько шагов учитель оглянулся. Марушка смотрела ему вслед и улыбалась.

«Марушка, ты могла бы что-нибудь сделать для меня? Не отвезла бы кое-что в Словакию? Но тайком, понимаешь!»

«Конечно, господин учитель, с радостью!»

Да, так тогда все начиналось. Так несколько лет назад она оказалась в рядах тех, кто сегодня заявил протекторатному режиму решительное «нет!».

Медицинский осмотр — обязательная процедура в нацистских тюрьмах. Жаль, что Марушку не направили к врачу полгода назад, когда на ней не было живого места. Фашисты хорошо знали, когда нужно придерживаться законных предписаний и когда их можно игнорировать.

Снова мир замкнулся в четырех стенах с одним оконцем. Камера во вроцлавской тюрьме до смешного мала, и человек чувствует себя в ней страшно одиноким. Через зарешеченное окно Марушка видела кусочек неба и слышала щебетанье ласточек. Ее мысли были где-то в далеких лучезарных горах, между которыми, окруженный цветами, стоял маленький вокзал. Ей слышалось гудение пчел, вылетающих из улья позади сарая, и блеянье рогатой злючки, доставившей им много забот…

Все это — жизнь, и самое большое искусство состоит в том, чтобы к ней приспособиться. И в этих мрачных стенах человек может пережить короткие минуты счастья, имеющие большое значение, если мысленно представить камеру уютной квартирой. Фрау Шёбель, такая же пожилая, как и мать Марушки, старалась хотя бы что-нибудь сделать для девушки.

На столике стояла целая армия маленьких фигурок. Марушка должна была раскрасить их с помощью кисточки. На них появится военная форма — голубовато-зеленые штаны с белой полосой, красный мундир и высокая черная шапка. Когда-то и мама разрисовывала кисточкой во Вноровах пасхальные яйца.

Благодаря нежной заботе, которой окружила Марушку пожилая немка, сердце девушки потеплело. Однажды Марушка даже запела. Одна за другой лились словацкие песни.

— Какие у вас прекрасные песни! — восхищенно произнесла госпожа Шёбель. — В них видна душа вашей страны.

— А если бы вы посмотрели, как веселятся у нас на свадьбах! Там поет и танцует вся деревня!

— Когда-нибудь, может быть, увижу, — улыбнулась немка. — Позовешь меня на свою свадьбу, хорошо?

Стол, стул, нары, одеяло с чехлом, умывальник и маленькая полка на стене, глиняная миска и ложка, вешалка с полотенцем — это все, что есть в камере. В одном углу — ведро, в другом — батарея центрального отопления. На стене — небольшое зеркало и тюремный распорядок. И целая армия клопов.

В этих четырех стенах день за днем текла жизнь, серая и однообразная. В четверть шестого подъем, в шесть завтрак, перед обедом десятиминутная прогулка, в двенадцать обед и после пяти ужин. А между ними работа, работа и снова работа.

Серые будничные дни иногда сменялись светлыми и радостными. Один раз в неделю обменивали книги, один раз в шесть недель бывал душ. И так проходили день за днем. Несколько слов в письме из дома создавали праздничное, радостное настроение.

«Как у нас сейчас красиво! На лугах всюду цветы, а леса такие прекрасные, каких нет в целом мире, — писала Бетушка сестре в одном из первых писем во Вроцлав. — Я хотела бы, чтобы ты увидела маму, склонившуюся над столом с ручкой в руке. Слезы текут по ее впалым щекам и капают на бумагу…»

У Марушки сжималось сердце при мысли о том, что эти слезы из-за нее. Ей самой хотелось рыдать, но нельзя было выдать себя, нельзя было показать окружающим печаль, переживания, страх. Нужно держаться гордо и независимо.

Под небольшим окном камеры зашумели листья деревьев — полил дождь. Когда Марушка услышала этот шум, в ее душе сразу же притупились боль и печаль, как будто деревья уже выплакали ее горе. И вместо этого возникло ощущение счастья. Ей послышалась тихая, приятная музыка. Девушка закрыла глаза…

Тесная тюремная камера исчезла. Марушка сидит рядом с Соррел в брненской квартире и слушает, как муж подруги играет на пианино. «Играйте, играйте, пожалуйста».

«Представь себе, у меня будет ребенок, — сообщила ей Соррел в письме… — Я знаю, что будет мальчик, чувствую это».

Марушка рада за подругу и думает: «Может быть, и у меня когда-нибудь…» Но лучше не думать об этом, такие мысли могут вызвать только слезы.

Подобных дождливых дней было много. Ведь лето уже прошло, наступила осень, теплая и солнечная, но все же это была осень с утренними туманами и мокрыми паутинками в траве. И вот в одно такое утро спустя два часа после завтрака в коридоре послышалось щелканье отпираемых замков, как будто открылась стрельба. На прогулку еще рановато, что же случилось?

— Всем строиться и выходить во двор!

У заключенных защемило сердце. Вновь чрезвычайное положение? У всех в глазах молчаливый вопрос. Идут по длинному коридору, ботинки стучат по полу, потом по лестнице. Вот люди уже во дворе, осматриваются. Не видно никакой тюремной машины. Напряжение ослабевает, на лицах появляется что-то похожее на улыбку, которая тут же исчезает. А может быть, здесь во дворе… у стены?..

Марушка заметила Ярину, которая вместе с темноволосой девушкой тащила мешок картошки. Ярина не изменилась, лишь ее волосы почернели.

— Иди поближе к нам! — позвала она Марушку. — Будем перебирать картошку.

Мешков становилось все больше. Девушки притащили скамейки. Вспыхивавший в разных конца двора смех унес последние остатки грусти. Смешно, сколько было страху из-за картошки!.. Девушки сидели рядком, улыбались, что-то рассказывали друг другу. Как мало надо человеку для счастья!

Здесь Марушка познакомилась с Витезславой Вылегаловой из Остравы. Славку осудили за нелегальную деятельность. Ее приговорили к четырем годам тюремного заключения.

Во время ареста ей не было еще и восемнадцати. Высокая, рослая девушка выглядела красивой даже в арестантской одежде из светло-голубой мешковины. Она только что познакомилась с Марушкой, но они сразу почувствовали себя как давние знакомые и щебетали, словно ласточки, только что слетевшие с телеграфных проводов.

— Девчата, — шепнула им Ярка, — та худая бледная немка ходит каждое воскресенье в костел.

Они сдвинули головы, чтобы расслышать слова Ярки.

— Ее родителей отправили в концлагерь, когда к власти пришел Гитлер. По дороге в костел она встречается с друзьями заключенных и передает им записки. Она сама об этом говорила.

Через стену тюрьмы во двор будто бы заглянул дорогой потерянный мир, от которого они отделены решетками и толстыми стенами. Марушка глубоко вздохнула. Если бы этой картошки было побольше, если бы она вообще не убывала! Однако время неудержимо двигалось. В полдень надзирательницы начали загонять их в камеры.

Люди уже построились, только Марушка, Ярка и Славка сидели, прилежно перебирая картофель.

— Вы что, не слышали? — набросилась на них небольшого роста полная фрау Нау.

— Мы хотели бы закончить, фрау Нау, — попросила ее Ярина.

— А обед я вам буду носить? — рявкнула надзирательница.

— Нет, мы сегодня вообще не хотим обедать. Работа прежде всего.

Нау растерялась. Она, способная мыслить лишь в рамках полученных указаний, столкнулась с новой проблемой. Заключенные, разумеется, должны трудиться, работа, конечно, прежде всего, но по инструкции в это время пора обедать. Она судорожно ломала голову, как поступить. Еще немного — и девушки одержали бы верх, но вдруг со стороны дверей послышался грубый, резкий голос старшей надзирательницы:

— Что там происходит? Немедленно все убрать — и по камерам!

Марушка, Ярина и Славка расстались неохотно. Да, в этот день для них действительно был праздник. А сколько появилось новых надежд! Можно обменяться с другими информацией, послать письмо. Голова кружилась от ощущения счастья. Время наполнилось новым содержанием, оно уже не бежало бесцельно. Возникли новые идеи, человеческая общность, союз сердец…

Надежды эти были связаны не только с бледнолицей светловолосой немкой. Изобретательная Ярина обнаружила вскоре еще одну связную, мастера с игрушечной фабрики Нойбертову, которая отвечала за работниц в тюрьме. Каждый день она приносила им новых, еще не покрашенных солдатиков, а готовых уносила с собой. Это была молодая красивая девушка с приветливой улыбкой.

Однажды вечером надзирательница Эрна открыла камеру и указала пальцем на Марушку. Девушка посмотрела на нее удивленно и заметила в глазах надзирательницы загадочное, но доброе выражение.

Эрна долго вела Марушку по коридорам. Наконец они дошли до переговорной. Надзирательница открыла дверь и втолкнула девушку в помещение.

— Мамочка! Отец!

— Марженка!

Они обнялись и поцеловались так, как никогда прежде. Как давно они не виделись!

Тишину тюремных коридоров неожиданно прорезал пронзительный звук, как сирена во время тревоги.

Марушка отбежала от родителей и быстро направилась к дверям.

— Быстрее отсюда, пока нас не заперли! — выкрикнул переводчик и потащил через дверь ничего не понимающих родителей.