Волчина позорный

15. Глава пятнадцатая.

Андрей Андреевич Марченко имел кучу причин не любить милицию. Он со школьных лет пил водку, вино, пиво и, если подворачивалась возможность, самогон. В этом измененном градусами виде он по выходным ходил в парк на танцплощадку и здорово там бузил. Драки организовывал, девушек словесно уничтожал если они отказывали пьяному пареньку сплясать совместно фокстрот. Но несогласие девочек милицию не волновало, а вот за драки родители Андрюши платили ощутимые для семьи штрафы.

После школы он с участием папиного брата, инструктора Свердловского горкома партии, поступил на химико-технологический факультет университета. Там он так же злоупотреблял любимым народным напитком и бесновался на танцплощадках. Сажали его и на пятнадцать суток, и крупно штрафовали, посылали письма ректору с очень убедительной просьбой отчислить хулигана, но папин брат с ректором легко договаривался и в шестидесятом году получил Марченко диплом с хорошим распределением на Среднеуральский медеплавильный завод в городе Ревда младшим технологом. Рядом со Свердловском стоял этот могучий завод всесоюзного значения.

Мастер электролизного цеха Зубов был крут и суров. Два первых дня Андрей весело появлялся в цехе, заглотив с утра по стакану водки, а третий рабочий день он даже не успел начать. Зубов, крупный и сильный дядя, взял его за шиворот и в таком виде, не отпуская, провел по всем кабинетам, где подписывали документы и приказ об увольнении Марченко по тридцать второй статье как злостного нарушителя «КЗОТа». С этой записью в трудовой он мог устроиться только на кладбище рыть могилы, поскольку все работяги там имели биографии похуже.

Ну, кто пьёт активно, знают, что страсть эта поглощает всё остальное. Алкоголик, в которого закономерно года через два преобразовался Андрей Марченко, остался внешне приличным человеком. Хорошо одевался, был чистым, носил модные причёски, серебряные часы с серебряным браслетом и вокруг него примерно на метр растекался аромат французского одеколона «Арамис».

Это был потрясающий настой всяких трав, от которого быстро обалдевали близко проходящие, а девушки млели и непроизвольно выделяли соответствующий манящему запаху гормон. «Арамис» залили экстрактами трав. Там были Мирра, Артемизия, Клевер, Чабрец, Бергамот и Гардения, Пачули, Шалфей, Жасмин, Кардамон и Корень ириса, Кожа, Дубовый мох, Мускус, Ветивер, Сандал, Амбра и Кокос. Благодаря случайно попавшемуся единственному увлечению ухаживать за собой, Андрей в обществе считался человеком приличным, умным и достойным. Больше, как и всех состоявшихся алкоголиков, его не интересовало ничто. То есть он любил себя, выпить и деньги. Но не зарплату, а только легко добытые в большом количестве. Любовь – то была, но большие дармовые деньги пока к нему в карман не спешили.

После изгнания с медеплавильного завода Андрей с папой пошли в горком и брат батин Сергей посоветовал юноше уехать в Казахстан с дипломом, но без трудовой книжки. Отдыхал, как бы, месяц после экзаменов и пока не работал. Не завёл книжку трудовую. В Кустанае он понравился своим дипломом директору завода кожзаменителя Новикову. Поставили его поэтому сразу мастером нанесения на ткань или бумагу тонкого слоя старинного пластика, жидкого поливинилхлорида. Фактически этот полимер наносила специальная машина и Марченко быстро научился выставлять на ней нужный параметр толщины плёнки.

Это он мог делать пьяным, очень пьяным и почти невменяемым. Никого состояние работника не печалило, поскольку брака Марченко не делал. Полуавтоматический агрегат никогда не ошибался. Андрей только переставлял рычажок на правильную отметку. Работал рефлекторно и безошибочно потому, что то место, куда передвигать рычажок, покрасил чернильным «химическим» карандашом. Через год его повысили. Он стал лакировщиком. Лак тоже машина наносила и новый навык Андрею не понадобился. На агрегате был такой же рычаг и похожие отметки. Он исправно крыл ткань лаком, не включая голову.

Но до лакировки полотно красили и наносили или простой узор, или штампованное тиснение. Тогда заменитель было почти невозможно отличить от кожи. Вот ещё через год Андрюшу определили на эту главную, самую ответственную процедуру – теснение узоров. К этому времени он натренировал организм не терять ориентации в пространстве после двух больших бутылок вина «777» и производить правильные движения даже употребив бутылку «московской». Теснение тоже делала машина. Надо было вручную только матрицу с узором вставить в ствол штамповщика. Марченко за неделю научился не промахиваться матрицей мимо гнезда, потом створки штамповщика защелкивались. И всё. Больше у Андрея дела не было. Он устанавливал рычажок и сидел рядом на стуле, наслаждаясь ощущениями, которыми водка гладила душу.

Прошло чуть больше трёх лет и вдруг внезапно ушел в мир иной начальник цеха. Дирекция вспомнила, что Марченко ни разу не запорол дело и поставило его на место усопшего. Там Андрею тоже делать было нечего. Машины собирали в Германии и они как часы работали, оставляя трудящимся одну функцию – наблюдать. Ну, и вручную грузить готовые рулоны в кузова грузовиков или отвозить тачками на склад. Марченко научился покрикивать на рабочих, чем повысил свой статус руководителя.

Пить он стал больше и орать на подчинённых водка крепко помогала. Его боялись, а это было уже преимущество. Когда в шестьдесят восьмом директора фабрики забрали руководить городским профсоюзом, он на последнем собрании рекомендовал вместо себя Марченко Андрея Андреевича. Главное управление лёгкой промышленности занималось, естественно, главными вопросами и ему в принципе было до лампочки, кто станет руководить фабрикой. Управление знало, что немецкое оборудование при любом директоре даст хороший продукт.

В этом же году Андрей на какой-то крупной праздничной пьянке познакомился с бухгалтером швейной фабрики Русановым и Самойленко, заместителем директора горпромторга. И как-то сама, ниоткуда, у всех троих появилась одновременно потрясающая мысль. Шить по немецким лекалам спецодежду, чего не делала фабрика «Большевичка», обувь и головные уборы для людей разных профессий, но без участия государства. Втихаря. А подставной конторой, через которую можно прогонять «левые» ворованные деньги, сырьё и готовые вещи, сделать вот эту самую швейную фабрику, где Русанов крутил бухгалтерией как жонглёр шариками и булавами.

То есть мог Алексей Иванович виртуозно управлять и белой бухгалтерией, и чёрной. Был разговор этот в апреле, лекала пробивной Самойленко через украинских друзей из Германии получил. А уже в августе стройки и больницы за небольшие деньги переоделись в униформу, которая и по виду, и по качеству равнялась импортной. Она была модной, красивой, удобной и добротной. Так проклюнулись сквозь скорлупу советской ГОСТовской надёжной серости первые в Кустанае «подпольные» буржуа, утопающие в бешеных прибылях и называющие себя в своих кругах капиталистами. Они вкалывали и верили в то, что капитализм победит и сожрёт смешную коммунистическую идею. Потому как деньги и хороший продукт куда лучше равенства и братства.

На фоне затянувшегося успеха перманентно пьяный Марченко стал регулярно женится. Он не успевал произвести детей, поскольку все жены одинаково смущались рожать от вечно пьяного Андрея. То есть мимо позора иметь детей-калек его счастливо пронесло. В ЗАГС он ходил восемь раз. Четыре – для заключения брака и столько же – с целью расторжения. Потом это ему надоело, он построил себе большой дом, забил все два этажа импортной мебелью, техникой и посудой. Начал жить один, привлекая для временного успокоения плоти всяких девчушек, которых подбрасывали приятели и с которыми он лично знакомился на бесконечных гулянках «капиталистов». Вакханалии проводились по субботам и воскресеньям у «цеховиков» дома. Денег было много и потому рядовая попойка выглядела как будто на неё согласился приехать председатель Совета Министров.

В главном управлении легкой промышленности области никто к директору фабрики кожзаменителей вопросов не имел. План перевыполнялся, зарплаты у всех были радующие, Марченко не шарахался по Главку и не выпрашивал денег или оборудование. А потому его ценили, награждали чем-нибудь регулярно и никто на фабрику носа не показывал. А вскоре Русанов познакомил всех коллег с заместителем начальника ОБХСС Георгием Васильевичем Варфоломеевым и тогда жить стало радостней, жить стало ещё веселей. Прекратились даже случайные проверки государственной фабрики, а подпольные цеха за десять процентов от прибыли получили верного ангела-хранителя, умеющего в зачатке глушить интерес разной публики к появлению непривычной советскому человеку элегантной и вызывающе высококачественной спецодежды, которой не было ни в одном магазине.

Освоился Андрей Андреевич в роли поставщика сырья для обуви, кепок и спасительных заплат на локти и колени строителям, токарям, слесарям, дворникам и пожарникам да как-то очень уж быстро стал меняться. Погрубел, приосанился и стал особо суров к тем, кто часто приворовывал материал или деньги, а ещё крепче не любил не в меру самостоятельных, а также недовольных суммами личной прибыли, способных при удобном случае сдать подполье в КГБ республики или казахстанский комитет народного контроля, которые нельзя было разжалобить банями, девочками, коньяком и деньгами в конвертах.

И однажды, не закусив последние сто пятьдесят граммов «столичной», отловил он простую, хоть и страшную мысль.

– Недовольных, опасных и ненадёжных, плюс к ним воров надо физически устранять. И проблема канет в неизвестность или в вечность. Куда попадёт. «Нет человека – нет проблемы» – вспомнил он слова бывшего вождя, которого уважал не известно за что именно. Через хорошего товарища Русанова он познакомился с начальником «ИТК-4» Серебряковым. Он за определённую цену мог передать просьбу о физической ликвидации неугодных» цеховиков» бывшим зекам, а ныне своим подопечным, которые освободились, остались жить в Кустанае. А предложение убить кого угодно за деньги они воспринимали примерно как просьбу сбегать в магазин за водкой. То есть обыденно. И с середины шестьдесят девятого до начала семьдесят первого он очистил своё окружение от шести ненадёжных, жадных и опасных. Совесть его при этом молчала как примерный аспирант в зале академического читального зала. Даже не кашлянула ни разу и не сморкнулась.

Вот с него Шура Малович и решил начать отлов заказчиков убийств и очистку Кустанайской советской экономики от «теневиков». Не потому, что Андрей Андреевич расстрелял его дом, пугал Александра Павловича выстрелами издалека, а в итоге всё же пытался дважды его грохнуть. Нет, не поэтому. Тут «капиталист» всё делал с точки зрения вора логично. Марченко других людей пугал часто, при самой малейшей надобности. И своего добивался. А кого не смог пугнуть – отправлял в мир иной руками бывших зеков.

Андрей был в этой кодле неформальным лидером. С ним вежливо говорил и прислушивался к его предложениям даже управляющий всей подпольной швейной бригадой, горкомовский секретарь Камалов. Если «закрыть» первым Марченко, в рядах «цеховиков» начнётся паника. А неразбериха среди подозреваемых милиционеру, оперативнику «угро», нравится как пчеле тяжелый от нектара цветок. В процессе хаоса нет логики и милиция успешно пользуется временной растерянностью «капиталистов».