Часы Застывшего Часа

— Этезианцы, — категорично перебил Далиир, принимаясь за ватрушки. — Чтоб ноги их тут больше не было.

— Они и не приходят давно, — задумчиво отозвалась Ильга, и в голосе ее прозвучала грусть.

Этезианские дети жили на соседней улице. Отец их давно бросил, матери домом служил лазарет в Грушевнике. Добросердечная Ильга принимала и кормила их у себя с радостью, они в благодарность помогали ей по хозяйству. Но Далиир не привечал чужаков, и когда дети подросли, счел, что они уже способны прокормить себя, а нет — так и тогда это не его забота.

— А вы будете моей новой мамой, когда моя мама умрет? — с надеждой спросила как-то этезианская девочка Ильгу.

— Ты так не говори никогда, — строго возразила тогда Ильга. — Мама твоя скоро поправится и вернется к вам.

И она оказалась права. Женщина оправилась, вернулась в дом и настрого запретила детям ходить по гостям. Лишь однажды за минувший год, проходя по соседской улице, Ильга увидела ее дочь. Девочка так торопилась ее приветствовать, что оступилась и растянулась на земле.

— Какие черные! — продолжала изумляться Ильга, поочередно рассматривая глаза альва перед светом лампадки. — Далиш, они, наверное, магические?

— Просто темные, — отмахнулся он и обратился к Язару. — Ты их спрячь хорошенько вместе с письмом. Прежде коров отпасем, а там поедем в Грушевник.

Язар так и застыл с куском ватрушки в руке, не донеся ее до рта. Ему уже представлялось, как неожиданная находка окунет его с головой в бурные воды приключений, он поплывет, увлеченный стремниной событий. А когда его наконец выбросит на берег новой жизни, он будет окроплен яркими не тлеющими воспоминаниями.

— Я могу сбегать в город, — вызвался он. — Всего восемнадцать верст. И запрягать не надо.

— Такую загадку, Яз, наскоком не разрешить, — дал укорот ему дядя. — Я сомневаюсь, что язык альвов знает кто-то в Грушевнике. Хорошо если нам дадут подсказку, где найти толмача, и тогда уже нам предстоит совсем иная, куда более длинная дорога.

Язар понурил голову, совсем как недавно это сделал Мард. Каждая корова добавляла хозяевам один день к пастьбе всего стада. Ильга держал трех коров, семья Сусарда двух. И сегодня они отпасли только первый день из пяти.

Неожиданно потемнело. Только сквозь раскрытое окно в кухню проникал бледный свет Луны.

— Иля, ты почему за маслом в лампадке не следишь? — упрекнул ее Далиир.

— Да ведь я только сегодня подливала. Или это было вчера… — она смутилась. — Забыла, наверное.

На другой день как погнали коров, Далиир шепнул Язару:

— Будь со стороны полей, к лесу не приближайся.

Еще до обеда Белка рванула в чащу. Старику Сусарду пришлось гнаться за ней больше версты, однако он прежде выполнил свой пастушеский долг и только затем поделился открытием с пастухами.

И Далиир и Язар при виде грифона изобразили удивление.

— А ну, Яз, сбегай в село, расскажи бабе Наре, — распорядился Сусард.

К вечеру о грифоне знал весь Винник. Отложив неотложные дела, посмотреть на чудесное создание приходили целыми семьями. Поползли слухи, будто грифона подстрелили охотники. Прежде чем умереть, он улетел далеко от тех мест, потому его и не отыскали. Предполагали, он мог схватиться с другим грифоном или иным могучим существом. Один ребенок высказал и вовсе фантастическое утверждение.

— Я знаю, знаю! — закричал он, перебивая взрослых и привлекая к себе внимание. — Его убил злой колдун молнией! Вот так! Бах! — он живо изобразил, как молния вылетала из рук злого колдуна.

Взрослые не придали его словам значения. Дети постарше засмеялись.

— Какой еще молнией? Ты же видишь, у него перья не опалены!

— А потом начался дождь! — продолжал фантазировать малыш. — Грифон горел ярко-ярко, упал и погас!

Дети вновь рассмеялись, мать, улыбаясь, потрепала малыша по волосам.

Только Язар, слышавший разговор, отнесся к словам ребенка с большой серьезностью. Ему казалось, что сами боги дают ему подсказки, такие очевидные, но почему-то незримые для других. Но другие не знали об альве, иначе и они задались бы естественными вопросами. Как получилось, что погиб и зверь, и его наездник? Какая сразила их сила? Ведь случайная буря не могла захватить врасплох грифона, а магия альва должна была уберечь его и в падении. Не меньше вопросов вызывало и таинственное послание. Что было в нем? Великое откровение, заклинание или признание в любви? Может быть, последними словами альв просил прощения у родителей, от которых сбежал на землю? Может быть, предостерегал людей о грядущей беде?

Язару было страшно оставлять без присмотра глаза и письмо альва. Весь день он проносил их в кармане старого тулупа и беспрерывно ощупывал, убеждаясь, что не потерял. Он получал лишь короткое успокоение, тревога далеко не отступала. Впрочем, исходящий от письма холод не позволял о нем надолго забывать. Он спорил с теплом тулупа и лишь усилиями еще по-летнему горячего солнца тулуп не заиндевел.

Осененный внезапной идеей вечером Язар раздобыл чернила и пожелтевший листок бумаги в доме бабы Нары, живущей по соседству на другой стороне улицы. Однако не близко знакомый с каллиграфией он не мог верно переписать иероглифы этого древнего и сложного языка. Четкие штрихи становились ломаными линиями, пропорции терялись, а вдобавок все перекрывали уродливые кляксы. Отчаявшись, Язар разорвал свои труды на мелкие части и сжег в пламени свечи, в свете которой и пытался писать.

Спалось ему тревожно. Глаза альва он держал рукой под подушкой, письмо положил в сундук с вещами подле кровати. Сильный ветер стучал входной калиткой, и юноше мерещилось, что безобразный старый колдун в черных лохмотьях ломится к ним во двор. Подогревая его страхи, Мард, не замолкая, надрывался и бросался на высокий синий забор. Ему отзывались все деревенские собаки. Никогда еще ночной Винник не звучал так громко.

Язар в одной рубахе вышел на улицу. Он не взял с собой света, ибо не надеялся различить черного Марда на фоне ночи. Однако он сразу почувствовал присутствие людей на улице, ощутил их волнение и услышал приглушенные голоса.

Одновременно с ним из кухни напротив дома вышел Далиир. Он держал лампадку, на свет которой сразу же устремились мотыльки.

— Мард, что там? — громко спросил он.

Пес прошелся вдоль забора, завилял хвостом и присел возле калитки. Калитка стукнула еще раз, но теперь ее отворила Ильга снаружи.

— К Сусарду пришли! — крикнула она и подбежала к Далииру. Она дрожала, а в голосе ее звучал настоящий ужас. — Какие-то люди, не здешние. Избили его кума и зарезали пса! Они и сюда придут, Далиш!

— Иля, успокойся, — попросил он, обнимая ее одной рукой.

Язару продолжало казаться, что он спит: слишком стремительно разворачивались события, слишком неправдоподобно. Потому он не почувствовал страха. Ему уже представлялось, как он, пряча за пазухой послание и глаза альва, бежит в Грушевник через лес. За ним на взмыленных черных жеребцах гонятся охотники. Они спускают собак…

Спокойный голос дяди вернул его в реальность.

— Язар, где письмо и камни?

— Они у меня.

— Дай их мне, — Далиир требовательно протянул большую мягкую ладонь.

Язар смешался. Он понимал, что если послушается дядю, то может навсегда лишиться своих находок. Он не знал их ценности, но в том, что эта ценность высока, не сомневался.

— Их нужно спрятать или унести… — неуверенно пробормотал он.

— Лучше отдать, — рассудила Ильга. — Они найдут.

— Нельзя! — ужаснулся Язар. — Нельзя отдавать им глаза альва и тем более послание! Это может быть письмо самому царю, предупреждение о начале войны…

— А коли и так? — не возразил дядя. — Я не обменяю свою жизнь на благополучие Бризара и тебе сделать этого не позволю.

Он двинулся к Язару неспешно, без суеты. Суровое лицо Далиира выражало решительность. С каждым его шагом воля племянника таяла. Послушаться дядю теперь казалось ему единственным разумным решением. В самом деле, ради чего он намеревался рисковать? Он уже опустил руку в карман, но вдруг замер. Холод письма напомнил ему об альве. Случайно так вышло или нет, но это он нашел послание небес, и только он был за него в ответе.

Язар покачал головой.

— Я не могу. Простите!

Он бросился бежать. Рывком Далиир попытался дотянуться и ухватить племянника. Но тот был гораздо проворней. Он выскочил за калитку заднего двора, и звуки его торопливых шагов быстро угасли в ночи.

Мард подбежал к калитке и вопросительно посмотрел на хозяина.

— Пусть идет, — выдохнул Далиир. Он сразу как-то состарился: поникли его широкие плечи, тяжелый взгляд упал и остался лежать у калитки.

— Но Далиш, — растерялась Ильга. — Он не сумеет убежать! У него ни еды с собой, ни теплых вещей. Да и ночью он слеп. Его поймают! Еще не поздно его догнать! Пусти Марда!

Не дожидаясь ответа, она бросилась к калитке. Мягкие пальцы Далиира сомкнулись на ее предплечье стальными тисками.

— Оставь! Поверь в Язара, — он справится. Конечно, он сумеет убежать, ведь столько лет он ждал этого часа.

Дорога в Грушевник была ему хорошо знакома. Не раз приезжали они туда с дядей, не раз прибегал он туда по утрам. Дорогой пользовались не только жители Винника, но и обитатели окрестных сел. Оттого и зимой была она наезженной и нахоженной и в светлое время никогда не пустовала. Окаймленная чертополохом и репейником дорога вилась вдоль полей и далеко просматривалась. Сюда редко забредал лесной зверь, а подорожники здесь не встречались. Им негде было таиться и некого было грабить, ибо не всякий зажиточный крестьянин Бризара содержал даже старую клячу.

Пройти в Грушевник Язар мог и вслепую, ночь скроет его облик, а мягкий грунт поглотит звуки шагов. Но едва встав на дорогу, Язар поспешил сойти. Ведь если разбойники кинутся в погоню с собаками, он не успеет укрыться в городе и не сумеет затаиться в полях. А, кроме того, он не хотел вести головорезов к сестре и брату. Пригнувшись, он двинулся вдоль низеньких заборов на другую сторону села.

Винник не спал, и напрасно цикады убаюкивали его размеренным стрекотанием, — их колыбельную разрывал отчаянный лай ночных сторожей. Псы в одержимости бросались на заборы и гремели цепями, но, защищая хозяев, они только добавляли им беспокойств. Дрожащими руками люди зажигали лампады, фонари и свечи, на цыпочках выходили во дворы и шикали на преданных псов. Иные прятали детей в погреба, иные беспомощно роптали. Но все вспоминали, что при злобной колдунье Атаказе не уходил безнаказанным и самый мелкий вор.

Язару не нужен был свет, чтобы обойти канаву, в которую он упал в шестилетнем возрасте и раскроил себе нос. Он помнил, что из соседского забора торчат ржавые гвозди, а на углу уже три года преет тележное колесо. Далиир делал из него детскую карусель, накрутил на шест и подвесил бечевкой доски. Но как завалилась карусель, так с той поры и преет, а поднять ее мужчинам все недосуг.

Язар знал, что в десяти саженях слева пустует одинокий дом. Крыша его осыпалась и накренилась, стены изгрызли черви и поросли мхом. Дом стоял особняком и прежде, но десять лет назад в нем еще слабо теплилась жизнь. Жил в нем мрачный сварливый старик, коего как огня сторонились дети. Но они же тянулись к нему, как к огню. Любопытен им был двор старика, его дом и в особенности чердак, — там хранил старик собственный гроб. Язар с братом и деревенской ребятней часто играли в покойников, поочередно ложились в гроб, а потом оживали. Громко хлопали они крышкой гроба, веселились, топотали. И однажды разбуженный шумом за игрой их застал старик. Сверкнул он в полутьме холодными белесыми глазами, обхватил седую голову руками, да и в ужасе закричал: