Волчина позорный

Тогда вами может заинтересоваться КГБ республики, которому сопротивляться – себе дороже будет. Организация теневого частного производства без прочих отягчающих – это уже статья.

Преступное нарушение закона. Преступление, проще говоря. У нас же нет частного производства и собственности. Вот уголовный кодекс. Открываем вот тут. Читаем.

«Статья 63-2. Организация или руководство преступной группой

либо преступным сообществом, участие в преступном сообществе.

Создание организованной преступной группы, руководство ею, а

равно участие в ней наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества.

Организация или руководство преступным сообществом, а равно

участие в нем – наказываются лишением свободы на срок от трех до десяти лет с конфискацией имущества.»

-Так ваша команда швейников и есть – преступное сообщество. А вы, получается, организатор. Ну и чего ради вы должны сесть лет на пять в лучшем случае? Или на десять с конфискацией?

Камалов задумался и стал снова гулять по дорожке зелёной с красными полосами по бокам.

– А если мы сегодня же всё закроем, уберём оборудование и людей, уничтожим все бумаги? – спросил он без испуга, но с осторожностью и надеждой. – Бумаги сожжем все до одной за весь период работы. Тогда нас как бы нет и не было вообще, да?

– Так я и пришел к вам не приказывать, а посоветоваться. Да. Уберёте людей, оборудование и все бумаги, то доказать, что именно вы работали, а шили одежду конкретные подпольные частные цеха, вряд ли удастся, – Шура глубоко вздохнул. – Вам, если что, такая должность потом уже даже сниться не будет.

– Да…– протянул Камалов. – В общем, считайте, что уже нет цехов.

– Вы, главное, так сделайте, чтобы они просто адреса не поменяли. А то уедут на окраины города, и там шуровать будут дальше.

– Не будут. Закроем полностью, – твердо заявил Борис Ильич. – Обещаю.

– Вы не против, если я этот процесс проконтролирую? – улыбнулся Шура.

– Да что вы! – Камалов пожал Маловичу руку. – Пожалуйста. Но завтра не будет уже ни одного цеха.

– Спасибо. Я тогда пойду,– Шура продолжал улыбаться.

– Удач вам в вашем опасном труде, – тоже улыбался Камалов.

И майор Малович козырнул да вышел. Надо было идти к своему командиру и принимать дело об ограблении сберкассы. С долгой и страшной работой по подпольным цехам Шура мысленно попрощался, имея слабую надежду, что больше ему влезать в похожий кошмар не потребуется.

– Подполковник Лысенко глядел на несколько заявлений, лежащих перед глазами и что-то неслышно бормотал. Рассуждал умственно.

– Вот, Шура, читай, – подвинул он Маловичу заявления и объяснения сотрудников сберкассы.

Александр Павлович взял их и сел на диван. Через пятнадцать минут ему стало видно приблизительную картину ограбления. Когда сберкассу утром открывали, серую «Волгу» «ГаЗ 21-М» кассирши заметили не на обочине асфальта, а на повороте к воротам, которые закрывали внутренний двор кассы и только здесь инкассаторы могли туда въехать. Заметили и спокойно пошли внутрь на свои рабочие места. Не первая машина там остановилась. Многие шоферы оставляли автомобили на этом повороте. Удобно же. В одном заявлении второй сторож «вохровец», в которого не стреляли, написал, что машина инкассации никогда в ворота не заезжала. Ставили перевозчики денег будку свою у бордюра и ножками неторопливо бегали туда-сюда с мягкими баулами, набитыми деньгами. А зачем прятаться во дворе? Кого бояться? Ограблений сберкассы и банка не было больше двадцати лет. Да и то стародавнее, двадцать лет назад случившееся ограбление единственного банка назвать бандитским налётом было смешно. Два бывших тридцатилетних зека в тот далёкий год спокойно пришли с обрезами. Один сразу пошел к окошку кассы, сунул тётке под нос сумку и дуло двустволки.

Сказал очень тихо, чтобы кассирша скинула из трёх касс наличность. Вокруг на стульях сидели бухгалтеры из разных организаций. За зарплатами пришли и с отчётами. Так они вообще ничего не поняли. Просто им потом сказали, что сегодня денег не будет и они ушли. Ну, так кассирша тогда очень быстренько собрала все деньги и сумку вернула в то же окно. Второй грабитель в это время держал дуло рядом с головой сторожа, прикрыв ствол полой расстёгнутой куртки. Никто ружья не видел, кроме самого «вохровца». Но он почему-то не испугался и даже со стула своего не пытался встать.

Тревожную сирену включили когда грабители уже ушли. Забыли, где кнопка. А зачем помнить? И в милицию, пока банк грабили, позвонить тоже забыли. Растерялись, наверное. Было это в пятьдесят втором году и ограбление банка в то время считалось такой же нелепостью как приезд президента США в дохлую студенческую столовую «Белочка» с высокой миссией – пообедать тефтелями и запить их компотом из сухофруктов. Грустный был случай, но хоть без жертв.

В общем, в этот раз грабители инкассаторов не ждали. Значит знали, что деньги доставлены. Откуда, от кого информация? Это первый вопрос. Вторая непонятка – зачем убили столько людей? Никто не кричал и никак не сопротивлялся. Заведующая сектором работы с бухгалтерами написала, что деньги привезли вчера вечером перед закрытием сберкассы, а убитый «вохровец» утром в момент нападения открывал форточки на окнах и грабителей вообще не видел. Ружья при нём не было, но его застрелили первым, причём в спину. Оставшиеся в живых две кассирши из четырёх написали, будто они сразу рассказали бандитам, что деньги лежат в кассах и в отдельной комнате, в двух сейфах. Ключи от сейфов у охранника, Ивана Фёдоровича Молочникова, который сидит в той комнате. Он бы эти ключи сам отдал потому, что как раз у него почему-то не было даже палки. Но грабители застрелили его, хотя худой шестидесятилетний безоружный дядя застращать грабителей не смог бы точно даже десятиэтажным матом.

Директора не имелось смысла даже пугать. Он сразу ушел в свой кабинет на второй этаж и вообще никого, кроме открывающего дверь ночного сторожа не видел. Даже выстрелов с конца коридора второго этажа директор слышать не мог. Далеко. Да и кнопки вызова милиции у него на рабочем месте не имелось и быть не могло. Но его почему-то тоже застрелили в кабинете. Причём странно, что знали где он сидит и бежать до него долго, да и без надобности вообще.

Сто семь тысяч за пятнадцать минут неспешно собрали бандюги из касс и сейфов, крикнули в конце, что мусорам звонить можно через десять минут, не раньше, и медленно уехали, причём из открытого окна «волги» приёмник доносил до сотрудников сберкассы прекрасный баритон Магомаева.

Первым милиционером, которого Лысенко послал в сберкассу после звонка оттуда, подвернулся ему под руку Володя Тихонов. Он и принёс оттуда все заявления и объяснительные. Ходил он вместе со следователем Макаровым и криминалистом Жарковским. Они же и труповозку вызвали.

Криминалист собрал улики: окурок «беломора», спичку, пряжку от сумки. Оторвалась, видно, когда денег в сумку натолкали столько, что закрыть не смогли. Отпечатков пальцев не было. Перчатки надели грабители. Под батареей отопления нашел Жарковский гильзу единственную. Остальные бандиты сразу в карманы сунули, а эту обронили и не нашли. Калибр двенадцатый. Кусков пыжей самодельных с пола поднял штук пять. Три дробины третьего номера ковырнул из стены. Больше следов вообще никаких. Правда, кто-то из бандитов плюнул на пол смачно. Криминалист затолкал плевок в колбочку и закрыл крышкой.

– Хреновое дело,– сказал Шуре Тихонов. – Следователь со всеми переговорил и никто ему ничего путёвого не поведал. Испугались и потому толком никого не запомнили. Все, мол, примерно одного роста, худощавые, лица свои они не прятали, но ничего заметного в их внешности не было. Ни усов, ни шрамов, ни золотых зубов или наколок на руках.

Во, мля! – огорчился Александр Павлович. – Они явно брали не первую сберкассу или банк. Кто на первый «скок» идёт, наследит непременно. А эти ребята с опытом. Значит, вряд ли кустанайские. У нас за последние годы даже магазинов не грабили. Уличный «гоп-стоп» и всё. Да… Пойду похожу по сберкассе. Надо понюхать тщательно всё. Ну, атмосферу уловить. А ты скажи криминалисту, пусть плевок отнесёт в областную больницу, в лабораторию. А я Зине своей скажу, чтобы результат анализа забрала и принесла домой.

К полудню жарко стало. Июнь был сухой, без влажных подарков с небес. Центральные улицы поливали из машин и зелень росла пышно. Цветы вдоль главных улиц имени Ленина и Октябрьской революции можно было для хорошего дела срезать. Штук триста разных. Да поехать в Алма-Ату на выставку цветов. Она каждый год работала в это время по три недели. Первое место мог бы Кустанай взять. И грамоту получить почетную. Да плюс пакетиков десять всяких семян.

Но уже на четвертой, ниже главных улочке, названной в честь Павлика Морозова, хозяева домов в палисадниках сами поддерживали жизнь растений. Те, кто любил цветы и деревья. В остальных местах всё, что росло из земли, сникло, пожухло и вызывало грусть. Сберкасса центральная как раз на этой улице, связанной с именем принципиального и безжалостного пацана, и стояла. Длинный двухэтажный дом из силикатного кирпича с большими дверьми, окнами без решеток и крупной голубой жестяной вывеской, на которой обведенными желтыми буквами значилось: «Центральная сберегательная касса. Храните свои сбережения только в сберкассе».

Шура минут пять посидел на скамейке перед площадкой у входа. Осмотрелся. Грабители, заметил он, обратно к машине бежали не по дорожке цементной, которая сначала шла прямо, а метров через десять раздваивалась и тянулись уже две прямых линии цементных к обочине асфальтной дороги.

Бежали они с тяжелыми сумками по вянущей траве, наступая на неизвестные Маловичу стойкие к жаре цветы. Шура пошел по следам грабителей и в одном месте, прямо перед поворотом к забору, отделяющему улицу от двора финансового учреждения, нашел-таки след ботинка.

Похоже – на этом месте кто-то пролил из ведра воду, перешагивая через бордюр. Колонка с водой была на углу здания, за спиной у милиционера. От этого места до базара бегом добежать можно за пять минут. Шура сбегал, купил там в богатых строительных рядах банку гипса и на выходе из базара взял в киоске бутылку дешевой местной минеральной воды «Сосновый бор». Потом он прибежал обратно, залил след водой и засыпал сверху слоем гипса.

Сохнуть ему предстояло минут двадцать и он сделал то же самое на месте, где останавливалась машина грабителей. Оставшуюся воду налил в банку с гипсом и размешал веточкой до густоты деревенской сметаны. Потом аккуратно вылил густое месиво на след протектора, принадлежащего колесу «Волги 21-М». После чего платочком стер с лица пот, вытер руки и пошел в сберкассу. Удивительный народ трудился в этой конторе. Никто не запоминал ничего в принципе. Помнили свою фамилию с именем и отчеством, узнавали друг друга в лицо, знали, что за праздник тридцать первого декабря в полночь, а дальше – сплошные провалы в памяти. Сели они вчетвером на диван. Шура, две кассирши и сторож из «вохры».

– Так машина, значит, серая была? – спрашивал Малович.