Волчина позорный

– Начинаю догадываться, – Шура по привычке почесал под шапкой затылок. – А куда побежал этот хромой-горбоносый?

– Вот так, – охранник протянул руку вперёд.– А там как раз кладбище. Два метра забор в высоту. Вход в него с другой стороны. А за кладбищем у нас что? Мастерская по ремонту радиоприёмников, здания управления телевизионной вышкой…

– Потом детский сад номер восемь, столовая «Орион», – вспоминал Шура вслух, – автодром при школе водителей. Большую площадь занимает. А за ним три общежития. Два от вашего комбината, а третье – для условно-досрочно освобождённых на вольное поселение.

– Ну, вроде так и есть, да, – согласились охранник, управляющий складами и начальник управления ВОХР.

– Думаете, что кто-то из бывших зеков? – спросил Истомин. – А оно им надо? Подломить втихаря склад и унести с десяток рулонов шерстяной костюмной ткани – это бы они с радостью. Продали бы скупщикам. Но жечь склады… Смысл в чём?

– Ну, им просто для развлекухи красного петуха пускать на комбинате, любимом всеми в городе – глупо, – согласился Малович. – А вот если кто-то шустрый прилетел из Монино Московской области? С камвольной их старинной фабрики. У которой из- за вас потребителей уменьшилось вдвое, допустим. Фабрика, если я правильно помню, открылась до революции ещё?

Или с фабрики Калинина, которая тоже сто лет стоит в Москве. Представляете, вашу ткань берут лучше, чем Московскую. Позор ведь им?

Ну, так сами они приехать, перестрелять вас всех, взорвать или сжечь комбинат, склады не смогут. Но в Кустанае им не трудно хорошо заплатить бывшим зекам, которым один пёс – кого завалить, что украсть, где что сжечь или разнести в клочья.

– Но ведь у них «понятия», – вспомнил Самойленко.– Не гадить дома. Живут ведь в Кустанае. Наши люди. А наш город – их дом. Не по «понятиям» выходит гадить комбинату нашему, гордости республики.

Малович засмеялся.

– Их дом- тюрьма и зона. На воле они временно. Ладно, спасибо. Я всё примерно понял. Найду поджигателей.

– Вы так уверены, будто это ваши знакомые и они вам доложили, что нас сожгут, – съехидничал управляющий складами.

Шура не ответил, сел в машину и поехал в аэропорт. Начальник Гаранин его хорошо знал. Малович в аэропорту много разных людей поймал. Убийц, сбегающих преступников, разбойников, бандитов.

-За три дня, Николай Григорьевич, дай мне список прибывших из Москвы, – попросил Александр, обнимая старого знакомого.

– Принесите мне списки пассажиров из Москвы за трое последних суток, – сказал начальник командиру отдела перевозок.

Шура долго листал списки, хотя из Москвы за это время было только сорок три пассажира. Выписал в блокнот семерых. Ни одного мужчины. Все семеро – дамы от тридцати до сорока лет. Паспортные данные в билеты кассы писали полностью.

– Проституток ловишь, Саша? – расхохотался Гаранин.– Надоели убийцы? Понимаю.

– С убийцы толк какой? – тоже развеселился Малович. – Скрутил, статью подобрал, посадил. Скучно. А с проституткой можно по ходу допросов… Хотя нет. Я жене не изменяю. По любви, а также из принципа. Ну, спасибо тебе, Григорьевич. Поеду дальше ниточку тянуть. Конец у меня на палец уже намотан. По ниточке достану кого мне надо. Пока.

Было только одиннадцать утра. Время в СССР до восемьдесят первого года везде текло одинаково и зимой и летом. Стрелки часов не крутили в полночь назад или вперёд на час. Шура дозвонился по милицейскому каналу до ткацкой фабрики имени Калинина в отдел кадров и перечислил начальнице все семь фамилий.

– Кто у вас из этих женщин работает и где они сейчас?

– Нет у нас таких, – ответила начальница. – Я на фабрике тридцать лет сижу в отделе кадров. Всех знаю. А вот список новеньких, которые от года до пяти лет трудятся здесь. Нет таких фамилий.

Малович извинился и положил трубку.

– Может не в ту степь побежал-разогнался? – спросил он себя.

– В ту самую. Ковыряй дальше, – обиделся внутренний голос. – Звони в Монино.

– Да, Людмила Михайловна Бережная, заместитель директора и она же – зав.цехом камволя с вискозой и эластиком, в командировке сейчас у вас в Кустанае. На вашем комбинате камвольно-суконных тканей. На неделю улетела опытом делиться. Нашей фабрике больше ста лет. Опыт посолиднее, чем у ваших ткачих, – сказала начальница отдела кадров. – Вы её не встретили, что ли?

– Да она позавчера должна была прилететь. Ждём. Я начальник цеха, где она опыт передавать будет.

– Ну, отдохнёт с дороги да и появится. Не переживайте. Она исполнительная у нас. Сам директор ей поручения даёт очень важные. Ждите. Придет скоро.

Александр Павлович её очень вежливо поблагодарил. Набрал номер директора Кустанайского комбината – погорельца Ладынина.

– У вас Андрей Исаевич, была зам директора и зав цехом из Монинской камвольной фабрики? Бережная Людмила?

– Нет, – ответил директор уверенно. – Нам сейчас не до гостей. Мимо меня она не прошла бы. Нет. Не было такой. Да и чего ей у нас делать? Москвичи, они же спесивые. Учиться у провинциалов побрезгуют.

– А сколько монинских потребителей их бросило и перешло на вашу продукцию?

– Точно не считали, – вспомнил Ладынин.– Ну, треть от общего числа точно будет. И этот процесс продолжается. Многие их клиенты уходят на наше поле. Извините. У меня после пожара дел невпроворот. До свиданья.

И Шура пошел к Лысенко. Показал ему список и доложил, что Людмила Бережная из Монино вполне могла прилететь только для организации поджога. Заело их там, на старой фабрике, что наш комбинат у них треть клиентуры на себя перевел. Точнее – потребители сами перешли.

– Два вопроса к тебе, – сказал командир.– Почему ты выбрал только женщин? Второй вопрос: откуда у неё связь с урками кустанайскими?

– А на ткацкой фабрике в Монино всего три мужика. Директор, главный инженер и мастер-наладчик. На любой ткацкой фабрике так. Мужиков мало. Я звонил в приёмную, прикинулся чиновником статистического управления области. У них наш милицейский канал не определяется как междугородний. Они мне справку дали такую. Устно. Я бумагу не запрашивал.

Шура помолчал, разглядывая интересный ледяной рисунок – узор на окне командирского кабинета.

– Ну, а потом женщине в сто раз легче найти исполнителя из бывших сидельцев. Женский шарм сильнее действует на пацанов, чем мужские уговоры за рюмахой в кафушке. Решение подпалить наш комбинат явно идёт от директора ихнего. Но послал он женщину именно потому, что я уже сказал. Она потрётся денёк на базаре и кого надо найдёт, и охмурит ласково, как умеют только женщины. Подпишет за хорошее лаве стоящего урку на отчаянное дело. А то и двух для верности. У нас их тут, уркаганов отсидевших – как грязи весной.

Лысенко позвонил в гостиницу «Турист», где двадцать шесть номеров «люкс». И узнал, что Бережная Людмила Михайловна заселилась позавчера в седьмой апартамент.

– Ну, так я тогда двинул на свиданку с дамой. Куй железо пока чё? Пока горячо,– улыбнулся Шура и поехал в гостиницу.

Людмила Михайловна сидела в номере. Никуда сегодня не выходила. Так вспомнила дежурная по этажу. Она заказала в номер обед и в момент появления Маловича с удовольствием употребляла казахское блюдо беспармак, запивая его кумысом и закусывая толсто нарезанными кусочками «карта» и «казы». Ещё на столе стоял бокал рядом с бутылкой «Гурджаани», ополовиненной, похоже, до беспармака.

-Вам привет из Монино от Василия Игнатьевича, директора вашего. Передал, что соскучился и ждёт вас обратно с хорошими новостями. Вы набрали хороших новостей, Людмила Михайловна? – Шура вошел и с порога сделал лёгкий поклон. Подошел ближе и сел на обитый бархатом диван. Номер-то«люксовый».

– Я с камвольно-суконного комбината. Ждут вас там все. Вы же приехали опыт передавать? Отдел кадров путёвку вам выписал, командировочные вы позавчера получили. Будете делиться опытом своим или обойдётесь кумысом с беспармаком да и домой на «ТУ-134» в одиннадцать вечера?

– Вы странный авантюрист. Издалека заходите. Но точно – подготовили мне пакость, – вытерла Людмила Михайловна руки о большую как полотенце салфетку и впилась глазами в Шуру. – Что, мало денег достанется вам как пахану бандитской кодлы? Так нет же. Я много дам. Дело только вчера сделали. Платить буду завтра. Таких денег, какие Москва может дать, вы тут и не нюхали.

– Слова культурные знаете: «пахан», «кодла», – Малович развеселился и без спроса съел колясочку «казы». – Мы тут в захолустье говорим по-простому: «главарь», «компания» …

– А милицию не вызвать? – хихикнула как-то почти угрожающе Людмила Михайловна. – Скажу, что вымогаете деньги. За это светит вам лет пять. Хоть вы и пахан. Я рассчитаюсь щедро, запомните накрепко. Но завтра. Как договорились. Я должна с утра съездить к комбинату, глянуть на результат работы и оценить.

– Не, не надо милицию. Я её с детства ненавижу и боюсь, – Александр Павлович отшатнулся на спинку дивана и отгородился от дамы ладонями. – Мы и без вызова сейчас вопрос закроем.

Он достал удостоверение, раскрыл и поднёс близко к глазам Людмилы Михайловны. Она изучила всё написанное, напечатанное, и минут пять сравнивала фотографию с оригиналом.

– Вот же, сука! – громко сказала она непонятно в чей адрес.

– Чувствую московскую культуру, – похлопал Шура в ладоши. – Наши тётки пока не дозрели до вашего уровня. И никогда в этой области жизни не опередят столичных дам. Так кто сука? Не я, надеюсь? Я просто на работе.

– Вы всё знаете? – вяло пробормотала женщина.

– А чего бы я тут сидел? В шашки с вами поиграть пришел или в «дурака»? Вы мне, собственно, не нужны. И я лично вас не буду сажать только в одном случае. Вы пешка и ваш номер – в конце очереди. Так вот. Вы мне пишете бумажку, что найти исполнителя из числа блатных, заплатить им за поджог складов и цехов конкурентов заставил вас директор вашей фабрики Муромцев Василий Игнатьевич. Он же снабдил вас суммой наличных в размере… В каком размере?

– Три тысячи, – Людмила Михайловна отвернулась.

– Ну, сожгли уркаганы почти все склады, – Шура поднялся и стал прохаживаться по ковровой дорожке, которая лежала от порога до окна. – Но мы ведь обязательно постараемся сделать так через центральные газеты и телевидение, чтобы все узнали, что ваша старейшая на Руси фабрика устраняет конкурентов как при феодализме – огнём и мечём. И виновник номер один – директор ваш. Ему же обиднее всего, что ваши потребители стали уходить к нам, к нашему комбинату. А самих поджигателей здесь мы посадим. Директора вашего закроют в тюрьму власти РСФСР.

– Вот, блин, не хотела же я сюда лететь и этот поджог организовывать, – сказала Людмила, красивая женщина сорока лет, аккуратная, чистенькая, без серёжек с изумрудами и колец с бриллиантами. – Работаю заместителем директора по общим вопросам и заведую попутно цехом. Ни черта себе получился вопрос! Не общий, а прямо мне одной крючком своим по башке.

Шура достал из портфеля бумагу и ручку.

– Пишите. Ещё раз подчеркну. Вы – подневольное лицо. Общие вопросы решать – это обязанность ваша по штатному расписанию. Для директора вашего нагадить конкурентам – самый общий из многих вопросов. Вот он вас и запряг. Вы не поджигали. И не вы этот поджог придумали. Правильно всё изложите и я на вас дело заводить не буду. В слово офицера верите? Всё. Как было, так и рассказывайте. О своей фабрике, о преимуществе конкурента – Кустанайского комбината. О том, как именно уговорил вас директор и что вам за организацию поджога пообещал. Я догадываюсь, что премию не менее тысячи рублей.