Волчина позорный

– Понимаешь, да? Вот я тебе возьму и не «расколюсь» даже на полслова, но ты меня за что-нибудь, да посадишь, если упрёшься. Ты же мастер. Нашел бы гнилое место в моих делах. Я-то не консерваторию возглавляю. А у нас на зоне, если принюхаться, найдешь и внутри колонии убийства, и сбегают иногда зеки. Чудят в городе и области. Бандитствуют. Грабят. Убивают. Спрос с них? Нет. Они уже убийцы и бандиты. Я-то их приставлен перевоспитывать. С меня и спрос.

– А как я перевоспитаю парня, который уже кровь чужую пролил на землю? Не случайно вспорол брюхо «пером» терпиле богатому. А денег ради. Будь они трижды прокляты, блин. Думаешь, он однажды схватится за голову, зарыдает и пойдет работать воспитателем в детский сад или мешки с мукой таскать на городской мельнице? Хрена лысого!

– Значит, это не ты меня чуть в могилу не уронил? – удивился Малович по- настоящему. – А кто тогда пугал шрапнелью? Дом мне в щепки разнёс и ворота сломал кто? Мне пулю в сердце не твои люди запустили? А кто?

Серебряков закурил обычную беломорину, сделал штук пять неторопливых затяжек. Потом медленно достал из внутреннего кармана добротного своего твидового пиджака, который в ресторан надел, блокнот в кожаной корке.

– Он всегда со мной. Ни в столе, ни в сейфе его быть не может. Только в кармане. В кителе, в шинели, в пальто или пиджаке. Здесь все адреса, имена, фамилии и телефоны тех «подпольщиков», кто хотел кого-то убить и просил меня посодействовать, свести с урками блатными. Тех, кто уговаривал меня, а я, дурак, не отказывал. Деньги, сука! Деньги халявные меня побороли и победили. Положили на лопатки. Потому, что лёгкая добыча.

Деньги – зло. – подтвердил Малович.– Дармовые – особенно. Совесть сжирают.

– Я ж ничего не делаю, труда не вкладываю. – Разгорячился «кум». – Передам просьбу одного козла другому козлу и всё! За раз – бабок больше, чем месячная зарплата раза в три. Мне их натурально уже девать некуда. Я вон цех в колонии на свои построил. Но главное управление дало мне бумагу, что под это дело средства мне выделило. А так бы любой хмырь из ОБХСС прикопался: «Как накопил на цех и на целый детский дом?»

– Мы в цехе, не поверишь, будильники громкие собираем. Продаём хорошо. Деньги – государству. Казне «ИТК- 4». А детский дом в Рудном я построил тоже на свои. И снова Главк мне будто бы денег дал на благотворительность. Бумагу прислал для отчётности. Они-то понимают, что деньги у меня «левые». Но я из бюджета ни гроша не тронул. Оно самому тупому бухгалтеру видно. А для Главка это бальзам на душу. Начальник, а не ворует. Белая ворона, блин. А где беру – их не топчет. Может, постоянно в лотерею выигрываю…

– Их много у меня, денег. Но вы их не найдёте. Да и зачем искать? Я ни копейки у государства не украл. Долю свою беру как посредник. Но посадить меня за это невозможно. Ни одной расписки нет, что я деньги взял, или что мне их дали. Квартира у меня обычная. Трехкомнатная. Мебель алматинская и белорусская. Бриллиантов с изумрудами нет. Перстень на мне литой из недорогого серебра. Твоё, Шура, обручальное кольцо дороже вдвое.

Шура подышал на кольцо, протер рукавом, покрутил пальцем, показал, как слетают с золота яркие матовые блики.

– Не. Это обычная пятьсот восемьдесят пятая проба. Средняя. Золота тут чуть больше половины. Остальное – не понятно что.

Постучали в дверь.

– Входите, ждём! – крикнул Лысенко.

В кабинет медленно вплыл известный в Казахстане адвокат экстра класса Николай Сергеевич Хлопушин. Работал только за крупные деньги, поскольку защищать брался только «больших» людей, имевших хорошие запасы дензнаков. Он оделся в велюровый коричневый костюм, коричневые туфли не советские, шелковую бежевую рубаху и черный галстук-бабочку. В руке имел дорогой портфель с кодовым замком, сшитый из кожи очень редкого зверя. Не из крокодила точно, но, возможно, из носорога.

– А я думал, что опоздал, что вас, Виктор Фёдорович, уже и расстреляли, и погребли прах ваш. Простите за грубое начало моего присутствия.

– Да разобрались сами в главном. По той теме нет претензий ни у меня, ни у милиции, – поднялся Серебряков и пожал милиционерам руки. – Осталась драка в ресторане. Один чудак вылил вино на платье моей даме. И попёр вперёд. Даже не оглянулся. Ну, я ему и въехал. Потом народ восстал. Трое за меня, трое против. Так мы и не побили толком друг друга. Приехали оперативники и нас повязали. Теперь мне отвечать надо.

– Хулиганства здесь не наблюдаю, – улыбнулся адвокат. – Защита чести дамы равна в СССР самообороне. Пределы обороны превышены?

– Нет. Всё в рамках. Только лёгкие телесные у двух мужчин, – Лысенко достал ручку и что-то черкнул на чистом листе. – Обычно мы применяем пресечение свободы на пятнадцать суток.

– Офицера? Подполковника? Начальника крупной государственной организации в камеру со шпаной? – адвокат перестал улыбаться и как-то странно оглядел милиционеров. Взгляд как бы спрашивал: – «У вас с головами всё в порядке?»

– Да тут хватит и домашнего ареста, – сказал Малович.– И честь не оскверним, и наказание применим. Драку же ты, Витя, запустил.

– Домашний арест мне по душе. Отдохну. Почитаю хоть до отвала. Посмотрю телевизор, пивко возьму разливное, рыбку вяленую на базаре куплю. Меня устраивает и вам спасибо, – Серебряков мечтательно вздохнул.

– Вот для этого решения меня вызывали? – засмеялся адвокат. – Мне это лестно очень. Значит, вас устраивает мой юридический уровень.

– Собственно, нет. Мы пригласили вас для совета по сложному для нас вопросу, – Шура аккуратно дотронулся большой пятернёй до адвокатского велюра. – Тут, понимаете ли, кто-то на меня охотится. Дом почти в щепки разнесли шрапнелью, меня чуть не застрелили. Бронежилет спас. Я сперва думал на Виктора Фёдоровича. Но мы прояснили, что шлёпнуть меня или запугать, чтобы я снялся с дела об убийствах «подпольных цеховиков», хотят сами «цеховики».

Они же одновременно и заказчики платных убийств неугодных им людей. Семь убийств с этого и прошлого года я раскрыл. Преступников, убийц-исполнителей посадили. Но нераскрытых осталось ещё восемь только по линии запрещенного частного производства. Ну, других «глухарей» ещё шесть. К «цеховикам» не относятся. Разберёмся. Мне нужно арестовать и посадить конкретных людей из производственного подполья, которые платили за каждое договорное убийство. Эти люди известны Виктору Федоровичу. У него всё записано в блокноте. Даже адреса и телефоны. Что посоветуете?

Адвокат поправил «бабочку» пригладил волос и сказал таким тоном, каким, наверное, бог Саваоф воскликнул: «Да будет свет!»

– Вы его вчера арестовали. Обыскать были обязаны. Обыскали?

– Да как-то и смысла не видели, – попробовал оправдаться командир.– Нам он не по драке нужен был. Драку сами подстроили. А для той цели, ради которой мы его забрали, обыскивать не требовалось.

Адвокат поднял палец.

– Тогда обыщите, протокол составьте и поинтересуйтесь, что за блокнот и кто в нём записан? Кто эти люди? Ответить «не знаю» мой клиент не сможет. Сам же писал. Почерк можете сверить. И тогда никто из «подпольщиков» Серебрякова не заподозрит, что он их сдал. Потому что арест был с обыском законным. Блокнот изъяли законно для изучения. Переписали всё, не нарушая закон, кстати, и блокнот вернули. А уже отлавливать заказчиков начали по своим записям и собственной инициативе. Выяснили, кто там есть кто, тоже сами. Мой клиент и знать об этом не мог. Да и адреса их с телефонами начальнику зоны зачем? Дружить с теми, кто шьёт и пластмассу плавит – с какой стати? То есть «цеховики» ему предъявить не смогут, что он их вам сдал. Взяли – то вы его за драку в ресторане. Это узнают все зеки. Сегодняшние и бывшие. Это ж сам «кум»! За драку!!! Герой! А вы, Виктор Федорович, на самом деле отдайте милиции заказчиков. Расскажите кого, как, и где можно повязать.

– Но когда возьмём их, подтвердит подполковник на очной ставке, что именно у них брал деньги на оплату убийств? – неуверенно шепнул адвокату Шура.

– Я советую подтвердить,– адвокат уверенно шлёпнул ладошкой по колену. – Их посадят, но, Виктор, клиентов у тебя всегда будет не меньше. На места посаженных прибегут другие. А машину устранения неугодных нигде в мире никому не удалось остановить. Не эти будут платить, так другие. Извините, что я в присутствии милиции такое вслух говорю. Но это же очевидно. И вам по-прежнему посадить начальника «ИТУ- 4» будет не за что. Но заказчиков настоящих он вам периодически будет называть. Вы его как бы арестовываете за что-нибудь. Обыскиваете. Блокнот находите. А дальше уже забота милиции так арестовать подозреваемых, чтобы на подполковника Серебрякова подозрений не было.

– Я согласен, – сказал «кум»

Зазвонил телефон. Лысенко снял трубку.

– Саша ещё не ушел?– спросила Зина слегка дрожащим голосом. – Обязательно наденьте на него бронежилет. Возле дома его снова попытаются застрелить. И прикройте его. Охрану дайте с автоматами.

– Не переживай, Зина. Он будет в жилете, оружие табельное возьмет и три автоматчика с ним поедут.

Динамик у телефона был мощный и все всё слышали.

– Жена откуда может знать? – «кум» натурально удивился.

– Дар у неё такой, свыше спущенный, видеть близкое и далекое будущее, – сказал Александр Павлович. – Сам не могу привыкнуть. Но ни разу Зинка не ошиблась.

– Пусть про меня скажет, а ты мне передашь,– попросил «кум»

– Лады, – Шура улыбнулся – Завтра скажу. Заеду. Слушай, ты подскажи мне. Я хочу первым задержать Марченко, директора завода кожзаменителей. На нём, чувствую, не только труп шофера Кудряшова висит. Как его надёжнее прихватить?

– Пойдем в коридор. Расскажу, – Серебряков вышел первым. Не было их минут тридцать.

Адвокат попрощался с каждым за руку и плавно удалился в своём нежном, ворсистом не мнущимся велюровом костюмчике.

– Ну, я тебя, Шура завтра жду, – сказал «кум», махнул подполковнику и тоже ушел.

Лысенко нахлобучил на большое тело Маловича бронежилет. Надел сверху рубашку, другого, крупного размера, проверил, взял ли Александр свой «ПМ», по рации приказал автоматчикам готовиться, и тех, кто будет стрелять, не жалеть.

Малович подъехал к воротам, открыл их, загнал мотоцикл и вот когда шел обратно – закрывать большие тяжелые двери, почувствовал сильный удар в грудь и упал на спину. Было очень больно. Но сознание Малович не потерял и слышал три автоматных очереди.

– Ранен. Вон, в палисаднике напротив нас. Ловим и вяжем! – крикнул командир автоматчиков.

Через пять минут они притащили связанного парня. Одна пуля прошла сквозь ногу у бедра, вторая и третья застряли в плечах.

– Давайте его в больничку и потом в четвертую камеру, – Шура поднялся. Грудь ныла так, будто с полного разворота в неё врезался крюк подъёмного крана.

Автоматчики и снайпер уехали. Малович зашел домой и попал точно на телефонный звонок.

– Вот ты тварь какая живучая, – хрипло произнёс резкий баритон.

– Я знаю кто ты, – ответил Шура. – И ты, Марченко, лучше сдайся. Поймаю – так сначала отделаю, чтоб ты ни сидеть, ни стоять, даже ползать не мог, а потом следаку тебя сдам и уговорю его на «вышак» специально для твоей сучьей персоны. Ты его заработал. На тебе минимально четыре заказа по «мокрухе».