Волчина позорный

Засмущался Александр Павлович, сел в углу на стул и голову опустил.

– Вот больше говорить не о чем, – буркнул он себе под нос.– Ну, не знаю я. Кто-то изнутри подсказывает, а кто – почём знать? Вот попаду в больницу, там начнут на аппаратах проверять, может и найдут того, кто подсказывает.

– С чем ты в больничку попадешь? С диагнозом «сегодня не обедал»? – пошутил Лысенко и весь состав уголовного розыска так развеселился, будто

полковник вспомнил свежий и очень остроумный анекдот.

Планёрка закончилась, все разошлись, а Маловича полковник оставил.

– Шура, – начал он нежно.– Ты не устал, нет? Пашешь как бобик.

– Да кто пашет?– Малович хмыкнул.– Вон трактористы сейчас на посевной – это да. А мне охальники эти сами в руки идут. Не устал я, Сергей Ефимыч.

– Тогда слушай сюда очень вдумчиво. ОБХССники, которые сейчас метелят швейную фабрику, случайно накопали аж шесть убийств. Причём не на фабрике. Но как-то они с фабрикой связанные. ОБХСС так предполагает. В разных местах убийства случились. В разных районах. Туда жены погибших и писали заявления. Но убийства – то не в один день случились. А в течение полутора лет. Их потому и не объединили в одно дело.

Не усмотрели сходства мотивации. Искали убийц какое – то положенное время, потом отложили, прикрыли до появления новых обстоятельств. Записали пока в «глухари» Вот сейчас они появились, вновь открывшиеся обстоятельства. И я объединяю дела в одно в связи с направленным нам «определением» ОБХСС. Он считает, что убийства эти – результат подпольной экономической и производственной деятельности. Вот, Шура, их справка. Прочти вдумчиво.

Двоих вроде бы порешили «перьями» на быткомбинате, в цехе, где пластмассовые детские игрушки отливают. Потом один шофёр с завода кожзаменителей пропал. Нашли с перерезанным горлом через две недели. Всплыл в Тоболе за тридцать километров от города. И ещё троих застрелили. Из охотничьего ружья. Каждого у него дома. Работали они экспедиторами. Один в магазине тканей, другой в отделе фурнитуры нашего универмага. Ну, там продают пуговицы, застёжки всякие, замки «молнии». Фигню всякую. А последний работал экспедитором в «Спецторге», где народу простому ничего не продают. Там для организаций разных всякие приборы, инструменты, станки хитромудрые лежат по заявкам. Ну, в этом духе всё.

Шесть убийств, Малович, про которые никто в главном управлении милиции не знал до экономической проверки на нашей швейной фабрике. Выходит, Шура, что это не разбой, не бытовая «мокруха». Значит, это связка с одного дела. Так я тоже думаю. Причём дело не воровское, шпанское-жиганское. «Мокрушники» эти убрали людей, которые нарушили какой-то отлаженный механизм. Вот какой? Это первое. Ну и второе. Кто-то же конкретно горло резал, стрелял. Надо выяснить и то, и другое.

– Ну, деловые махинации – это ОБХСС пусть крутит. Их поле. По убийствам я поработаю. – Малович надел фуражку и встал.

– Нет, Саша, ты не понял, – Лысенко тоже поднялся. – Найдёшь причину убийств – найдешь и убивцев. Тут по-другому не получится. Тут причина явно в экономике зарыта. Поработаешь и за ОБХСС. Хорошо?

– Если получится – поработаю экономистом, – Александр Павлович поскрёб ногтем затылок, плотно укрытый густым волнистым черным волосом. – Пойду пока на фабрику. Семёнов, видно, там ещё. Надо с ним поболтать.

– Давай, Саша, – Лысенко повеселел. – Представляешь, шесть убийств сразу раскрыть! Тут тебе и звезда, и орден. Ну и мне чего-то перепадет.

Съездил Александр Павлович к Семёнову. Все милиционеры его отдела молча копались в бумагах и поговорить удалось. Много чего любопытного узнал Малович часа за два. Потом решил заскочить к брату Борису на работу, да после него ехать домой.

Брат дописывал статью. Он откинулся на стуле, ручку держал в зубах и смотрел в потолок. Ловил правильную формулировку мысли. Он трудился в отделе сельского хозяйства, а как раз шла посевная. Про неё читали все подряд. Потому, что все ели хлеб. И потому писать надо было правильно, но с оптимизмом в тексте. Чтобы народ не сомневался: «будем с хлебом!»

Малович младший рассказал старшему о трагедиях, связанных со швейной фабрикой и о своих планах отлова убийц.

Борис перестал грызть ручку, помолчал, глядя в окно и сказал:

– Ты, Шурка, в этом деле шибко руками да языком не размахивай. Это какая- то система. Её сейчас ломают зачем-то. Свои, из той самой системы. Так вот – лезть против системы, даже маленькой, локальной – это тебе не бандюгана безмозглого сцапать. Уже на сто процентов уверен я, что тебя сдали. То есть те, кто должен бояться, уже знают, что дело поручили тебе. Поэтому – ты, братец, берегись. Оглядывайся. Короче – осторожно работай, незаметно. Не ходи в форме. Зина с Виталькой сегодня же пусть едут к её маме в Камышное. Или во Владимировку к Паньке нашему домой.

Попрощались и Малович уже в сумерках подъехал к своему дому. Пошел открывать ворота, чтобы мотоцикл загнать.

С лавочки возле палисадника поднялись двое и подошли вплотную.

– Капитан,– сказал первый тихо и беззлобно. – Ты передумай, не лезь в наше дело. Пусть кто-нибудь другой. Тебя мы знаем. Ты нам муравейник точно разоришь, затопчешь. А нам это не надо. Те, которых на тот свет отправили, это путешествие заработали. Не мешай нам. Ты один можешь нас развалить. Добром просим. Скажи начальнику – пусть передаст дело любому из ваших. Только не тебе или Тихонову. Усёк?

– Мы ж по доброму к тебе. С уважением.– Вставил второй. Руки он держал за спиной так, чтобы с краю было видно остриё ножа. – Пацан у тебя – орёл, жена красивая, людей хорошо лечит. Хорошая семья. Ну, договорились?

Малович открыл ворота, закатил мотоцикл, ворота закрыл и подошел к гостям.

– Не от меня зависит, – сказал он задумчиво. – Завтра поговорю с начальником. Что он решит – сказать сейчас не могу. Завтра ясно будет. Ну ладно, ребята, пока! Устал я сегодня…

– Ну, мы друг друга поняли, – первый застегнул на лёгком плаще все пуговицы и пошел в сторону центра города. Второй подхватился и побежал за ним. Сел Шурик на заднее сиденье мотоцикла и снова стал корябать затылок. Думал.

Вышла жена.

– Саш, кто это был? Я в окно видела. Ты что грустный такой. Всё нормально?

– Пошли, Зинуля, в дом, – Александр Павлович, кажется, нашел выход. – Всё нормально. Всё хорошо есть и всё хорошо будет. Идём.