Волчина позорный

– Курево есть у кого? – спросил пьяным голосом Малович.

– Беломор будешь? – достал пачку Наждак.

– Да мне сейчас хоть «архар», хоть махру. Хорошая водка, – Шура поднялся и, петляя, пошел к двери.– Идём, Леонид. В люксе противопожарные датчики стоят. Последнее слово техники. Закуришь – могут сперва своих сторожей прислать, а потом и «мусоров». Я в коридоре всегда курю. С ними связываться – ну их в задницу. Извините, Людмила Михайловна.

Вышли. Малович воткнул в рот папиросу и стал хлопать себя по карманам.

– Нет, мля, спичек. Вот никогда, падла, я их из пальто не достаю. Забываю.

Наждак чиркнул толстой спичкой о коробок, сложил ладони лодочкой и протянул руки к папиросе. Тут же на его запястьях глухо щелкнули наручники.

– Стой ровно. Ноги вместе, – приказал Шура шепотом. Из внутреннего кармана достал кусок верёвки и связал Леониду ноги возле щиколоток. Потом нагнул ему голову и кулаком резко ударил его по шее. Наждак повис у него на руках. Шура аккуратно уложил Наждака на ковровую коридорную дорожку так, чтобы рук не видно было. Платочком носовым вытянул у Наждака из валенка «финку» и аккуратно перенёс её во внутренний карман пиджака. Потом открыл дверь и крикнул.

– Витя, тут Леониду плохо. Перепил, что ли? Покурил и вырубился. Помоги занести его в номер. У меня левая рука только месяц как после перелома.

Хромой вышел, с трудом промахнувшись мимо дверного косяка, увидел лежащего кореша, присел перед его лицом на корточки и повернул ему шею так, чтобы увидеть глаза. Вот пока он голову поворачивал, Шура спокойно нацепил ему на руки «браслеты» и дал по шее. Хромой лёг рядом и Малович связал ему ноги тоже. Потом занёс обоих в номер и положил рядом на полу.

– Дежурный,– набрал он номер Управления. – Малович это. Давай наряд в адрес: Гостиница «Турист», седьмой номер люкс. Наряд автоматчиков сюда и «телегу» с будкой. Двоих бандитов я задержал. Запиши на меня. Всё, жду.

Бережная не прикидывалась, а пила натурально. Окривела сильнее всех. Легла спиной на стену за кроватью и смотрела в потолок, что-то напевая.

Александр Павлович уложил её в одежде головой на подушку, прикрыл сверху покрывалом, написал записку и положил ей на живот. На листке из блокнота была инструкция:

« В девять утра вы должны быть на проходной УВД. Улица Ленина, семь. Пропуск к майору Маловичу выписан на вашу фамилию. Возьмёте у дежурного. В Монино не звоните. Потом всё объясню. Малович».

Приехал наряд. Задержанных погрузили в зелёный «воронок». Деньги Шура взял салфеткой и сунул каждому в карманы. Через полчаса он доложил командиру, что поганцы обезврежены, взяты при получении денег за поджог и лежат сейчас в седьмой камере. Завтра будет допрос в присутствии посредницы Бережной.

– Её мы трогать сейчас не будем, – сказал Александр Павлович.– Пусть тихо-мирно летит домой. А вот потом, когда урки дадут признательные показания, мы отправим копии всех бумаг, включая написанную самой Людмилой, где она заказчиком назвала директора фабрики Мещерякова, пошлём диппочтой в московскую областную прокуратуру. Там, в Москве, их осудят и посадят. А наших мы посадим здесь.

– Вообще-то её тоже надо «приземлить»,– задумался командир. – Она что, к поджогу отношения не имеет?

– Директор мог послать любого «попугая», – засмеялся Малович.– Но инициатором поджога она не может быть. Инициатор сроду сам не поедет блатных искать и уговаривать на поджог. Да и не её это уровень – решать задачи по уничтожению конкурента. Она сама не посмела бы. Да потом, Ефимыч, в Москве вместе с директором её всё равно за решетку спрячут на пару лет. А его – на десять минимально.

Дома вечером было весело. Приехал брат Борис с Аней своей и их взрослый сын Славка. В двадцать два года он имел первый взрослый разряд по легкоатлетическому десятиборью и живописно рассказывал о последнем первенстве республики, где он стал бронзовым призёром. Шура слушал и вспоминал как он шестилетнего Славку без родительского благословления за руку отвёл в секцию лёгкой атлетики, поскольку сам был в ней мастером спорта СССР и другой судьбы для любимого племянника не видел и не желал.

Борис играл на баяне, который Шура купил себе домой, но специально для брата. Чтобы он свой не таскал. Инструмент-то нежный. Не наковальня или тиски слесарные. Женщины смотрели болгарский журнал мод и хохотали над смешными фасонами платьев, тыча в них пальцами и пытаясь подсунуть эту «жуть» на глаза мужьям.

Пили сухое вино «цинандали», ели сибирские пельмени и весело ругали шестиклассника Виталика за то, что он не отличал переменный ток от постоянного. Борис с семьёй заночевал у Шуры, а рано утром Малович младший как шпион пробрался в зал, оделся в костюм вчерашний, галстук повязал на голубую рубаху, обулся в туфли, накинул полушубок с шапкой и, прихватив полный бумаг портфель, побежал по холодку к «москвичу»

Хромого с Наждаком привели в допросную ровно в девять. На пять минут опоздала Бережная. Урки с похмелья имели страшный вид. У обоих огромные мешки под глазами, сухие в трещинах рты и перекошенные горбатые тела. Они уже понимали, где находятся, озирались на окна с решетками и вчерашних компаньонов по питью «Колоса». Людмила загримировала себя так добротно, что алые губы и цвет загара от тонального крема на свежем лице убеждали, что сейчас не январь, а июль. И что не в КПЗ они ждут финала раскрытого преступления, а тешатся на пляже под жгучим солнцем над Сочи.

– В общем, такое дело,– начал Лысенко. – Ваш вчерашний собутыльник – это наш лучший оперативник, майор Малович Александр Павлович. Пятьсот семьдесят восемь задержаний в одиночку вооруженных преступников.

– Я чувствовал, что он «мусор», прошептал Наждак.– Седьмым чувством.

– Да хрена теперь! – подытожил хромой.

Шура достал все бумаги и дал их для изучения бандитам. Там его рапорт был, и признательное показание Бережной. Расписки уркаганов. Ну и по мелочи всякие: справки из зоны, командировочное удостоверение Людмилы и десять фотографий сожженных складов, сделанных криминалистами.

– Встаньте, – мягко сказал Шура бандитам. – Деньги достаньте.

Хромой и Наждак попытались достать пачки купюр, но мешали наручники.

– Блин. Я ж тоже маленько пил вчера,– засмеялся Малович и браслеты расстегнул. Положил в карман.– Потому наручники снять забыл.

Деньги положили на стол. Шура развязал парням ноги.

-К столу. Пересчитайте деньги.

– Ну, пересчитывали же вчера. А «мусорам» грязные бабки тырить впадлу, – зевнул Хромой. – Знаю, что вы и копейки не взяли.

– Тогда в правом углу каждой купюры найдите маленькую букву «п»

– Ну, нашли, – разглядывал деньги Наждак.– И чё?

– Деньги меченые. «п» – это «поджог». Мы приобщаем их к делу как вещдоки, – Шура сложил деньги в конверт и поместил в общую папку. – Расписки говорят о том, что вы деньги получили за работу. В объяснительной Людмилы Михайловны сказано, что за эту сумму она наняла вас на разовую работу – поджечь склады комбината. В расписках вы подтверждаете, что работу выполнили и оговоренную сумму получили. А вот свидетельское показание охранника «вохра». Тут сказано, что зам начальника складов догнал не хромого, а другого, невысокого, крепкого. И что этот второй у него на глазах финкой несколько раз ударил его в живот, от чего он скончался на месте. Копия свидетельства о смерти и справка экспертов о том, что смерть наступила от девяти колото-резаных ранений. Были разрушены жизненно важные органы. Кишечник и печень.

– Где нож? – спросил Лысенко.

– Да где ему быть? – Шура как фокусник достал из кармана завёрнутый в платок нож Наждака. – Я его ещё вчера забрал у пьяного Лёни. На ручке его пальчики остались.

– Этим «финаком» ты его зарезал? – Шура держал нож на ладони.– Или наших экспертов позвать? Пусть отпечатки снимут.

– Не надо экспертов, – Наждак сел на скамейку.– На себя беру. Тут не отвертишься.

– В общем, орлы, у вас как всегда – два варианта. – Подошел к ним подполковник Лысенко, – Первый – вы дуркуете, идёте в несознанку, поёте нам, что пьяные были и не помните что творили. Тогда мы все бумаги используем в суде и Хромому светит пятнашка за диверсию на государственном, стратегически важном объекте. А Наждаку то же самое плюс убийство сотрудника МВД на посту – это высшая мера. Вариант два. Давай ты, Шура.

– Вы садитесь и пишете полное признательное показание, и указываете, что излагаете все факты добровольно, без принуждения, а в целях помощи следствию. И всё листах на трёх расписываете. Тогда Хромому семь лет примерно, а Наждак может получить пятнадцать лет общего режима. Без расстрела. Жить хочешь, Наждак?

Леонид кивнул:– Вот, бляха, заработали денежек…

– Ну, вперёд тогда. Только фамилии с именами настоящие пишите. Не погоняла ваши дурацкие.– Малович раздал бумагу. Бандиты сели за стол и успешно сочинили правду почти за час. Правду вообще тяжело рассказать и, тем более, написать.

Ещё через час допроса их увели в камеру, а Шура сказал Бережной.

– Я вас отвезу в гостиницу. У вас, если я правильно понял, билет с открытой датой? Улетайте ночью. Утром зайдёте к директору, доложите. Копии этих расписок покажите. Мы сейчас на «Эре» нашей скопируем. И уезжайте из Монино именно в Москву. Где вас будет трудно найти вашему директору. Устройтесь на три месяца хоть уборщицей. Зато живой останетесь. А когда его надолго посадят, возвращайтесь, но сперва у своих узнайте – охотятся за вами его «волчата» или нет. А ещё лучше – к нам на комбинат устройтесь. Квартиры дают через три месяца и платят хорошо.

По дороге Бережная плакала и вышла из машины, не вытирая слёз. Сказала на прощанье только короткое «спасибо»

Через неделю Шуру вызвал генерал и объявил, что майор Малович за выдающиеся успехи в деле охраны общественного порядка досрочно был представлен к присвоению звания полковника милиции, минуя звание подполковника. Сегодня пришел приказ о присвоении. Генерал достал новые погоны с тремя большими звёздами на каждом, пожал руку и обнял Маловича.

– Служи, сынок! Мне за тебя радостно!