Первый среди равных. Служа Империи

Глава 14

— Солдат, слышишь, гарью запахло? — обратился к часовому.

— Никак нет, господин офицер! — тут же ответил солдат, но помедлив, добавил, — не чую я запахи. Только очень резкие и то не всегда.

— Давно не чуешь? — поинтересовался. Ведь потеря обоняния — аносмия, в основном связывается с возрастом, а передо мной стоял молодой парень, примерно моего возраста, может чуть старше и я испугался, может и меня это ждёт в скором времени.

— Так с детства. У нас семья ремесленная, занималась выделкой, покраской кожи. Потом продавали портным. Так в семье и отец, и братья запахи не чуяли. Только если уж совсем резкий, что глаза слезиться начинают.

Глубоко вдохнул через нос, потом сделал несколько коротких вдохов.

«Нет, не ошибся. Тянет гарью, но очень слабо. Едва уловимо», — подумал, всматриваясь вдаль.

Безлунная ночь накрыла степь своим покрывалом. Тишина, нарушаемая стрёкотом сверчков, успокаивала, но меня что-то беспокоило. Одну проблему удалось решить — вода есть. Но почему тогда ушли местные. За сутки, максимум двое они могли и сами углубить колодец, но всё-таки приняли решение покинуть насиженные места. Я продолжал смотреть, вглядываясь в темноту ночи. Ожидал, когда глаза привыкнут, но ничего, на чём мог зацепиться взгляд, зрение не замечало. Вдруг на короткое время увидел проблеск яркой точки.

— Солдат, ты видел, как что-то мигнуло в той стороне? — указал направление, где заметил короткий проблеск. Может мне и показалось, но не поленился уточнить.

— Было что-то, господин офицер. Второй раз примерно в той стороне замечаю. Но думал, что показалось.

— Ясно, — до рассвета оставалось примерно три-четыре часа. — Буди офицеров и капрала.

— Значит так, — начал пояснять, почему разбудил раньше времени, — в той стороне, — махнул рукой по направлению, где совсем недавно виднелись проблески света, — несколько раз замечены огни. Сейчас их не видно, но и я, и солдат-часовой их заметили.

— Моркены? — сдерживая зевоту, произнёс штабс-капитан Жастин.

— Совершенно верно. Как знаете, они перед нападением дают отдохнуть лошадям и под утро начинают атаку. Лейтенант, потихоньку буди взвод. Распредели равномерно по кругу селения. Не думаю, что моркены разделятся и нападут с разных сторон. Но лучше быть готовым к этому. Если будет необходимость, оборону уплотним, сняв с ложного направления. Свободен, занимайся. Капитан для вас у меня поручение особой важности. Отберите двоих солдат и примерно в центре села приготовьте кострище. Держите наготове открытый огонь, но не поджигайте основной костёр. Его облейте смолой. Что б больше было дыма, а не огня. Ясно?

— Так точно, разрешите выполнять?! — бодро отрапортовал штабс-капитан.

Мне он понравился, если честно. Не гнушался выполнять несвойственные обязанности, исполнителен и переносил тяготы и лишения, выпавшие в пешем переходе без видимого недовольства. Была у меня мысль отправить его в крайнее западное селение, где устраивали засаду, но побоялся, что лейтенант — командир взвода, неверно расценит мой приказ. Всё-таки командовать должен один — непосредственный начальник, а наличие в группе непонятного штабного офицера, выше званием, могло отрицательно сказаться при выполнении поставленной мной задачи. Лучше пусть в одном подразделении солдаты и штабс-лейтенант ломает себе голову присутствием двух высших офицеров, чьё место минимум командование дивизией, а не взводом.

Оставшись на предполагаемом направлении атаки, приказал солдатам залечь и только по команде подняться на одно колено и изготовиться к стрельбе. Как ни старался, но выполнить из положения лёжа можно только один выстрел. Потом приходится перезаряжать, а в горизонтальном положении эта процедура слишком неудобна и требует особой сноровки, да и не обучали стрельбе из такого положения солдат. Вот и приказал ждать лёжа, а по команде изготовиться для стрельбы на одном колене.

Забрезжил рассвет. Я стоял чуть поодаль, всматриваясь вдаль.

— Началось, господин штабс-полковник, — доложил штабс-лейтенант, — чуть левее, видите пылевое облако. Это моркены.

— Вижу, что на других направлениях? — пылевое облако казалось слишком малым, но приближалось довольно стремительно.

— Тишина.

— Сними оттуда половину солдат и пусть разместятся за хижинами. Как только прозвучит первый залп, пусть бегут сюда и открывают огонь.

— Слушаюсь, — ответил лейтенант и удалился, на ходу отдавая приказы.

Я продолжал всматриваться в степь. Узкая полозка пылевого облака приближалась. Расстояние и не пытался определить, но по доносящемуся шуму понятно, что совсем скоро здесь будут всадники. Звук от топота копыт слышался отчётливо. Примерно через десять минут различалось и тяжёлое дыхание и доносились редкие команды на незнакомом языке.

Отдал команду: «Пли!!!». Тут же на пути несущейся лавины выросли солдаты, прозвучал слитный залп, а потом почти сразу второй. Это открыли огонь солдаты второй линии. Всё вокруг заволокло дымом пороховых газов. Послышался третий залп, менее слитный — успели перезарядить мушкеты солдаты первой линии.

Канонада выстрелов, отрывистые выкрики команд, ругань, вскрики боли и шум падающих тел слился в один непередаваемый гвалт. Оставаясь чуть позади, наблюдал всю картину боя. Прорвать первую линию обороны враг не сумел. Ни один всадник не прорвался. Продолжали слышаться редкие выстрелы, команды, а когда дымовое облако рассеялось, наступила тишина, нарушаемая стонами и ржанием коней.

— Осмотреться! — отдал команду, — раненых назад. Солдаты второй линии, вперёд, занять оборону!

— Командир, — раздался рядом голос лейтенанта, — моркены кончились. Отбились.

В пылу боя не заметил, что в десятке метрах от первой линии обороны в неестественных позах лежат трупы. Одинокие лошади вырывались из мёртвой хватки свалившихся и погибших всадников, некоторые громко ржали, пытаясь встать. Но стоявших на ногах противников не видно. Огляделся. Я не ожидал единственной атаки и готов сражаться дальше, лишь бы нанести противнику большой урон, чтобы он отступил, а тут…

— Что на других направлениях? — осведомился у лейтенанта.

— Тишина. Наверно это был какой-то малый отряд. Хотел наскоком взять село, поживиться и уйти.

— Осмотреть поле боя, только осторожно. Если кто живой, ко мне…

— Что ж вы, господин штабс-полковник, всё впереди всех, в первой линии, — завёл свою песню адъютант. Странно, что во время перехода он не приставал ко мне со своими наставлениями, а тихо и верно исполнял свои обязанности изредка укоряя, что опять вовремя не поел, да спать не лёг. Прям нянька, честное слово. Хотел его отправить в действующую часть в ранге командира, но не стал. Он всю сознательную жизнь прослужил на севере и перестроиться под местные реалии вряд ли бы смог, а в штаб, посыльным он категорически отказался. Лучше, говорит, вернусь в свою часть, чем при штабе. Это я как-то раз не на шутку на него рассердился и погрозил, что оставлю при штабе, чтоб не доставал меня своими наставлениями, а он обиделся.

— Успокойся Савелкин. Видишь, живой, здоровый. Что там лейтенант, осмотрели поле боя? — умывшись, расположился за походным столиком. Хижина, где я с капитаном Жастином расположился, была та, что удалена от колодца, где обнаружили детей. Она оказалась самой ухоженной из всех, но и самая маленькая. Детей передали на поруки медикам, но и солдаты в часы отдыха не гнушались повозиться с ребятнёй. Десятки лет вдали от дома, когда фактически всю активную жизнь среди солдат, на войне, и ещё неизвестно, вернёшься ли с боя, наносит отпечаток в общении. Я видел, как убелённые сединами мужики, что провели всю сознательную жизнь в строю, украдкой смахивали слезы с глаз, балу́я, угощая вкусностями ребятню.

— Господин штабс-полковник, разрешите?

— Докладывай лейтенант.

— Поле боя осмотрели. Атаковал позиции двадцать один всадник. Лошадей убито двенадцать. Ранены и пришлось застрелить ещё три. Среди нападавших убито, ранено и покалечено при падении — шестнадцать. Все они мертвы. Один тяжело ранен, медик сказал, что долго не протянет. Придавило лошадью. Ни шевелиться, ни говорить не может. Только мычит. Четверо легко ранены.

— Не мучайте, помогите тяжёлому. У него наверно позвоночник сломан. Как только такую боль терпит, — понимаю, жестокий приказ, но знать, что страдает человек, а в твоих силах облегчить его страдания, хоть и таким кардинальным способом — это лучшее решение в настоящей ситуации. Обезболивающих кроме спирта в этом мире нет. Хирургия на хорошем средневековом уровне. Руку ампутировать, провести несложную операцию, тот же аппендицит удалить, могут достаточно грамотно, но сложные операции, требующие точечного вмешательства, пока не делают. Приходилось бывать в местном военном госпитале, видел, разговаривал с медиками. Я хоть и не врач, но общее представление имею, что операции, относящиеся к нейрохирургии — одни из самых сложных и хорошо, если их начнут делать в ближайшие лет пятьдесят.

— Слушаюсь, — без колебаний ответил лейтенант.

Смерть из милосердия в этом, как и в моём мире считается нормальным, но я был удивлён, что офицер доложил о тяжелораненом, а не сразу прибавил к погибшим.

— Хотя, пойдём посмотрим на этого тяжёлого, он ещё жив?

— Так точно!

Возле хижины мельком бросил взгляд на стоявших на коленях пленных. Четверо мужчин. Один из них выделялся молодым возрастом и богато украшенной одеждой. Руки у них связаны сзади, но смотрели на меня и на проходивших мимо солдат с нескрываемой злобой.

— Семнадцать убиты, — едва различил шёпот, что на ухо лейтенанту говорил капрал.

— Скончался тяжёлый, — обратившись ко мне, пояснил офицер.

— Понятно, — идти дальше не имело смысла, и я подошёл к пленным. Впервые вблизи видел моркен. Такие же люди, чуть темнее кожа, волосы у всех чёрные. Каких-либо расовых, бросающихся в глаза отличий не находил. И это меня удивляло. На планете, куда попал мне встречается только одна раса, схожая с европеоидами. Может конечно на других континентах и живут представители темнокожего или краснокожего населения — то есть других рас, но пока мне они не встречались. Даже у нас, на одном континенте можно без труда встретить представителей различных рас, а тут. Я не знал, как не привлекая внимания, а точнее, кому задать вопрос об аборигенах с других континентов. Ведь мне доподлинно было известно, смотрел, изучал карты здешнего мира, что на планете открыты три континента и совершено первое кругосветное путешествие, что не давало сомневаться в правдивости географических знаний.

— Кто-нибудь знает их язык? — тут понял, что не владею моркенским наречием. Капрал тут же исчез выполнять приказ, отыскать того, кто знает иноземный язык.

— И как мне с вами общаться? Кто-нибудь из вас понимает меня? — спросил на канторийском наречии, а потом повторил на сенарском. Один из пленных встрепенулся и это оказался самый молодой из всех. — Лейтенант, вот этого, самого молодого, ко мне. Остальных под охрану. Потом с ними решим, что делать.

— Представься, кто ты? — расположившись в хижине, начал допрос. Молодой парень, лет двадцати, стоял передо мной, гордо подняв голову. Его не смущали стоявшие рядом солдаты и связанные за спиной руки. — Развяжите его и ожидайте с наружи.