Волчина позорный

Малович нашел Семёнова и выяснил нюансы. Завхоз пока ещё без ножа полчаса орал на зама главбуха, таскал Семёнова за рукав на склад и говорил, что если по расходному ордеру товар ушел, то должна быть копия бумаги с печатью завхоза. А её нет. То есть этот козёл товар пихнул, деньги с кем-то поделил и сам написал бумажку с росписью Иванова. Но у Иванова, действительно, совсем другой почерк. Проверяли. А подпись вроде похожа, но печать другая. Бухгалтерская.

– Мы его помнём после больницы,– сказал Семёнов. – И всё установим. Только Иванова ты поймай. Он и нам нужен, и вам. Преступление, очень возможно, двойное. Экономическое и уголовное. Давай, Малович. Страна ждёт в напряжении правды или истины!

И Малович пошел на склад. У «Доски почета» во дворе остановился и долго смотрел, внимательно, на лицо завхоза. Доброе лицо крупного мужика. Они, большие, почти всегда добрые.

– А он сверху, когда подрезал бухгалтера, сюда не забегал? – спросил Александр Павлович тётку в синем рабочем халате со счётами в руках.

– Влетел как скипидаром политый в одно место, – зашептала тётка. – Сразу переоделся в брюки нормальные и куртку замшевую. Взял портфель. В него кинул бритву, кусок колбасы, хлеб и три блокнота каких-то. Потом убежал. По дороге плечом чуть стеллаж не снёс. Бугай здоровый. Хотя вообще – он мужик честный. Так я скажу, и все подтвердят.

– Да! – закричали вразнобой из разных концов склада.– Иванов просто так никого не тронет. Значит, довели до крайности человека.

Малович вышел во двор и сел на какой-то ящик с суровой надписью «не кантовать». Думал он минут двадцать. Сам с собой разговаривал, возражал себе и соглашался.

– Убежал минут сорок назад. Так выходит. Куда? – Александр Павлович потёр лоб. – Если спешил, значит, денег много взять не успел. Не на складе же он их, блин, держит. Если они вообще есть. А с маленькими деньгами можно вырваться максимально в деревню на автобусе.

Он вернулся на склад.

– Родственники в области есть у Иванова? – спросил он тётку со счётами.

– В Фёдоровке, по-моему. То ли дочь с мужем, то ли вроде двоюродный брат. Путаю я. Но кто-то есть.

– Значит, туда он не поедет, – хмыкнул Малович и во двор вышел. – Раз на работе знают про родственников – не поедет. А вот на какую – нито турбазу – вполне может. Неделю там отсидится, тихо приедет в город ночью, деньги возьмёт и самолётом – на Украину куда-нибудь. В райцентр тамошний. Рабочим на посевную. Кто там будет искать? Так. Вот на самую ближнюю турбазу он поехать запросто может. Потому, что сначала начнут искать в деревне, потом хоть где, но только не на ближних турбазах и в домах отдыха. Так он должен подумать. И потому именно на самую близкую и поедет. Так как милиция, он скорее всего в таком духе соображает, стопроцентно искать начнет на тех турбазах, которые подальше от города, поглубже в каком-нибудь очень удалённом лесу. Значит поеду и я за ним на самую ближайшую. В «Сосновый бор».

Малович вернулся в милицию, взял свободный мотоцикл с коляской и без особой спешки поехал за двадцать километров в санаторий с этим же названием, рядом с которым пять лет назад построили домишки летние для тех, кто хочет за пару дней душу отвести либо с девочкой, либо с водочкой.

В регистратуре турбазы девушка долго искала в трёх журналах Иванова, но не нашла.

– А он точно именно к нам поехал? Может в санаторий? Рядом тут.

– Нет, на санаторий не потянет Иванов ни по деньгам, ни по показаниям лечебным. Нет у него медкарты, – стал размышлять Александр Павлович. -

Но куда-то подальше он, если не дурак, не рванёт. Он точно уверен, что искать будут вдали от города. Здесь где-то Иванов. Здесь.

Малович оставил мотоцикл на турбазе возле крыльца администрации и вышел на трассу к остановке автобуса. Там три бабушки продавали из мешков семечки. У каждой рядом лежали, вставленные друг в друга, газетные кульки вместимостью ровно на стакан.

– Здрассте, – Малович купил у каждой по стакану, грыз и расспрашивал. -

А здесь часа полтора назад из городского автобуса не выходил мужчина с портфелем? Портфель маленький, а вот дядя огромный. Вот такой!

Он руками изобразил примерные габариты Иванова. Одна бабуля задумалась и через пару мгновений шлёпнула себя по коленке.

-Так как же! Был таковой! Но приехал на такси. Вон там вышел. Я ему крикнула, чтоб семечек купил. А мужчина с виду приличный, кстати, и здоровенный, отмахнулся и пошел в лес.

-Не на турбазу? Не в санаторий? – переспросил Малович.

– Да говорю же – в лес,– бабушка обиделась и отвернулась. – Я пока в своём уме. Мы трое и обсудили мужика, да, девочки? Мол, ладно бы с девахой пошел в бор, а то сам-один, да ишшо с портфелем. Чего ему там с портфелем делать? В портфеле же книжки носят. Не поедет человек за двадцать километров в лесу читать этого… ну…

– Толстого, – вспомнила великого писателя вторая бабуля.

– Не поедет, – подтвердил Александр Павлович. – А там что есть, в той стороне?

– Так озеро же. Лодочная станция для отдыхающих. Платишь рупь, лодку берёшь и хоть весь день катайся, вёслами размахивай. А на тот берег переплывёшь – так там густой лес вообще. Кто выпить любит на природе – неделями в том лесу живут. Понастроили шалашей и спят в них ночью, а днём пьют, рыбачат, костры палят, уху варят и рыбку жарят. Тут озеро рыбное, – бабуля даже губами причмокнула. – Скусная тут рыбка. Чебак, золотой карасик. Дед мой на ближнем бережке ловит по субботам.

– А сразу на ту сторону озера отсюда я пройду? Ну, туда, где шалаши?

– Да запросто, – подключилась третья. – Вон туда шлёпай. Будет щит стоять «Берегите лес от пожара». После него дорожку увидишь, тропинку. По ней или пёхом, или только на мотоцикле. Узкая тропка-то. Вот она выводит на шалаши. Их там штук двадцать. Какие по – над берегом. А какие прямо в лесу. Да найдешь, не сумлевайся. Весной там пока навряд ли кто жить будет. Ну, а леший их знает. Может, кого жена выгнала, так в шалаше переждать пока она утихомирится – самое то. Взял бутылки три-четыре и отдыхай. От водки вред, конечно, но тепло. И весной не замёрзнешь ночью.

Малович ещё минут пять вежливо постоял возле говорливых старушек, попрощался, поблагодарил и пошел к той тропинке. Она аккуратно огибала сосны, сухая хвоя под ногами охала, ломаясь, а на верхних ветках деревьев гудели, пищали и ворчали разные птицы. Кто-то отчаянно матерился на берегу. Рыбак, конечно. Сорвался, видать, карась.

Наконец сквозь щели между стволами стали проглядываться шалаши. Как раз такие, в которых с милым натуральный рай. Добротно вколоченные наискось основы из стволиков толщиной в руку, а поверх – сосновые лапы-ветки. Очень плотно прилаженные и утрамбованные. Ливень эту накидку не прошибёт. Шалашей было больше, чем думали бабушки на остановке. Ну, штук пятьдесят, не меньше. Капитан Малович замаялся ходить от одного к другому. Они же не в ряд стояли, а, наоборот, вразнобой. Чтоб отдыхающие сами себе не мешали и чужих разговоров не слышали.

Сел Александр Павлович возле одного из них, снял с пояса фляжку, глотнул холодной воды и на лицо брызнул. Устал слегка. Вчера хоть немного, но пил-таки за свои тридцать три года. Сидел он, осматривался и вдруг метров за двадцать от себя увидел торчащую подошву ботинка. Размер обуви – примерно сорок пятый. Тихо подошел, глянул внутрь. На хвойном настиле лежал огромный мужик. На лицо он уложил портфель, руки сунул под голову и храпел.

– Ничего себе нервы у дядьки, – ухмыльнулся Александр Павлович. – Пырнул пером человека, живой он или помер не знает, но спокойно спит. Чего ж он с такими как канаты нервами за нож схватился? Да, мля! Жизнь не перестаёт удивлять.

Малович отвел назад ногу и влупил ботинком по подошве. Мужик убрал портфель, увидел милиционера, вскочил, как пружиной подброшенный, и снёс Маловича, да плечом правую сторону шалаша выбил. Бежал он быстро, но не долго. Мастер спорта по лёгкой Шура Малович метров через двадцать его догнал и аккуратно толкнул в спину, после чего мужик весом килограммов под сто тридцать влетел лбом в сосну и рухнул так тяжело, что хвойный наст взлетел на метр вверх, засыпал быстро отрубившегося беглеца полностью и по пояс – милиционера.

Малович посидел минуты две рядом, потом достал наручники, подтянул на поясницу руки и «браслеты» защёлкнул. Ещё минут через десять мужик оклемался от лобового столкновения с толстой сосной и перевернулся на спину, с удивлением разглядывая человека в милицейской форме.

– Ты Иванов? – спросил Малович тихо.– С «Большевички»?

– Русанов живой? – спросил Иванов с нетвёрдой надеждой. Глаза его были печальны. Губы дрожали. – Я ничего не помню. Бред! Не помню, что его резал. Как в столовой ножик схватил – помню. Побежал в кабинет – тоже помню. И вроде кинулся на эту сволочь. Значит, воткнул ножик?

– Воткнул, – кивнул Александр Павлович. – Теперь надо ехать и разбираться. Если выясним что ты был не в себе, в состоянии аффекта, и имел к Русанову личную неприязнь, то пойдёшь в «четвёрку» на год. Или условно осудят. А если хотел таким образом свои махинации прикрыть, которые Русанову известны, то лет семь корячится тебе. Ну, если заместитель выжил. А если нет, то…

Мля! – Иванов закатил глаза, поднял лицо к небу, кусками проглядывающему сквозь сосновые верхушки. – Он меня, сучара, наказал на крупную сумму подлогом документов. Думаю, разберутся. Лишь бы он, тварь, выжил. Можно вопрос?

– Да хоть три, – улыбнулся капитан.

– Вы как меня нашли? – Иванов собрался с силами и сел, упираясь сзади руками в землю. – Никаких улик. Я даже ножик с собой забрал. Хотя у вас моих отпечатков нет, чтобы сравнивать. И ж тихий вообще-то. А мы, понимаешь, с женой хотели кооперативную квартиру купить. Дочь в совхозе с мужем живёт. А мы в халупе пятьдесят первого года рождения. Саманный дом на краю города. Сыплется всё. Ремонт бесполезно делать. Собираем деньги, копим, занимаем. Немного осталось. И тут на горб тридцать восемь тысяч недостачи. Или выплачивай, или в тюрьму. Но я, мля, гроша не стырил за всю жизнь чужого. Государственного – тем более. Но как ты, капитан, меня вычислил? Я даже таксисту переплатил с просьбой не говорить, что здоровенного мужика в замшевой куртке видел. Не то, что не вёз сюда, а вообще не видел. Он обещал.

– Ты ж вон какой большой, – улыбнулся Малович. – Тебя отовсюду видно. Лады, пошли на турбазу. Там у меня мотоцикл. В коляску влезешь?

– Да ездил с зятем, – сказал Иванов. – Втиснусь.

В городе Александр сдал Иванова следователю, оформил очередное задержание у дежурного и пошел к командиру. Полковник Лысенко вяло проводил планёрку с личным составом «угро».

– Иванов у следователя, – доложил Малович.

– Поймал! – обрадовался полковник. – Ну и здорово. Где нашел?

– Да в лесу. Недалеко от города. Где санаторий «Сосновый бор».

– Он тебе, Шурка, записку на складе оставил, где будет ховаться? – громко засмеялся капитан Голобородько. – Три часа прошло всего. Вот же, блин, ищейка.

– Нас урки звали да и зовут «волчинами позорными», – улыбался довольный полковник Лысенко. – А ты, Саша, точно – волк. «Волчина позорный». Урки нас так кличут когда обижаются, что мы их поймали. Так вот ты – волк. Зверь. У тебя нюх как у волка или легавой собаки. Меня вот даже генерал спрашивал. Как, говорит, твой Малович их всех вычисляет и просчитывает? Это ж не нормально – пятьсот с хвостом задержаний в одиночку и сотня с его дружком Тихоновым. То он сам на сам банду берёт с пятью волынами да перьями. А ловит их всегда без оружия. То вообще без улик и наводок в таком месте преступника найдёт и прихлопнет, в какое разбойник сам не помнит, как попал.