Осколки легенд. Том 2

Глава 5

Над Москвой стояла непроглядная осенняя ночь. Дороги были пусты, как и положено в городе, где действует комендантский час, не бежали по тротуарам запоздалые прохожие, не гуляли по ним безмятежные парочки, встречались лишь патрули, которые то и дело тормозили для проверки документов отдельскую «эмку», в которой ехали Павла и Ликман. Причем изучали удостоверения серьезно, вдумчиво, всякий раз подсвечивая фонариками лица тех, кто сидел в салоне, и интересуясь личностью гражданина, который валялся связанным на заднем сиденье.

– Предатель Родины, – всякий раз отвечала Веретенникова. – На Лубянку везем, для допроса.

Эти слова Кноппе очень сильно не нравились, поскольку ощущался за ними сыроватый подвальный запах и щелчок патрона, загнанного в пистолетный ствол. Умирать бывший антиквар очень сильно не хотел, потому и выгибался дугой, пытаясь вытолкнуть из рта запиханный в него носовой платок. Смысла в том никакого не имелось, но, видно, так ему было проще. Ну или слишком глубоко в рот засунули кляп, настолько, что он мог задохнуться.

– Не гунди, – в очередной раз велела ему Павла, даже не поворачиваясь. – Не раздражай меня, я думаю. И так постоянно дергают, тут пешком пять минут ходу, а мы уже минут двадцать едем. А это что такое?

Речь шла о человеке, который бежал к ним навстречу по проезду Художественного театра, бывшему Камергерскому переулку. И не просто бежал, а на ходу, время от времени оборачиваясь, палил из пистолета в парочку солдат, гнавшихся за ним.

– Чего растерялся? – рявкнула Павла на Ликмана, который вел машину, а после вцепилась в руль и резко крутанула его вправо, поддев поравнявшегося с ними стрелка на капот. – Дави его!

Бегуна от удара откинуло к стене дома, о которую он, понятное дело, крепко треснулся, да настолько, что теперь мог только трясти головой и силиться подняться.

Павла выскочила из остановившегося автомобиля, подскочила к сбитому человеку, выбила из его руки «наган», который тот не выронил, приперла его ногой к камням мостовой и велела:

– Лежи и не дергайся!

– Кто такие? – тяжело дыша, спросил молоденький совсем солдатик, наконец-то догнавший беглеца и для убедительности вскинул винтовку, направив ее на Павлу. Его напарник взял на прицел Ликмана, вылезшего из машины.

– Майор Веретенникова, госбезопасность. – Женщина достала удостоверение и показала его юноше. – Что этот красавец натворил?

– Враг это. – Солдат опустил винтовку. – Дворничиха из пятого дома нас остановила, сказала, что он и еще двое, что в его квартире живут, потихоньку жильцам нашептывают, что надо город сдать.

– Так и говорил – саботируйте все приказы властей, мешайте им, и Германия никого не забудет, всем награды выдаст, – зло добавил его напарник. – Мол, они не большевики, это европейцы, потому знают, что такое настоящая справедливость и благодарность.

– Ага. – Павла, склонив голову к плечу, с интересом глянула на лицо того, который лежал на мостовой. – Агитатор, значит.

– Хоть бы и так, – прохрипел мужчина, которому на глазок было лет, наверное, сорок. – Люди должны знать, что происходит! Понимать должны! Все лучшее, что есть в этой стране, случилось тогда, когда ей управляли европейцы. Разве не так? Прогресс в этой проклятой богом стране возможен лишь в том случае, если над нами есть тот, кто знает, куда идти, кто укажет нужный путь. А без этого, когда мы сами чего-то решаем, тут царствуют лишь дикость и серость. Такая, как вы.

– Время идет, ничего не меняется, – вздохнула Павла. – Опять все те же знакомые песни.

– Мы с ними прямо у подъезда столкнулись, они сразу стрелять начали, – пояснил солдат. – Одного сержант Попов убил, а потом этот в него попал и побежал. А за третьим милиционер погнался, который к нашему патрулю прикреплен.

– Понятно. – Павла нагнулась, рывком подняла мужчину на ноги, прислонила к стене, не обращая внимания на то, что тот взвыл от боли, и сказала солдату. – Давай.

– Что? – не понял тот.

– Карамелек ему отсыпь две пригоршни, – язвительно ответила женщина. – В расход, что еще? Согласно приказу.

Провокатор криво улыбнулся и сплюнул на мостовую.

– Прямо вот так? – растерялся молодой человек. – Может, лучше в комендатуру? Допросить там, что-то еще…

– Убивать боишься? – Павла сгребла в горсти отвороты его новенькой шинели. – Не можешь выстрелить в безоружного человека вот так просто? В бою или когда догоняешь, тогда нормально, а вот так, глаза в глаза – страшно?

Молчал солдатик, моргал, не отвечал, но по лицу его было понятно, что все так и есть, что Веретенникова верно угадала его мысли.

– Парень, ты же все верно сказал. Он – враг, – тихо, проникновенно произнесла Павла. – Причем куда худший, чем немецкие солдаты, которые уже у самого города стоят. Он враг внутренний, более того – враг идейный. Неужели не видишь – он не за деньги или чины старается, у него это из самого нутра идет. Он ненавидит все и всех – власть нашу, принципы, дела. Тебя, дурака, ненавидит, потому что ты за страну сражаешься, а не в щели, как таракан, сидишь. И неровен час эта гнида уцелеет и к немцам попадет, то она такое устроит, что страшно думать. Ох, как он станет рвать на куски таких, как ты, если они ему в руки угодят! Как вешать станет! Станешь же?

– А как же! – подтвердил агитатор, и глаза его блеснули. – Обязательно. Но вот тебя я бы в петлю не определил, нет. Слишком легко. Ты ведь тоже идейная, да? Потому тебе прежде надо обстоятельную экзекуцию устраивать, и непременно прилюдную, чтобы все слышали, как ты орешь и кровавыми соплями исходишь. Знаешь, как бы я тебя убил?

– Ну-ка, – заинтересовалась Веретенникова, – удиви.

– Я бы тебя распилил, как бревно, двуручной пилой. Опыт есть, поверь. Еще с гражданской.

– Он ведь тут, в Москве, все это время жил, – произнес второй солдат, – среди нас. Это вот как?

Провокатор расхохотался, причем это был не нервный или притворный смех, он был искренен в своих эмоциях.

– Это вот так, – усмехнулась Веретенникова, внимательно глянула в ошарашенные лица солдат, а после, коротким движением достав из кармана пальто свой «браунинг», выстрелила прямо в раззявленный рот хохочущего предателя. – Их таких много, ребята. И если вы не будете убивать их, то они убьют вас. А вам жить надо и воевать надо. Запомните это.

– Мотай на ус, дружище. – Ликман убрал в напоясную кобуру пистолет, который достал сразу, как выбрался из-за руля. – В следующий раз нас может рядом и не оказаться.

– Оружие подобрать, труп обыскать, все найденное передать в комендатуру, – коротко распорядилась Павла. – И не забудьте сказать, что надо квартиру, где эта компания отсиживалась, вверх дном перевернуть. Сдается мне, там много чего интересного можно найти. Выполнять!

Дальше пассажиры «эмки» ехали молча, и только уже у самой Лубянки Павла сказала:

– Жалко мальчишек. Не успеют они научиться стрелять первыми. Следующие за ними – да, а эти нет. Слишком открытые, слишком сильно верят в то, что среди людей больше хороших, чем плохих. Они не струсят, они пойдут и умрут, но для победы этого мало. Сейчас нужна не просто красивая смерть, сейчас нужны разумная злость и беспощадность.

Ликман промолчал, поняв, что спутнице ответ не нужен.

В здании Павла первым делом позвонила с проходной Зобнину, тому самому, который ее в Москву доставил. Абакумов, не мудрствуя лукаво, именно его назначил лицом, с которым Веретенникова могла связаться, случись у нее такая необходимость.

– Слушаю, – без малейшей учтивости осведомился у нее капитан, минут через пять спустившийся вниз. – Что за вопрос такой, который по телефону нельзя решить?

– Прямо тут объяснять? – Павла обвела рукой проходную, в которой, несмотря на ночное время, народу хватало. – Или все же в кабинет пройдем?

– Лучше прямо здесь, – устало попросил Зобнин. – Чего туда-сюда бегать?

– Хорошо, – покладисто согласилась женщина. – Мне нужно попасть в Арсенал, так что обеспечьте пропуск. И еще…

– Куда? – переспросил Николай Николаевич. – В какой Арсенал?

– А вы их в Москве прямо много знаете? – усмехнулась Веретенникова. – Он в столице один, тот, что в Кремле находится.

Зобнин глубоко вздохнул, после помассировал виски и осведомился у собеседницы:

– Вы понимаете, что это невозможно? Кремль – особо охраняемый объект, а вы, если забыли, являетесь…

– Не забыла, – перебила его женщина. – Но нужно попасть именно туда, куда сказано, без этого я не смогу дальше раскручивать дело, порученное товарищем Абакумовым. В Арсенал последнюю неделю-полторы свозят музейные фонды для последующей отправки в Куйбышев, и мне необходимо ознакомиться с описями доставленных туда ценностей. Без этого – никак. Так что давайте оформляйте пропуск, и поехали. Ну или сами говорите Абакумову, что Веретенникову можно отправлять обратно на Кольский, потому что пользы от нее никакой уже не будет.

– Вы откуда про то, что ценности из музеев туда свозят, знаете? – осведомился у нее Зобнин. – Это секретная информация.

– Как выяснилось, не слишком, – поморщилась Павла. – Но если вам это сильно интересно, то можете расспросить мой источник, он в машине связанный лежит. Дарю. Кстати, если будете упорны в расспросах, то много другого разного от него сможете узнать. Очень осведомленный гражданин, поверьте. Но это потом. Сейчас – в Арсенал.

– Павла Никитична, услышьте меня, – попросил Зобнин. – Никак сейчас туда попасть не выйдет. Совсем.

– Снова здорово! – всплеснула руками Веретенникова.

– Ночь на дворе! – чуть ли не в голос гаркнул Николай Николаевич и вытянул руку, показывая на двери, ведущие на улицу. – Понимаете? Ночь!

– Война, – в тон ему возразила собеседница, повторив жест. – Город в осаде.

– Не в том дело, – уже тише пояснил капитан. – В ночное время безопасность Кремля целиком и полностью контролирует Власик. Нет, формально за нее отвечает несколько должностных лиц, но на деле все под себя подмял он.

– Власик? – задумалась Павла, которая в прошлом несколько раз сталкивалась с главным охранником Сталина, потому помнила его неуживчивый и несгибаемый характер. – Это да. Это аргумент. Николая Сидоровича на кривой козе не объедешь. Ладно, утром поедем. Только сразу есть еще одна просьба.

– Какая? – обреченно спросил Зобнин.

– Дайте мне и моему спутнику пару талонов на питание в вашей столовой, а? Она же, как и раньше, по ночам работает? Мы весь день в бегах, не жрамши, и завтра ничего такого не предвидится, так что хочется использовать время до утра с умом, в смысле перекусить и хоть пару-тройку часов вздремнуть. Да ладно, капитан, не жмись. – Павла умышленно перешла с собеседником на «ты». – У тебя лишние талоны точно есть, я знаю!

Кноппе не соврал своему старому приятелю по Пажескому корпусу, двухэтажное здание Арсенала, построенное еще во времена Петра Первого и расположившееся между Угловой и Троицкой башнями, вместило в себя немало разноразмерных ящиков, в которых находились сотни произведений искусства всех видов, от картин и скульптур до редких, еще дохристианских, книг.

– Эвакуацию фондов должны были начать еще на той неделе, – виновато объясняла Зобнину немолодая женщина в синем рабочем халате, занимающая должность начальника временного склада. – Но пока не на чем. Я каждый день звоню и туда, и сюда, а мне говорят: «Нет возможности». Что я могу сделать?