Волчина позорный

– На мозг влияет менингит? – спросила Зина.

– А как же! – удивлённо воскликнула знакомая. – Именно на мозг.

Шура всё слышал. Он встал, поцеловал жену и поехал к Лысенко.

– Кажется попал я на стрелка, – тихо доложил Малович.– Теперь надо все полнолунные дни держать его под контролем. Он неврологический больной. Жертва менингита. Полнолуние может изменять мозговую деятельность. При полной луне все душевнобольные чувствуют свободу, прилив сил и смелости. Берёт он ружьё и идёт убивать намеченного человека. У него график свой. Нарушить не может.

– Поймаешь, не волнуйся,– похлопал Шуру по плечу Лысенко. – Когда такое было, чтобы ты убийцу упустил? Не было вообще.

Двадцать восьмого Малович взял в шкафу рацию для связи с командиром и поехал к Тарану. Они загрузились оружием, патронами и банками разнокалиберными. Рванули в тот самый овраг за рекой Тобол. Стреляли не спеша. Рассматривали развороченные картечью банки, в которые стрелять после первого попадания ещё раз было бессмысленно. От них ничего не оставалось. Просто куски будто плоскогубцами раскуроченного в разные стороны металла. Стрелял Олег не спеша, долго целился, но попадал из десяти раз девять. Для трёхмесячного, минимального опыта очень даже неплохо было. Даже отлично. Шура из сорока раз промахнулся только однажды. Часа в четыре вечера они развернули тряпицу, которую мама наполнила пирожками, двумя бутылками кваса, помидорами и колбасой, и с удовольствием всё это за полчаса не спеша уничтожили.

А в пять на рацию позвонил Лысенко.

– Шура. Только что позвонили. В доме тридцать, в квартире шестой на улице имени Павлова через дверь застрелили директора станции юных техников Науменко Василия Федоровича. Сорок пять лет. Позвонили, видно, как и в прошлые разы. Он спросил «кто?». Дверь пробили картечью. Дыра как футбольный мяч размером. Криминалист там сейчас работает. Голову разнесло на куски. Езжай быстро.

– Олег, грузи всё, кроме банок. Я тебе других много дам. У нас их полно дома. Давай. Там убийство, – Шура высадил Тарана на углу его улицы и полетел в адрес. Картину убийства, которую он увидел, лучше не описывать.

– Командир!– кричал Малович в рацию. – Скоро будет второй расстрел через дверь. Час или два осталось. А я, мать-перемать, не знаю где. Куда, мать его, ехать!?

Лысенко витиевато выругался и рацию отключил.

Шура спустился к выходу из подъезда, сел на лавочку и попросил у прохожего сигарету. А, поскольку не курил вообще, сразу закашлялся и истёк слезами. То ли от кашля протёкшими, то ли от досады за ошибку.