Осколки легенд. Том 2

Глава 7

В Арсенале стояла мертвая тишина, только было слышно, как время от времени со щелчком, более похожим на скрежет, передвигается по циферблату минутная стрелка на больших круглых часах, висевших на одной из стен. Механизм в них был старый, не чистили его, похоже, давно, но сделанный на славу, потому он продолжал функционировать, хоть и со скрипом.

Павла притаилась за одним из здоровенных ящиков, который сама расположила так, чтобы максимально контролировать ситуацию, устранив при этом риск быть замеченной. Теперь у нее и стрелковая позиция была замечательная, поскольку под прицелом находился как раз тот участок Арсенала, где располагался лаз, через который сюда проникнут диверсанты, и окно, забранное ростовыми металлическими ставнями, тоже поблизости, лишь руку протяни.

Время, как обычно и бывает в таких случаях, ползло еле-еле, потому Веретенникова снова и снова прогоняла в голове разговор с Абакумовым, случившийся несколько часов назад.

Вообще-то сначала она пообщалась с Зобниным, вкратце изложив ему свое видение ситуации, а после мысли о том, что и как стоит дальше делать. Тот внимательно все выслушал, после закрыл лицо ладонями, посидел так с минуту, а затем выдал несколько фраз, где речь преимущественно шла о душевном здоровье его собеседницы. Вернее, о том, как с ним все неблагополучно.

И все же, несмотря на такую бурную реакцию, Зобнин сумел добиться аудиенции у Абакумова, который на счастье находился в здании на Лубянке, что случалось не так и часто. Дел у него было не просто много, а с верхом, особенно если учесть тот факт, что с каждым днем фронт подбирался все ближе и ближе к окраинам столицы.

Виктор Семенович, выделивший визитерам всего пятнадцать минут своего времени, тоже Павлу слушал внимательно, не перебивая. В этом здании люди вообще умели слушать друг друга, на том оно и стояло.

– Отметая ряд моментов, которые мне, как коммунисту и материалисту, изначально чужды, хочу выделить главное, – произнес он, когда Веретенникова закончила свой рассказ. – По сути, мы можем накрыть всю группу диверсантов уже сегодня ночью? Мало того – без особого риска? Верно?

– Верно, – подтвердил Зобнин.

– Тогда вопрос: зачем городить весь тот огород, о котором говорит Веретенникова? К чему такие сложности? Расставляем людей в подземелье под Кремлем и берем их, голубчиков. Получится – живыми. Нет – перестреляем, как в тире.

– Я то же самое ей и сказал, – поддакнул своему начальнику капитан.

– Это проще, – подтвердила Павла, – но выгоды от такого решения проблемы мы не получим никакой. А ведь можем!

– Аргументируйте, – глянув на часы, разрешил Абакумов. – Но быстро, у меня совещание через десять минут.

– Смотрите, – Павла встала из-за стола и подошла к карте Москвы и Московской области, которая висела на стене и была изрядно утыкана красными флажками, – вот Рязань. Вот Муром. Насколько мне известно, наши там в обороне уперлись рогом изрядно и немца не пропустят. Нам упорства не занимать, да и рельеф местности такой, что в обороне находиться куда проще, чем атаковать. Я в тех краях не раз бывала, потому ответственно могу заявить: леса там дремучие, а топи гибельные, уж поверьте. Одно Черное болото чего стоит! Но мы дорожки-тропки-броды в них знаем, а немец нет.

– Очень поэтично, – с легким недовольством отметил Абакумов. – Ближе к делу!

– Повторю еще раз предложение, – мигом отозвалась Павла. – Роза в Арсенале уже переделала документы, полученные из муромского музея. Теперь из них следует, что часть груза, отправленного перед войной в Москву, потерялась по дороге. Дело в том, что его изначально везли не на поезде, как полагается, а на машинах. Почему, отчего – мне неизвестно, но это факт, закрепленный в документах, в том числе и в муромском музее, откуда к нам приехал Агриков меч. Думаю, Функе начал поиски оттуда и именно таким образом добрался до Арсенала. Так вот, машины вышли из Мурома двадцатого июня, в столицу добрались двадцать первого, в субботу.

– Интересно, где они столько времени шарохались? – подал голос Зобнин. – Что тут ехать-то?

– Уже не спросишь, – ответила ему Веретенникова. – Где те водители и экспедитор? Может, на фронте, может, и погибли уже. Да и неважно. Это даже хорошо. Мы к одному дню еще парочку накинем, и вот тогда пропажа пары машин с содержимым никаких вопросов не вызовет. Они, например, могли попасть под бомбежку. Те края ведь почти сразу начали бомбить, верно?

– Если не ошибаюсь, то да, – кивнул Абакумов.

– Ну вот. И сгинул транспорт вместе с Агриковым мечом где-то тут, между Рязанью и Муромом. – Палец Павлы ткнулся в карту. – Поверьте, это хорошие места, погибельные. И очень удобные для того, чтобы группы диверсантов хомутать. А они, если мы все сделаем так, как я предлагаю, туда будут забрасываться одна за другой.

– С чего вы так в этом уверены? – поморщился Абакумов.

– Потому что я раньше сталкивалась с Аненербе, – пояснила женщина. – Это очень упорные ребята, они никогда не отступают от целей, которые перед собой ставят. Лбы в кровь расшибают, а все одно в стену бьются, пока ее не проломят. К тому же приказ на этот раз наверняка поступил с самого верха, его нарушать никак нельзя. Ну так и пусть их, Виктор Николаевич. Тем более что они станут искать то, чего там нет, то есть мы ничем не рискуем. А выгода очень велика. В группы, кроме опытных диверсантов, будут входить сотрудники Аненербе, причем из нерядовых, и это очень хорошо, поскольку чем больше мы их уничтожим, тем лучше. Вот поверьте мне, десяток матерых абверовцев принесет нам вреда меньше, чем тот же Функе или, к примеру, Карл Керстен. Это очень, очень опасные люди, потому что они вооружены не автоматами и гранатами, а знаниями.

– Сами себе противоречите, Павла Никитична, – заметил Абакумов. – Говорите, что Функе опасен, и при этом собираетесь его отпустить.

– Нет у меня такого в планах, – удивилась женщина. – Его непременно убить надо. А вот Орлова, его помощника, мы отпустим вместе с документами, из которых ясно, что Агриков меч до Москвы не добрался. Думаю, ему по ту сторону фронта поверят, потому что там такой хмырь, на котором клейма негде ставить.

– Скорее всего, он на немцев давно работает, – подтвердил Зобнин, передавая начальнику дело человека, о котором шла речь, – еще с тридцатых.

– И тогда все сестры получают по серьгам. – Павла села за стол. – Меч лежит где-то у вас под замком, Функе устранен, немцы дезинформированы, а ваши молодцы одну за другой давят группы диверсантов в прифронтовой полосе. Ну и еще один нюанс есть, может, самый важный.

– Ну-ка, ну-ка, – просматривая дело, подбодрил ее Виктор Николаевич.

– В Куйбышев, полагаю, не только ценности из музеев будут отправлены? – Веретенникова достала из кармана пачку папирос. – Думаю, туда еще кое-кто проследует? Верно же?

Абакумов захлопнул папку и, ничего не говоря, уставился на женщину, причем особого тепла у него во взгляде не наблюдалось.

– Вот теперь подумайте: нужны ли вам такие, как Функе, в Куйбышеве? А они туда пожалуют, даже не сомневайтесь. Как я уже сказала – это очень упорные ребята. Не ровен час чего учудят, поджог там или взрыв, или кого не того подстрелят – и все, сразу головы полетят. Я к чему – пусть уж лучше эти паразиты впустую по муромским болотам шастают, тем более что те даже зимой не замерзают. Кого не убьют, те потонут.

– Документы-то хорошо сфабриковали? – спросил у нее Абакумов. – Может, наши спецы лучше ими займутся?

– Мейер из 15-К оказалась большой мастерицей по этой части, – отозвалась Павла. – Прямо приятно меня удивила, там комар носа не подточит. Хорошая у нас все же молодежь подрастает! Перспективная.

– Ладно, будь по-вашему. – Виктор Николаевич припечатал ладонь к столу. – Но если что-то пойдет не так, то диверсионная группа должна быть уничтожена, ясно? И вот что еще, Веретенникова: если операция «Ночной гость» будет провалена полностью, то самый первый приговор, вынесенный в вашем отношении, приведут в исполнение. Догадываетесь, о чем речь?

– «Ночной гость»? – задумчиво повторила Павла. – Красивое название, мне нравится.

– Вы меня услышали, – бесстрастно произнес Абакумов. – Ступайте. И держите меня в курсе происходящего! Так, Зобнин, а ты задержись на минуту.

И сейчас, сидя на холодных камнях пола, Павла задумалась: а вот зачем она все это затеяла? Для чего? Ведь куда, казалось, проще можно было поступить. Сцапали бы Функе сотоварищи еще в тоннелях, с поддержкой Джумы ни один из них не улизнул бы, да и все. Она молодец, задача, ради которой ее вытащили из Лихово, выполнена с отличием, глядишь, и награда не заставила бы себя ждать. Разумеется, на службу ее не вернут, даже рядовой на фронт не отправят, даже в санобоз, но на кое-какие послабления можно было бы рассчитывать. Например, на то, что она дальше свой срок будет отбывать не в глуши, а в той же Кандалакше. Или хотя бы в Озерном. Все же люди вокруг, репродуктор есть, газеты. А главное, тундру, надоевшую до печенок, созерцать ежедневно не придется. И злопамятной Сациен тоже поблизости не будет.

Только, видно, ей себя уже не изменить, уж какая есть, такой и останется, потому даже себе в убыток станет поступать не так, как по уму, а так, как для дела нужно. Потому что оно всегда вперед личных интересов идет. Так ее приучили те люди, которых она ставила выше себя, и неважно, что их уже нет среди живых. Что это меняет? Изменить себе – все равно что предать их память, а о подобном Веретенникова даже и помыслить не могла.

Функе и его люди заявились в Арсенал только после полуночи, как, кстати, Павла и предполагала. Гули, согласно договоренностям, минут за десять до этого подали сигнал, стукнув чем-то металлическим в ту плиту пола, под которой находился лаз, а Павла следом за этим ударила рукоятью «браунинга» в металлическую ставню, давая понять Зобнину, который находился снаружи Арсенала, что гости на подходе. Ответный стук дал понять, что ее услышали.

– Толя, теперь тишина, – прошипела Веретенникова, досылая патрон в ствол. – Чтобы ни шороха!

Ликман, как и она, затаился в укромном уголке, таком, куда незваные гости Арсенала наверняка не заглянут. А они небольшой поверхностный осмотр могут устроить. Мало ли, вдруг музейные сотрудники тут сторожа оставили? Кремлевская охрана кремлевской охраной, а материальную ответственность с них никто не снимал.

Минут через десять раздался еле слышный шорох камня о камень, что означало – все те, кого ждут сотрудники отдела, уже здесь. Так оно и оказалось – четыре человека, один за другим, выбрались из лаза и теперь вертели головами по сторонам, держа наизготовку пистолеты с навернутыми на стволы толстыми длинными трубками.

– Es scheint niemand zu sein[1], – сказал один из них.

«Русский, – отметила про себя Павла. – Акцент, да и фразу строит не совсем верно».

– Zimmer prüfen[2], – сказал другой приказным тоном.

«А вот это немец. Скорее всего, сам Функе».

Пока все, что она предполагала, сбывалось. Трое диверсантов сначала проверили, заперты ли двери Арсенала, а после сноровисто и умело осмотрели и внутренние помещения, при этом не заметив ни ее, ни Толю. Четвертый же, повертев головой, безошибочно определил ту комнату, где днем располагалось местное руководство, ориентируясь в первую очередь на массивный ростовой сейф, сноровисто его вскрыл и выволок оттуда груду документации.