Волчина позорный

34. Глава тридцать четвертая.

Вечером Зина за чаем с традиционным «курабье» и арахисовой халвой ни с того, ни с сего пустила слезу. Не то, чтобы навзрыд она зарыдала, но всплакнула основательно. С вытиранием слёз полотенцем, причитаниями невнятными и такими судорожными объятиями, которые женщины умеют делать перед проводами любимого в опасную поездку или на войну.

– Ты с чего так рассупонилась, Зинуля? – удивился муж и не донёс руку с куском халвы до места её исчезновения.– Какое твоя ведьмина душа чует горе? Или даже беду? Нормально же всё. У меня впереди пока ничего страшного. Бояться нечего пока. Так чего ревёшь?

– Сон плохой видела ночью,– всхлипнула жена.– Будто дают тебе сразу звание полковника и усаживают заместителем генерала по оперативной работе.

Малович открыл рот и машинально закинул в него уже подготовленную халву, но жевать не стал. От смысла сна он тоже обалдел. Потому как Зина или так всё видит внутренним ведьминым глазом, или через сны, которые у неё сплошь вещие.

– А почему через подполковника толкнут меня сразу в «полканы»? – нечленораздельно спросил он. Халва мешала.

– Ну, ты же герой. Один ты лично поймал убийц за последние пять лет столько же, сколько все оперативники управления вместе взятые. А их у вас двадцать два. У тебя одного два ордена и пять медалей за отвагу,– Зина вздохнула.– Лучше бы они дали тебе трёхкомнатную квартиру в центре, ежегодную семейную путёвку в Мацесту. В ваш дом отдыха санаторного типа. И ещё машину «волга» могли бы дать и оставить на прежнем месте работы.

– Так ты ж сама хотела, чтобы я с опасной работы опера сел в кресло Лысенко, руководил бы уголовным розыском с девяти до шести вечера. Как все порядочные люди, – Шура так удивился, что проглотил халву не разжевывая.

– У генерала под боком ты будешь сидеть, как и он – до полуночи. А на работу приезжать тоже, как он – в семь тридцать.– Зина заплакала сильнее с более обильным слезопадом. – За два-три года одряхлеешь в кресле. Фигуру потеряешь, сила вся в бумаги отчётные уйдет. По мне – так будь майором всю жизнь, но бегай, силушку свою редкую подпитывай и оставайся мощным дядькой до старости.

– Да я просто откажусь от должности,– хмыкнул Малович и глотнул-таки чая. – Делов то…

– А что, полковника министерство ваше назначит сторожем? Свет включать на ночь вокруг Управления? – вытирая широкие ручьи со щёк пошла Зина в ванную мыть лицо холодной водой, чтобы ослабить красноту вокруг глаз.

-Это ж надо такой хрени во сне насмотреться! Какая нечистая сила ей это кино транслирует? – огорчился Шура и пошел в спальню. Включил телевизор, разделся и лёг. Зина вернулась когда он, ничем не потрясённый с экрана телевизора, отключился до утра.

Весь следующий день до вечера он гулял по городу. Отпросился у командира.

– Я выходной заработал за полгода, – сказал он подполковнику тихо. – Пойду в парк погуляю. В кино схожу, мороженого съем. Всегда ел зимой, а в этом году всё некогда купить. Бандиты каждый день, головорезы, стрелки картечью в голову. Не обижайся, Сергей Ефимыч. Мне в шесть часов ещё убийцу брать. И поджигателей комбината.

– Да я что? Гуляй, конечно, – подполковник сам подал ему полушубок и шапку.

И Малович хорошо провел время. Катался на каруселях. В Кустанае зимой очень много граждан, крепких телом и, главное, духом. Зимой все карусели всегда забиты взрослыми и школьниками. Потом кино посмотрел про шпионов. «Ошибка резидента». Он вышел из зала подавленным. Ему было жаль внедрённого к врагу разведчика Тульева. Он двинулся по дорожке снежной к тётке с серебристым ящиком на сыромятном ремне и купил «крем-брюле», а к нему ещё пломбир «морозко». Съел медленно, с наслаждением, и печаль ушла. Потому, что он смотрел этот и следующий фильм «Судьба резидента» раз пять, и знал, что жизнь Тульева наладилась. Потом Шура до половины шестого бродил по картинной галерее, гастролирующей из Москвы по СССР. Было много прекрасных картин и даже маленькие этюды-подлинники Левитана, Врубеля и Поленова.

Без пяти шесть он сел в фойе гостиницы и стал ждать когда урки придут за деньгами. Ровно в шесть мимо него проковылял, слегка волоча левую ногу, носатый парень лет двадцати пяти в кожаной куртке на меху и ондатровой шапке. Второго, того, кто убил охранника, не было и после шести. Малович поднялся, разделся у администратора гостиницы и в номер пришел при галстуке, в тёмно- синем костюме – тройке. В двух задних карманах брюк смирно и беззвучно покоились новенькие «браслеты». Лысенко подарил.

С Людмилой Михайловной не поздоровался. Будто выходил минут на пятнадцать. А хромому подал руку.

– Это моя охрана. Алексей Фомин с нашей фабрики, – дама широко развела руками, – Я всё же деньги везла. Не миллионы, но надежнее и спокойней с охраной.

– Ну, так платите, да я пошел, – сказал хромой торопливо.

– Как? – удивилась Людмила. – А второй где? Я вам не могу его деньги отдать. Вы что!?

– Не, неправильно так будет, – сказал горбоносый. – Я в группе старший. Я и получаю. Наждак свою долю заберёт, не переживайте.

Малович молча слушал со стула в уголке номера.

– Мне, понимаете ли, эти деньги выдали для двух работников, – спокойно внушала хромому мысль Бережная. – И расписки о получении мой хозяин должен получить две. Не одну на всех, а от каждого. У нас строго с деньгами. И хозяин строгий. Вы ж не хотите, чтобы он меня выгнал? Что я вам сделала плохого? Работу дала. Деньги готова заплатить. Вот тут деньги. Но по правилам.

– Так ещё и расписки писать? – возмутился хромой. – И к ним всю биографию приложить. И описать работу в деталях?

– А как я отчитываться буду? – повысила голос Бережная. – Хозяин скажет, что я на эти деньги колье себе купила с рубином и перстень с изумрудами. А я что отвечу? Вы бы как отчитались на моём месте?

– Я бы на вашем месте вообще сюда не поехал, если бы знал, что старший мне не доверяет, – хромой разглядывал Бережную в упор. – Меня, кстати, зовут Виктором. Так я имею авторитет среди своих. И мне верят на слово.

– С вашей стороны не организация с нами работала. – вставил Малович.– Вы индивидуально, каждый по отдельности, подрядились на работу без договора или трудового соглашения. То есть уже с нарушением. Уже не так как положено. А у нас организация государственная. Здесь к каждому слову надо приложить документ. Расписка – это документ. Равный соглашению трудовому. Кстати, мы ещё не видели как вы поработали. Сделали всё, как было договорено? А то мы государственными деньгами как собственной зарплатой не можем безотчётно распоряжаться. За каждый рубль – отчитайся. Правило такое. Вам, кстати, тоже хорошо известное.

– Ладно, – сказал Виктор. – Я сейчас позвоню своим. Они найдут Леонида. Ну, Наждака. И он сюда поедет. А мы в это время…

– Возьмём такси за наш счёт и быстро сгоняем на место, – Малович поднялся и пошел. – Я к себе в номер. Оденусь и жду внизу. Поедем. Посмотрим. Как раз Леонид подойдёт. Людмила Михайловна вам выплачивает. Вы пишете расписки, что деньги за принятую нами хорошо выполненную работу получили в сумме полторы тысячи рублей. Каждый отдельно. Стандартная расписка.

Хромой позвонил куда-то и сказал, чтобы Наждак за своими деньгами ехал сам срочно в «Турист», в седьмой номер «люкс». Чтобы через полчаса был.

– Приедет вовремя, – заверил он. – Мы за полчаса успеем смотаться туда-обратно.

Поймали такси и через пятнадцать минут уже шли мимо пепелища, оставшегося от всего, что из камня было, из дерева да из разных тканей. Всё это, серое, с черными прогалинами, было завалено треснувшим от жара и взорвавшимся на осколки шифером крыши. Бережная прошла почти два километра мимо развалин молча. Взгляд её не выражал удовлетворения. В нём застряли испуг и сожаление.

– Поехали обратно, – Шура подтолкнул Хромого к «волге» с шашечками на борту.

По дороге никто не сказал ничего. И только в номере, когда все скинули верхнюю одежду, Виктор спросил.

– Нарушения, недоделки есть в работе?

– Нет, – тихо ответила Людмила Михайловна и стала смотреть в тёмное окно . И стояла так пока в дверь не постучали.

– Открыто, – крикнул Шура.

Вошел невысокий плотный парень постарше. Лет тридцать ему, конечно, уже стукнуло. Он был без шапки, которую ему заменял плотный короткий и толстый чёрный волос, постриженный под «бобрик».

– Вот откуда погоняло, – Малович молча улыбнулся, прикрыв улыбку ладонью. – Волос точно как наждак самый грубый.

Здрассте, – хрипло поприветствовал компанию Леонид. – Я простыл. Чтоб никого не заразить – посадите меня в сторонке. Может это грипп, чёрт его знает.

Бережная поставила стул для него отдельно к низкому журнальному столику. Номер ведь был люксовый. В обычных комнатках таких столиков не было, как и многого другого. Шура за это время написал на листке из блокнота образец расписки и отдал Людмиле Михайловне.

Она выложила на стол деньги и начала пересчитывать. Потом разложила их на две одинаковых стопки. Шура дал каждому по листу бумаги.

– Ручки у нас свои, – показал дорогую авторучку горбоносый Виктор.

– Вот на этот листочек смотрите и пишите так же, только вначале вставляйте фамилии с именами и отчествами как положено. Не клички. Фамилии. Внизу после слов «получил полностью» – число и роспись.

-А чё бюрократия такая? – спросил без претензий Наждак.

– Виктор расскажет. Я ему тут полчаса объясняла. Пишите. Забирайте деньги, да расходимся. Нам ещё перекусить перед самолётом надо успеть, – Бережная отнесла пачку купюр Наждаку, а другую Виктору хромому аккуратно подсунула под левую руку.

Минут двадцать урки писали. Занятие-то не очень привычное. Потом расписки отдали Александру Павловичу, а деньги пересчитали.

Шура внимательно прочёл и кивнул головой. Бережная тоже скрупулёзно изучила тексты.

Нет вопросов? – спросила Людмила Михайловна. – Всё по правилам. Деньги верно выданы? Согласно договорённости?

– Базара нет, – ответили Хромой и Наждак.

– Ну, тогда за успех сделки приголубим по стаканчику отличной водочки,– потер ладони Малович и достал из портфеля водку «Колос». Выпускали её в Кустанае только для ребят из власти. Шура дружил с секретарём горкома партии Свиридовым и тот ему пару бутылок взял в своём буфете вчера ещё.

Стали пить и разговорились.

Хромой с Наждаком рассказали, как непросто оказалось всё, что было заказано, подпалить.

– Охрана, бляха, с ружьями, – махал рукой после второго стакана Хромой. – Я облил бензином всё, что надо, а один меня засёк. Стрелять стал. Хорошо это, что я с собой пять коробок спичек взял. Так прямо целую коробку поджигал и кидал уже на бегу. Бежать мне тяжеловато. Я в детстве с высоких качелей упал. Ногу вот так вывернуло. Операцию делали. Теперь хромаю, но нога вполне для жизни и разных дел пригодная. Ну, что. Бегу, а он стреляет. Оглянулся я – горит хорошо. Ну, и дёрнул в темноту. «Вохровец» меня сразу и потерял.

– А мне хуже пришлось, – гордо сказал опьяневший Наждак. Водка не простая была. Сорок три градуса. С ног валила даже корифеев питейных забав. Поэтому Шура наливал и себе полный стакан, но когда подносил к губам – резко перекидывал жидкость через плечо на спинку бархатного дивана. Следа от водки не видно было. – За мной один шустряк погнался и догнал, падаль. Повалил и кулаком по хребту врезал. Сел на меня, чтобы руки завернуть. Ну, я из валенка финак выдернул и всадил ему в пузо. Не было выхода. А «мокруху» вообще-то я не практикую. Не люблю. Но вот пришлось. Извиняйте уж за грубую работу. Деньги не вычитайте. Ситуация вынудила.