Родители, наставники, поэты

— Сколько же стоит эта книжка? — уже заинтригованный, спрашиваю я.

— Шестьдесят копеек, это очень недорого в паше время книжной дороговизны, — вздыхая, говорит приказ-

чик и, получал за книгу, отсчитывает мне сдачу с рубля медяками — так обычно поступали но .всех магазинах с «молодыми людьми».

Большой книжный склад в доме № 6, рядом с «Учителем», подростки не посещали, хотя почти ежедневно обновлялась витрина и было кое-что для нашего .возраста. Мою особу здесь приметили и сделали такой опыт: как в писчебумажном магазине еще незнакомому покупателю вкладывали в тетради переводные картинки пли штампованных цветных ангелочков, так и в магазине этом, что рядом с «Учителем», мне был преподнесен подарок неведомо по какому поводу: я получил басни Крылова в издании Павленкова; впрочем, подтекст подарка хорошо запомнил.

— Почаще, приходи, дружок, к нам! И дай список книг, которыми интересуешься.

Магазин не угодил мне подарком: басни Крылова у меня уже были в издании гораздо лучшем, с массой цветных иллюстраций. Но я заглядывал в дом № 6, тайно ожидая второго подношения. Один раз что-то купил, с меня получили, сколько надо было. Никто и внимания на меня нс обратил.

Старики-книголюбы, сверстники мои! Призываю вас припомнить человека в крылатке, в пенсне на «чеховском шнурке», в шляпе с широкими полями. Пухлый портфель прижимает к своему боку этот человек, лицом поразительно похожий на Добролюбова. Вот только волосы у него седые, .воротник крылатки щедро усеян перхотью.

Кто помнит этого человека? Звали его Петром Владимировичем, фамилия Попов. Припоминаете? Он по нюху, что ли, на улице даже узнавал книжника, любителя, матерого волка, начинающего, профессионала и просто читателя.

Он останавливал такого человека и тоном сладострастника спрашивал:

— Вы любите книгу, да? Не говорите «нет», ради бога, не говорите! Позвольте мне быть у вас, когда вам будет желательно...

— Благодарю вас, но мне...

— Не говорите этого, не надо! Я задержу вас всего на минутку, на две. Позвольте ваш адрес, господин...

И кончиком карандаша нацеливается на чистый листок в своей записной книжке. Тот, кто задержан, стоит и молчит. Молчит, по не уходит. Петр Владимирович берет его под руку, делает несколько шагов по тротуару.

— Есть альманахи прошлого столетия, первое издание. «Цыган» Пушкина, собрание песенников... Так, так... Гребецкая, семнадцать, квартира... так... так... Когда разрешите заглянуть? II что именно предложите мне? А всем интересуюсь! Решительно всем, от подлинного письма Вольтера до Ната Пинкертона!

Конфузливо улыбается и продолжает:

— Что поделаешь, я холодный книжник, как есть холодные сапожники, то есть такие, которые работают на улице, на холоду. Итак, послезавтра от шести до восьми. Будьте здоровы, господин!..

Говорил мне Николай Осипович Лернер, что он с этим «холодным книжником» хорошо в свое время поладил, преотлично друг другу помогали в книгообмене и в приобретении.

И я хорошо знал господина Попова: меня познакомил с ним студент Архангельский, Василий Никанорыч, жилец в нашей квартире. Мой отец бесплатно чинил и утюжил одежду Попова, что же касается меня, то я и книжной грамоте подучился и крохотную свою библиотеку довел до двухсот книг.

Петр Владимирович посещал писателей Агнивцева. Чирикова, Блока, когда Александр Александрович жил по Лахтинской улице, Алексея Павловича Чапыгина, снимавшего комнату в одном из домов на Гребецкой улице, — Петр Владимирович обслуживая интеллигенцию Петербургской стороны. Одному добудет книгу, другому поможет книги продать, к третьему ходит в гости, пьет чай и беседует о том о сем... Сам он жил на Черной речке по соседству с дачей писателя Ясинского. Зарабатывая в месяц рублей сорок — сорок пять, Петр Владимирович был сыт, более пли менее прилично одет. Это был честный, порядочный человек, влюбленный в книгу, обожавший тех, кто книгу собирал, расходуя на свою страсть последние скудные средства свои — скудные потому, что, будь они пышные, он, книголюб, занялся чем-нибудь другим.

Богатство и книга почти всегда во вражде.

Книга — возлюбленная бедняка.