Осколки легенд. Том 2

Глава 6

Роза осталась в Арсенале, Зобнин отправился на Лубянку, где, как выяснилось из телефонного звонка, заставшего его почти на пороге, обнаружилось дело Алексея Орлова, причем его по фото опознал активно дающий показания Кноппе, ну а Павла и Ликман проследовали на Сухаревку, в здание отдела.

– Сдал добро в Гохран? – первым делом осведомилась Веретенникова у Швеца, с которым лоб в лоб столкнулась у двери.

– Сдал, – вытянулся по стойке смирно тот, причем сделал он это не шутливо, а всерьез, как видно, признав за этой женщиной право командовать собой.

– Под опись? Как положено?

– Так точно.

– Молодец, товарищ Петя! – Павла хлопнула его по плечу. – Сейчас куда?

– На Каланчовку. В квартире нашли три трупа, все три обескровлены. Не иначе как вурдалаки постарались.

– Вот же гниль заугольная! – поморщилась Веретенникова. – Почуяли, что не до них сейчас, и внаглую шарашат. Ну ничего, это вопрос времени, как руки освободятся, мы с каждым, кто сейчас волю пытается взять, посчитаемся. Я из принципа не сдохну до того времени, слово даю!

– Одному такое дело распутывать не резон, – заметил Ликман. – Петь, там три трупа. Значит, и пил их не один вурдалак, а минимум двое, а то и трое. Это много, тебе не сдюжить, надо, чтобы кто-то спину прикрывал.

– Так некому, – захлопал глазами Швец. – Все разъехались, даже Житомирский. В отделе только Тит Титыч да Аникушка остались.

– Покрутись там, все запротоколируй, но в драку не лезь, даже если на след встанешь, – велела ему Павла. – Ясно? Мы с нашей проблемой разгребемся, потом этих поганцев вместе навестим и всю их семью под корень вырежем. А часам к шести чтобы тут был, у телефона сидел, моего звонка ждал. И всех остальных наших, кто в отдел заявится, о том же предупреди. Все, свободен.

Швец козырнул и направился к выходу из двора.

– Думаешь, Функе прямо сегодня в Арсенал полезет? – спросил у Павлы Ликман, проводив сослуживца взглядом.

– Не исключаю, – ответила та. – Время у него поджимает, Толя, причем сильно. Груз в любой момент может отправиться в Куйбышев, и тогда все, пиши пропало. По дороге его не возьмешь, сейчас не двадцатые годы, когда можно было эшелон остановить и его с душой пограбить, а там, на месте, в Куйбышеве, поди потом нужный ящик отыщи. Ясно же, что никто сейчас полученным добром заниматься не станет, распихают его хаотично что куда, так, что черт ногу сломит. Плюс имеется немалый риск того, что вообще ничего до пункта назначения не доедет.

– Это как?

– Очень просто. Налет, бомба, взрыв, и все. Был меч – и нет меча. А если и уцелеет, то опять-таки след его в нынешней суете не сыщешь. Так что надо его брать тут, в Москве, причем безотлагательно, пока собранным добром занимаются безвредные тетки из музеев, уверенные в том, что находятся в полной безопасности благодаря кремлевской охране. Причем, если что, их перерезать куда проще, чем тех чекистов, которые будут груз по дороге в Куйбышев охранять.

– Хм. – Ликман почесал затылок. – Так это он, выходит, и днем может заявиться? А почему нет?

– По всему нет, – поморщилась Павла. – Толь, вроде ты и поел, и вздремнул, голова у тебя варить должна. Им время нужно, чтобы меч отыскать, а днем его где взять? Мало ли кого в Арсенал занесет? Например, с новой партией ценностей или с проверкой. И все – тревога, комендатура в ружье, а там и Власик со своими молодцами подоспеет. Знаешь, какие у него головорезы в подчинении? Что ты!

– Так кого-то из работниц разговорить можно. Если пистолет к голове приставить.

– А если нет? Если никто сотрудничать не захочет? Мы, бабы, народ упрямый, особенно те, которые партийные и со стажем. Короче – ночью он полезет. Все, пошли уже. Что мы на крыльце, как засватанные, стоим?

В здании Павла шустро поднялась на второй этаж, без всяких церемоний зашла в кабинет Житомирского, где и взяла из ящика его стола связку ключей.

– Коля, Коля, – подбросив ее на ладони, почти пропела Веретенникова. – Ничему тебя жизнь не учит. Как ты был раздолбаем, так и остался, все еще сваливаешь ключи в стол, а не кладешь их в сейф.

Ликман предпочел никак не комментировать ее слова, хотя и был с ними полностью согласен.

Следом за тем Веретенникова направилась в хранилище, где навела изрядный беспорядок, ругаясь на тех, кто за минувшие четыре года перетасовал все лежащие на полках предметы.

– Ну наконец-то! – с облегчением услышал Ликман, стоящий у входа в хранилище, минут через пять-семь. – Нет, ну надо такое место выбрать, а? Кому только в голову пришло такие нужные вещи в коробки из-под печенья сложить и на самую верхнюю полку затолкать? Узнаю – убью!

Павла вышла в коридор и показала Толе массивный перстень с плоским зеленым камнем, на котором были невероятно искусно вырезаны то ли три змеи с переплетенными хвостами, то ли одно страшилище с тремя змеиными головами.

– Конечно, жалко его в ход пускать, наверняка будет случай и почище этого, но деваться некуда. Нет у нас времени дипломатией заниматься, приятель, каждый час на счету. Согласен?

– Если честно, то я не знаю, что это за штучка, – признался Ликман.

– Ты серьезно? – Павла глянула ему в глаза. – Это как так? Ну ладно Петя Швец или Роза ваша непреклонная, они в отделе всего-ничего, но тебя-то должны были просветить насчет некоторых предметов, которые в хранилище своего часа ждут. Ты же давно уже тут работаешь, должен знать все обо всем. О чем вообще Житомирский думает?

– Так что это за перстень? – Меньше всего Ликману хотелось обсуждать своего руководителя, человека противоречивого, но при этом всегда, при любых ситуациях, горой стоящего за своих сотрудников. За вышесказанное он Житомирского очень уважал, потому критику в его адрес, пусть даже в чем-то справедливую, воспринимал достаточно остро.

– Это, Толя, пропуск. – Павла убрала украшение в карман. – Его лет пятьдесят с лишним назад, еще при царском режиме, полковнику Ильинскому, который тогда возглавлял наше учреждение, собственноручно вручила сама Джума. Хоть про нее-то ты слышал?

– Конечно, – кивнул Ликман. – Ей все московские гули подчиняются.

– Если вернее, она их королева, – поправила его Веретенникова. – Джума крайне трепетно относится к своему титулу, запомни это накрепко. Если доведется с ней общаться, не ленись произносить «ваше величество», она такое очень любит. Так вот – Ильинский проведал про то, что ее собираются убить собственные подданные, оказался в нужное время в нужном месте и спас самоназванной самодержице жизнь. Не то чтобы он сильно ее жалел, нежить и есть нежить, но Джума – зло понятное, с которым в большинстве случаев можно договориться, а новый претендент на престол личность неизвестная и непредсказуемая. В благодарность спасенная королева вручила Ильинскому сей перстень, сказав, что один раз он или его наследники могут попросить у нее помощи и гарантированно ее получат. Достаточно показать это украшение любому гулю, даже самому тупому из них, такому, который не то что говорить, а даже мычать не умеет, и он отведет тебя к Джуме.

– Ага. – Толя задумчиво посопел. – Кажется, понимаю. Гули ведь все подземелья Москвы как свои пять пальцев знают и тайный лаз в Арсенал наверняка тоже.

– Мелко мыслишь, лейтенант, – усмехнулась Павла. – Нам от них немного другое нужно. Хотя про лаз, конечно, мы тоже все выспросим, не сомневайся. Эх, зря я Швеца отпустила, он бы нам сейчас очень пригодился. Ладно, как-нибудь сами управимся.

– Куда едем? – спросил у нее Толя, который уже смирился с мыслью о том, что он полностью перешел в распоряжение Веретенниковой.

– На станцию метро Охотный ряд, – ответила женщина. – Пошли уже! И вот что: фонарик с собой захвати.

Война затронула Охотный ряд так же, как и остальные станции метрополитена. Ну а как по-другому? Это стратегический объект, а враг не дремлет. Мало ли какую пакость диверсанты могут устроить в месте, куда во время налетов спускались москвичи из окрестных домов. По этой причине документы у сотрудников отдела проверили раза три до того, как они спустились под землю, да под ней еще пару раз.

– Тут кинофильм «Цирк» снимали, – глядя на красоты станции-дворца, сообщил Павле Ликман. – Очень я его люблю! Раз десять смотрел.

– Толя, этот факт мне известен, – усмехнулась женщина. – В смысле, что тут кино снимали. Меня же посадили через год после того, как он на экраны вышел. Больше тебе скажу – я даже на премьере присутствовала.

И вот тут отчего-то сердце у Павлы слегка защемило. Она вспомнила теплый майский вечер, Зеленый театр в ЦПКиО, куда набилось невероятное количество народу, явно превышавшее установленные регламентом двадцать тысяч мест, красавчика Александрова и невероятно очаровательную Орлову, которых после фильма не хотели отпускать со сцены зрители, восхищенные увиденным, и сидящего рядом с ней русоволосо-голубоглазого капитана Изволина из отдела внешней разведки, в отношении которого она уже выстроила некоторые планы. Они, разумеется, не касались всей дальнейшей жизни, а простирались лишь до следующего утра, но менее приятными от того не становились.

Даже и не верится, что был тот май, смех зрителей, смотрящих на пение забавных старичков, катающихся на велосипедах, и все прочее. И где теперь тот Изволин, который так забавно смутился, когда она достаточно четко дала ему понять, что вечер продолжится у нее в гостях? Может, где-то в тылу врага информацию добывает, а может, и лежит давно в сырой земле. Вариантов масса.

– Так вы тогда к нам не так часто заходили, – и не подумал смущаться Ликман, – только если дело было совсем уж непростым. Я, кстати, тоже хотел на премьеру попасть, но не смог. Даже удостоверение не помогло.

– Не беда, – сказала Павла, направившись к небольшой дверце, ведущей во внутренние помещения станции. – Снимет Александров после войны какую-нибудь хорошую комедию, мы на нее вместе сходим. На премьеру.

Следующие несколько минут эта парочка только и делала, что спускалась вниз, сначала по прочным металлическим лестницам, а после по деревянным, хлипким и склизким, как видно оставшимся тут с той поры, когда метростроевцы пробивали сквозь толщу земли первые проходы первых линий. А может, и с более ранних времен, кто знает?

– А дальше куда? – нажимая на контакты жужжащего фонарика, спросил у Павлы Ликман, когда лестницы кончились и они оказались в достаточно узком, темном тоннеле.

– Туда, – оглядевшись, сказала Веретенникова, повертев головой. – И вот что, Толя, с кем бы мы ни встретились, говорить стану я. Твое дело молчать и следить за тем, чтобы меня в спину не ударили, ясно?

– Есть, – кивнул тот. – Ну и мрачно же здесь!

– А ты как хотел? – удивилась женщина. – В таких местах везде не сильно весело, а уж если речь идет о таких городах, как Москва, или, к примеру, Минск, так и вовсе запечалишься, коли в старые туннели попадешь. Тут за века чего только не завелось, и гули, уж поверь мне, не самое большое зло. Помню, когда метро начинали прокладывать, в какой-то момент люди начали пропадать, за пару недель чуть ли не бригаду суммарно как корова языком слизнула. Разговоры разные пошли, кое-кто даже выходить на смену отказался, а ведь там не какие-то наемные темные работяги были, а комсомольцы, которые за честь для себя считали на эту стройку попасть.