Через смерть

Глава 13

– Не спать! Встань и иди! – приказывал себе сквозь зубы.

Не помню, какой день я упорно иду на восток. Морозы усилились, и стоять на месте, а тем более лечь и заснуть станет последней и смертельной ошибкой. Сил совсем не оставалось, делал двести шагов и останавливался отдыхать. От голода сводило желудок, десна саднила, боялся, что подхвачу цингу. Но с собой ничего не было. Подобранная немного заострённая палка выполняла больше роль посоха, чем оружия. Пробовал охотиться на местную живность, но она слишком быстра для меня, а ставить силки или капканы — терять время. Преследователи давно не беспокоили. Временами я думал, что заблудился в тайге у себя, на земле, что ещё чуть-чуть и услышу шум вертолёта спасателей, что ещё чуть-чуть и выйду к какому населённому пункту, но хватало одного взгляда на мою разорванную, пришедшую в негодность одежду, как сознание возвращалось из бреда. И я продолжал упрямо, днём и ночью продолжал идти на восток. Двести шагов… счёт до ста и снова двести шагов. Иногда во время ходьбы сбивался со счёта и чтобы наказать себя, начинал считать заново.

Какой день я так бреду, не помню, сбился со счёта, но продолжаю идти, ориентируясь на свои ощущения. Несколько раз пересекал дорогу, один раз шёл по льду замёрзшей реки. И для меня тот день стал праздником. С большим трудом расковырял лунку и выловил пару рыбёшек, а спрятавшись в лесу, развёл огонь и приготовил себе еду. Но праздник быстро закончился. Долгого привала делать не стал. Вновь поднялся и пошёл, считая шаги. Ног совсем не чувствовал, а пальцы рук едва слушались. Чтобы окончательно ночами не замёрзнуть, сооружал небольшой шалаш: ломал лапник, кидал его на снег, а сверху укрывался тем же лапником. Но я боялся, что если усну, то не проснусь — замерзну. И вместо того, чтобы нормально спать я медитировал, погружаясь в транс. В эти моменты моё сознание блуждало. Я видел своих родителей, почему-то пару раз привиделась встреча с энцом Роилой и его спутницей…

Устроился, облокотившись спиной к стволу дерева. Медитировать надо именно сидя. Так я сидел с закрытыми глазами под деревом, укрываясь в его массивной кроне от ледяного ветра, приводил дыхание в такт биению сердца, как ощутил присутствие кого-то постороннего. Медленно открыл глаза. Передо мной стоял Мегис:

– Не спишь? Правильно делаешь. Заснув — замёрзнешь. А тебе умирать нельзя, по крайней мере, сейчас.

– Почему? Забери меня отсюда! Ты обещал! – сознание встрепенулось. Я хотел встать, но тело не подчинилось приказу.

– Не могу. Твои дела уже слишком сильно вписаны в историю этого Мира. И если ты исчезнешь, то изменится то, что ты называешь будущим.

– Забери меня!!! Не могу больше! – процедил сквозь зубы. Меня накрыло окончательно. Отчаяние, жалость к себе, бессилие что-либо изменить и усталость нахлынули и завладели одновременно полностью и бесповоротно. Сколько дней, сколько ночей я иду, собрав волю в кулак, а сейчас по вине этого бреда, расклеился. Словно выдернули державший меня всю дорогу стержень. Надежда, как говорят, покидает последней, но теперь и надежда вырваться, добраться до своих, меня покинула. Сил совсем нет. Бред, галлюцинации, что дальше? Может именно так умирают от холода, засыпая?!

– Успокойся. Соберись. Никто из этого Мира не смог бы повторить твой путь. Сколько, думаешь, ты идёшь? День, два, неделю? Ты терял сознание, но полз вопреки всему. Благодаря интуиции и полученному дару избегал организованных засад. В бреду, без сознания, обходил расставленные ловушки, пересёк болото, ни разу не оступившись. И это продолжается уже вторую неделю по местному исчислению. Так что терпи. Ты скоро дойдёшь.

– Что мне…

– Я не отвечу на твои вопросы. Пусть всё идёт своим чередом. Только скажу, то нападение на корабль было неслучайным. Более могущественная цивилизация, чем моя раса, вмешались и только для того, чтобы ты оказался здесь. Не спрашивай кто они — я не отвечу. Но моей расе запрещён контакт с тобой.

– Тогда как ты… кто ты?!

– Ты правильно понял. Не волнуйся, Мегис жив и здоров. Но хватит разговоров. Вставай и иди.

– Помоги… те…

– Нет. Докажи себе, что мы не ошиблись.

– Зачем я вам, если не справлюсь. У меня нет больше сил… — чуть не зарыдал от отчаяния. Ощутил себя мелкой букашкой, ставшей чьей-то игрушкой. Словно муха на нитке, вроде и свободная, но дальше отведённого расстояния не улетит.

– Ты уже справился. Только для тебя это будущее, а для нас и прошлое, и настоящее, и будущее одновременно. Так что вставай и иди!!!

Пришёл в себя рывком. Пошевелил руками, ногами. Движения отозвались ноющей болью.

– Пока живой, – подумал, вставая. Осмотрелся: ни следов, никаких других признаков чужого присутствия. – Бредить начал. Ещё не хватало с ума сойти. Но надо идти. Надо идти.

Двести шагов и перерыв. На счёте «сто», встать и вновь двести шагов.

– Всё, не могу больше! – поскользнулся и упал, не в силах подняться…

Кто-то осторожно тормошит. Чувствую, что обтирают лицо чем-то тёплым, но не горячим.

«А-а. Звери облизывают. Изучают, вкусный ли я. Нет, не вкусный. Одни кожа да кости остались. Даже и поглодать нечего. Надо открыть глаза, но… не могу», – они слиплись так, что больно шевелить глазными яблоками.

Вновь прикосновение. Теперь сильное, уверенное и с разных сторон. Ощущение, полёта. Но тут же падаю на что-то упруго-твёрдое…

Голоса? Или это очередной бред?! Напрягаю слух, но только звон стоит в ушах, как будто стою на колокольне. Ладно бы звучал приятный музыкальный мотив, но по ушам бьёт какофония резких, выводящих из равновесия звуков. Голова раскалывается. Хочу поднять руки и закрыть уши руками, но только невыносимая боль пронзает тело. Я вновь падаю и проваливаюсь в спасительное забытьё.

Опять голоса. То приближаются, то отдаляются, но настолько тихие, что ничего не разобрать. Тепло. Даже жарко. Хочется пить.

Снег! Как и делал раньше для утоления жажды, надо съесть комок снега. Шарю рукой, а она с силой встречается с каким-то препятствием и вновь боль. На губах появляется влага.

«Это снежинки… Если открою рот, то хоть немного, но напьюсь».

Живительная влага полилась внутрь.

«Никогда не думал, что снег такой тёплый и его так много»…

– Как думаете, он выживет?

– Не знаю, коллега. Очень серьёзный случай. Сильное истощение, обморожение. Хорошо, что когда его нашли, догадались растереть лицо и конечности спиртом, хоть как-то запустили кровообращение. Но на правой ноге началась гангрена. Готовьте его к операции.

– Он слишком слаб, может не выдержать.

– Если оставить всё, как есть, он точно не выживет. Но вы правы. Для начала ампутируем только два пальца. Если не поможет, то придётся рисковать и ампутировать ногу. Кстати, узнали, кто он?..

«Какой странный сон. Это кому уготована участь, лечь под ампутационную пилу?»…

«Сколько я уже не шёл? Всё лежу на одном месте. Сначала бросало в жар, что не мог пошевелиться, теперь все обволакивающая слабость. Сил нет, даже открыть глаза, хотя понимаю, что надо осмотреться, а ещё непонятные голоса, то удаляются, то приближаются».

– Что ж, операция прошла успешно. Пациент в себя не приходил?

– Нет. Но на свет и звук реагирует. С трудом, но принимает пищу. В основном в жидком виде. По пару глотков за раз. Но мне кажется, делает всё это на рефлексах. Не понимая, где находится.

– Странно. Не кома, но и не сознание. Зрачки… расширены. На свет реагируют. Осязательные рефлексы в норме. Странно. Необычный случай, неправда, коллега.

– Соглашусь с вами. Обратите внимание на заживление ран. Операция по ампутации прошла вчера, но раны затянулись. Кроме того, во время операции мы обратили внимание, что у него ногти на ногах словно были вырваны. Видны следы воздействия, а сейчас и следов травм нет. Цвет кожного покрова хоть и не идеален, но приобретает светло-розовый оттенок. Думаю, это такая защитная реакция организма на внешнее воздействие.

– Считаете, что он впал в состояние близкое к коме, чтобы минимизировать расход жизненной энергии?

– Звучит смешно, но известны случаи…

– Но позвольте, коллега, это же у животных, но чтобы у человека.

– М-да. Вы правы, но другого объяснения этим метаморфозам я не нахожу. Кстати, когда за ним прибудут?

– Через три-четыре дня. Доложили по инстанции, дошло до Генерального штаба. Оттуда вышлют представителя, хотя, вряд ли. Скорее всего, передадут кому на местах. В столице сейчас не до нас…

«Нет. Я не брежу. Голоса стали отчётливы. Голова перестала раскалываться, а сознание проявило способность к анализу. Значит я в госпитале. Язык понимаю и это канторийское наречие… Я дошёл! Я жив!!!»

От переполнявшей меня радости, что всё-таки добрался, что не сгинул в пути, потекли слёзы радости. Я открыл глаза, но застилавшая пелена мешала рассмотреть окружение. Только и смог понять, что сейчас раннее утро.

– Смотрите, коллега, пациент пришёл в себя…

Через пару часов, как немного пришёл в себя, ко мне в палату, где, как ни странно находился один, заявился офицер-дознаватель. Он без каких-либо эмоций записывал мой рассказ, изредка прося уточнить детали. Данная процедура меня вымотала, и я не вытерпел, и прохрипел:

– Сколько раз повторять! Я — Валео Мирони, лейтенант лейб-гвардии Его Императорского Величества! Если не верите, доложите полковнику Сантерсу или генералу Тонатосу. Я выполнял их прямой приказ.

– Зачем так кричать, уважаемый, – без упоминания звания, произнёс дознаватель, – о вашей поимке доложено и, надеюсь, что завтра прибудет уполномоченный для принятия решения офицер. Мне поручено дословно записать ваш доклад, чтобы, сами понимаете, не упустить важных деталей.

– Понимаю. Но я устал. Давайте позже продолжим, – успокаиваясь, перевёл дух. Что взять с мелкой сошки — он исполняет приказ. Который, без сомнения, выглядит логично. По горячим следам, при первом допросе зафиксировать всё, что сказано. А потом, проанализировав записи, подготовить неудобные вопросы, чтобы вывести на чистую воду. Первый допрос на то он и первый допрос, когда допрашиваемый говорит практически всё без утайки, а нестыковки и противоречия возникнут потом. Но я говорил правду, практически всё, что помнил, за исключением некоторых деталей и посетивших меня бредовых снов. Я боялся, что упрячут в местный дом умалишённых, а это в мои планы не входило. Хотя, если быть откровенным, никакого плана у меня и не было. Только бы встать на ноги, а потом, посмотрим.

Дверь палаты распахнулась, и в помещение вошёл офицер. Дорожная пыль на форме, испачканный плащ накинут на плечи. Звания я не разглядел, но офицер-дознаватель резко встал и вытянулся по струнке. Неужели так быстро прибыл этот самый, обладающий полномочиями. Я вгляделся в уставшее от долгой дороги лицо офицера, и оно показалось мне знакомо.

– Господин капитан, – начал доклад дознаватель, – согласно поручению проводится первичный допрос подозреваемого…

– Отставить! Вы свободны. Допрос продолжу лично. Оставьте бумаги и ступайте, доложите о моём прибытии генералу.

– Слушаюсь!

– Как ваше самочувствие, лейтенант?

– Лучше, – ответил, всматриваясь в лицо капитана. Я его точно где-то видел, но где?