Волчина позорный

32. Глава тридцать вторая

Хитрый от умного отличается не тем, что он тоже умный. Хитрый знает как можно обмануть очень тонко и успешно, а просто умный имеет только одну возможность – уверенно общаться с окружающей действительностью и приносить пользу себе и другим. Или разрушающий вред, если он умный, но сволочь. Чтобы честно и полезно жить, умному хитрость не нужна, поскольку его общение с миром не держится на обмане всех и всего. Но вот умный хитрец – это уже на сто процентов умелый трепач или обманщик, у которого всё всегда получается и дурит он не только ради удовольствия, а для дела. Причём, себе выгодного. Мосин Валерий Иванович, брачный аферист, был хитроумным. Он легко ещё в юности совместил эти два свойства и начал с того, что после учёбы в строительном техникуме сразу стал прорабом крупного стройтреста в городе Горьком на крупной стройке Всесоюзного музея речного судоходства.

Он попросил деда своего школьного приятеля Никиты поговорить с самим управляющим этим трестом. Дед Антон в молодости упорно занимался в революционном кружке пропагандистского красноречия и мечтал стать председателем Горьковского дома политического просвещения, в котором бы он и сам лично вёл агитацию за ударный труд. Но параллельно у него имелся минус. Антон Малыгин пил с каждым годом всё больше потому, что всю жизнь до пенсии работал сапожником на углу городского базара, а больше ничего делать не умел. Непьющих сапожников не бывает как и чудес. В Дом политпросвета перекрыла ему путь широкая водочная река. Но амбиции глашатая даже алкоголь не погубил. Дай деду стакан хорошего вина или водки и он преобразится. Он будет пафосные стихи революционных поэтов орать вслух, а также сыпать цитатами из разных постановлений ЦК ВКП(б), впоследствии ЦК КПСС.

А перед восходом Мосина на довольно высокую ступень должности прораба деду налили стакан пятизвёздочного коньяка, сунули под нос написанный Валерой текст. Дед после приёма напитка, освежающего прошлые навыки, три раза прочёл написанное вслух и позвонил по телефону управляющего трестом через секретаршу.

– Барышня,– тихо сказал он властным басом.– Дай мне Володю быстренько. Что-то он прямой не берёт, «вертушку».

– Владимир Васильевич, приветствую. Это секретарь обкома Звягинцев отвлекает тебя от победы во всесоюзном соревновании. Но вы-то его всё равно выиграете и я тебя представлю к ордену Трудового Красного знамени на колодке с лентой

– Спасибо, Геннадий Андреевич. Рад стараться, – слушали Валера с Никитой голос управляющего, прилипнув ушами к трубке.

– Я тут по мелочи звоню, по пустяку. Ты возьми прорабом на стройку музея дельного человечка. Он после техникума, племянник мой. Но хочет с простого работяги начать. Прямо ломится туда как бульдозер. Стесняется сразу в руководители выдвигаться. Вот, представь, Володя, что еле уговорили его с братом моим. А я так думаю, что с трудного надо начинать. Кирпичи класть и зайца можно научить. А ты всё из себя выжми, все силы и умения выложи напоказ, и управляй! Управляй народом!!! Верно говорю?

– Да нет преград талантливой молодежи, – уважительно сказал управляющий.

– Как его зовут? Валерий? Мосин? На фамилию мамы записали? Тоже хорошо. А то Вашей фамилии, куда б он не пошел, будут побаиваться. Спасибо за звонок. Пусть завтра к десяти подходит ко мне.

– Ну, молодец, – откашлялся дед, «секретарь обкома». – Не забуду. Давай, жене привет. Работай. На тебя область равняется.

Дед Антон положил трубку, налил стакан, выпил в три глотка и, сияя вставными никелированными зубами, спросил.

– А он секретаря обкома по голосу не узнаёт, что ли?

– Ты, дед Антон, сам прикинь, – засмеялся Валера Мосин. – Управляющий если и видел его, так издали. На какой-нибудь конференции. С трибуны секретарь говорит в микрофон. Голос по-другому звучит. По телефону они в жизни не разговаривали. Уровень не тот у начальника треста. Опять же – голос с трибуны и по телефону не очень похожи. А в баньке с ним в парной поговори, так будет вообще третий голос. Да и обалдел управляющий от звонка с таких высот. Сам он в обком, да ещё Первому, сроду не позвонит. Не по чину! Ему в башку и капля мысли не капнет, что это был не секретарь на проводе. Он же по делу звонил, да, дед Антон?

– Ну, поглянем, чё будет, – дед поднялся и в спальню пошел.– А за коньячок благодарствую. Приносите ещё, если что.

Валера отбыл год в прорабах. Ничего. Грамот много получил и премий. А как-то случайно в пивной встретил одноклассника Жору Замановича и после пятой кружки пошел разговор о жизни. Во время которого Мосин узнал, что Жора богато живёт, кооперативную квартиру купил за пятнадцать тысяч, одевается, что и заметно было, как Герой социалистического труда. То есть во всё, что доходит до СССР из стран загнивающего капитализма. Машина у него «волга», вся мебель из Румынии, а летом он отдыхает в сочинском санатории «Светлана» возле Хосты, где брызжут целебные воды, а море Чёрное – из окна можно дотянуться.

А всё потому так красиво вывернулось у Жоры, что он через знакомых сделал себе справку об инвалидности второй группы и мог законно не работать. Так он и не работает нигде. А живёт как полубог потому, что постоянно женится. До загса, правда, дело не доводит, а однажды тихонько тырит деньги у любовницы, которую долго выбирает среди вдов и разведённых. Чьи мужья до смерти или развода были при деньгах и жён баловали нарядами да золотишком. Заводил он шашни с одной, незаметно подворовывал у неё драгоценности и охмурял ими другую. Потом забирал в отсутствии первой «невесты», отбывающей срок на работе, всё, что принёс ей от второй, а также то, что она имела от бывшего мужа. Прихватывал всё, что влезало в большой чемодан, и уезжал в другой город. Там ему, инвалиду, всегда было место в хорошей гостинице и он начинал бродить по дорогим ресторанам, где довольно быстро находил новую «любовь». С неё он и начинал новую работу по отработанной схеме.

– Интересно, а у меня получится? – спросил задумчиво за двумя дополнительными кружками Мосин.

– Да, ты, Валерик, конечно, рожей не блистаешь. Фигура у тебя как у раненного во всё части туловища, – с сожалением сказал еврейский юноша Заманович. – Но нет без добра даже такого худа как у тебя. Бабы с какой-то дури всегда любят вот таких убогих заморышей. У них жалость – природный инстинкт. Но ты можешь поменять сто раз лицо своё на красивое. Парик, усы гусарские приклей, бородку как у Чехова. Это ж тебе в любом театре сделают. Сейчас есть такие накладные волосы, сроду никто не догадается, что они приклеены, а не настоящие. В театр сходи. Я сам не помню – к чему они волос прицепляют, но что месяц будешь с бабой интимничать и она не догадается – это точно.

Когда приятели расползлись по домам, Валера лёг на свою кроватку холостяцкую и очень серьёзно задумался. Даже уснуть не смог. А к утру придумал. Потому, что был не просто умным, но и хитрым. И вот в Горьковском театре он узнал, что основа под накладные волосы – целлулоид. Но делают такие вещи только в своей мастерской постижёры из специального цеха КГБ. Для офицеров-разведчиков. Тут Валере ничего хорошего не светило.

Год почти он потратил на поиски хотя бы одного гражданского мастера, чтобы по глупости в подвалах КГБ не сгинуть. Жила мастерица в далёком Казахстане. В городе Кустанае. Делала парики и всё прочее для театра местного, но в Москве, в союзном КГБ, по большому блату выучилась и новой технологии – изготовлению накладок со сверхтонкой и прозрачной крепёжной основой-невидимкой.

Утром он переоделся во всё чистое и вечерним поездом отбыл в Кустанай, где нашел добрую мастерицу Наташу, она ему сделала несколько комплектов париков, бород и усов, после чего Валера остался без копейки. Все накопленные деньги отдал ей. А если внешность менять, то и фамилии с именами тоже. Иначе фигня получается. И он послал отцу телеграмму: «Покупаю недорого дом. Вышли пятьсот. Верну через полгода». Батя деньги прислал до востребования и радовался, что сынок осядет в тихом месте, где особо не порезвишься. Всем всё будет видно. И станет Валера честно трудиться бригадиром каменщиков. Пока он работал хитро пристроившимся прорабом, отец поседел окончательно. Боялся, что Валерку разоблачат и посадят за обман руководителя областного комитета КПСС.

Мосин пару дней покрутился на центральном рынке и один добрый человек из фанерной будки «ремонт часов» его, наконец, выслушал, и попросил завтра в шесть вечера быть возле его окошка, за которым висели на стенках ходики с кукушкой и её отсутствием, будильники, наручные и карманные часы на цепочках и браслетах, а также стояли на полу высокие, обрамлённые деревянными вензелями дорогие часы с позолоченными маятниками и гирьками, сломавшиеся у богатых строителей коммунизма. Пришел Валера к окошку во время. Его ждали два паренька в клетчатых кепках, широких штанах и пёстрых поплиновых рубашках навыпуск. Во рту оба держали жеванные «беломорины», зажимая их позолоченными фиксами.

– Ты ксивы хочешь заказать? – спросил первый и аккуратно сплюнул сквозь зубы, не задев папироску.– От кого ныкаться собрался?

– Да я себе работу придумал, – впервые за последние пару лет не схитрил и не обманул Валера. – Наделали мне разных париков, усов, бород, которые от настоящих не отличишь даже если специально будешь приглядываться. Редкие вещицы. Буду переодеваться, менять волосы, усы и бороды да стану склеивать богатых вдовушек. А их в один прекрасный день, когда они на работе, обнесу их на цацки ржавые, камушки драгоценные, шмотки дорогие и лаве. Могу потом всё рыжьё и камни с брошками да серьгами по дешевке вам сдавать, а вы барыгам втюхаете подороже.

И вам карта козырная ляжет, и мне кусок отстегнётся.

– Ну, ты, фраер, вроде не блудень, чешуёй тут перед нами не блестишь, – подумав, сказал лениво один и взял папиросу изо рта. – Ксивы мы тебе спроворим, но если что – зехер нам не устроишь, сам не загасишься и на нас волну не погонишь в случае чего? Ну, там мусорня тебя нагибать начнёт, мало ли.... Хлебало заваришь и про нас ни слова. Базару нет?

– Да вы что, парни, – Валера искренне удивился. – Я ж с вами работать хочу на долях. У меня язык не повернётся вас сдать хоть самому министру МВД.

– Ладно. Остальное потом обкашляем, – заключил второй. – Утром в одиннадцать семь фотографий на ксивы сюда доставишь. Фамилии придумай разные, имена и отчества. Год и место рождения придумай. Напиши нам всё ясным почерком на листе. Через неделю сюда подойдёшь. Дашь нам триста тугриков и полная маза обоим сторонам. Добакланились?

– Да, так точно, – вытянулся в струнку Мосин. – Договорились железно. Свой паспорт у меня есть. Не подумайте, что я чепушило, бич подзаборный. Вот, смотрите. Мосин Валерий Иванович. Третьего марта пятидесятого года родился. Вот прописка. Я из Горького сам. Всё как положено. А те ксивы – только для работы.

Они разошлись и Валера весь вечер в гостинице придумывал себе разные фамилии из серии знатных в прошлом. Вроде он их далёкий последыш. Имена тоже вспоминал звонкие и солидные. Они будут помогать. Женщины уважают мужиков с серьёзными и важными именами да фамилиями. И придумал так: