Волчина позорный

– Вот как нам его расколоть? Слабые места Марченко дай мне. Ты всех их знаешь. Убийств, кроме уже раскрытых по швейным цехам, ещё десяток. Не меньше. Поможешь – я тебя вообще отпущу. От меня сбежишь при проверке тайника убитого Иванова. А я тебя в розыск не стану объявлять. Уедешь в Челябинск. Паспорт твой я тебе отдам. Там двенадцать швейных фабрик. И откроешь по новой своё дело. А бухгалтеры всем нужны. Да мои друзья помогут устроиться. А если откажешься помочь всех организаторов убийств посадить – я не обижусь.

– Санпалыч, ну ты же догадываешься, что и я такие заказы делал. Двух человек по моей просьбе «зажмурили».– Русанов сел и нервно закурил. – Нешто передумаешь меня за это наказывать? Тут мне явно «вышка» светит. А тебе звезда на погоны, медаль или орден. Такую паутину расплёл!

– Да если ты остальных мне отдашь – мне и без тебя звезда будет да орден. Там одиннадцать фигурантов. Раскрою заказчиков и закрою незаконное производство. Орден точно будет. Но мне и без него нормально пока. У меня уже есть. Зато ты на свободе и откроешь дело в другом месте. Я помогу. Слово даю.

Алексей Иванович пожал Шуре руку. Он ему верил.

– Вы Марченко три дня не допрашивайте, – Русанов улыбнулся. – Он без выпивки дня не может прожить. А после одного дня в ГАИ и трёх трезвых дней у вас это будет не шустряк Андрюша, а жалкое подобие человека. На допросе начните его поить коньяком. Не обеднеете. И с третьей бутылки он вам всё сам расскажет и напишет.

– Ну, Алексей, ловлю на слове,– поднялся Малович. – Если так получится, я лично тебе сюда ящик армянского принесу. Всё. Отдыхай.

Марченко поместили в изолятор и на три дня про него забыли. Он хлебал баланду, пил чай с бромом и конвоир водил его в сортир. Остальное время Марченко мучился. Он стонал, ползал по цементному полу, стучался головой о стены и кричал по пять раз в час, что ему нужен врач. У доктора он рассчитывал выпросить хоть сто граммов спирта.

– Вы здоровы. Врач вам не положен, – грубо отвечал дежурный конвоир. – Жди допроса, падла. Честное признание – лучший доктор.

На четвертый день Шура и Тихонов зашли в камеру. Перед ними на нарах лежало бледное, исхудавшее существо с высохшими губами. Оно дрожало всем телом и сдавливало ладонями голову. Человека, тем более солидного и богатого, Марченко даже отдалённо не напоминал. Вместо него на шконке трупом лежал жалкий, сморщенный, серого цвета мужик, которого вот-вот должны были начать истязать предсмертные конвульсии.

– Так, – посмотрел на Маловича Вова.– И что нас с этим огрызком делать? Он же сейчас имя своё не вспомнит.

– Нормально всё будет, – прошептал Шура. Вышли в коридор. – Ты иди и купи шесть бутылок коньяка хорошего. Закуски возьми. Шоколад, яблоки, копчёной колбасы килограмм и пирожных штук десять. Нам с тобой – по три бутылки лимонада «крем-сода» Вот тебе четвертак. Если что, свои добавишь. Конвоиры Андрея принесут в кабинет и начнём допрос. С пьянкой, танцами, девками и цыганами. Понял? Иди, Вова. Работать надо.

Через час всё было готово. Привели Марченко и усадили на стул. Стоять у него сил не было. Тут влетел в кабинет подполковник Лысенко и закричал, будто ему сильно дали молотком по башке.

– Малович, бегом на мотоцикл. Всё откладываем. Там наряд ППС никак не может задержать двух хмырей, которые стреляют друг в друга из двустволок среди деревьев парка. Трезвые, но дурные. Народ гуляющий разогнали. Сержант по рации про трезвых, но дурных так и доложил. И просил только тебя прислать. Не справляются.

Через пятнадцать минут Малович без бронежилета и пистолета уже стоял между стрелками. Он встал между двумя стволами, которые росли рядом. Мужики с обеих сторон начали всаживать дробь в эти деревья.

– Да что ж такое! – Малович заковыристо выматерился. – Сколько уже народа хочет меня пристрелить. Прямо Техас, мля! Голливудское кино! Ну, как сговорились все – грохнуть Маловича! Эй мужики! Патронов до хрена ещё?

– А тебе чего надо? – закричал один истерично и визгливо. – Чеши обратно. Сами разберёмся. Этот козёл у меня жену увёл. И потому я буду делать из него труп.

Это ты козел! – откликнулся второй. – Галка сама ко мне ушла. Ты её бьёшь и не даёшь денег.

Шура стал прислушиваться. Каждый стрелял из двух стволов и перезаряжал патроны секунд десять. До первого бежать надо было метров пятнадцать. До второго побольше.

-За десять секунд до мужика ближнего я добегу. А дальше посмотрим.

Он дождался когда оба выстрелят одновременно и рванул к тому, который был ближе, прятался за сосной и уже переломил ружьё, чтобы достать из кармана и вставить в стволы новые заряды. Он с разбега ударил по ружью ногой и двустволка отлетела в сторону метров на пять. Мужика он сжал предплечьем за шею и опустил его, обмякшего, на траву. Достал из его кармана десяток патронов, сползал за ружьём.

Зарядил, нацепил на мужика наручники и, петляя, побежал навстречу второму стрелку. Определил дерево, за которым он прятался и один заряд всадил в землю, в то место, за которым были ноги «охотника за головами». Тот с перепуга нажал на курки и тоже начал перезаряжаться. А до него оставалось чуть больше десяти метров. Малович забежал со спины и двустволку переломленную схватил за два конца, после чего легко перекинул ружьё через его голову. Мужик потерял равновесие и упал спиной в подставленные руки Александра Павловича. Шура так же согнутой в локте рукой слегка придавил мужичку горло и тоже положил его в осыпавшуюся хвою. Надел наручники.

– Вы где, парни? – позвал он сержантов. – Грузите задержанных в мотоциклы и везите в шестую камеру. Дежурному скажите, чтобы записал на меня задержание двух вооруженных стрелков, которые устроили дуэль в парке.

Пока сержанты возились с плохо соображающими мужиками, Александр сел на мотоцикл и полетел в кабинет командира. Вести допрос, который мог как золотой ключик открыть дверь в потаённое царство ворованных денег, охраняемых людьми, готовыми ради них на всё. Даже на самое зверское убийство.