Неполная обойма

— Я прошу вас рассказать, за что вы были судимы? — настаивал Шамин.

— Пьяный за рулем... Не справился с управлением... Вот за это, — пробормотал Северцев.

— Подробнее.

— Узнайте из приговора, — огрызнулся Северцев.

Шамин понимал, что необходимо разговорить допрашиваемого, но озлоблять нельзя.

— Встреча с Дудяном была преднамеренна? Вы специально готовились к ней? — решил отступить он.

— Нет. Вернее, да. Я ждал его. Знал, по какой дороге ходит он на работу, — не стал скрывать Северцев, потому что жене сказал: «Пойду поговорю с этим подонком!» Жена на допросе скрывать этого не будет. В колонии были опытные учителя, те, что не первую ходку делали, те, которых защищали лучшие московские или ленинградские адвокаты. Они учили: «В малом признаться не грех. Покайся, слезу пусти... В главном чтобы тебя не поймали. Тут стой твердо».

Нет, не будет он брать убийство Дудяна на себя. Своих грехов хватает. Но кое в чем признаться придется.

— Я ждал его вчера утром, — сказал Северцев.

— Зачем, если не секрет? — спросил Шамин. Колебания Северцева были понятны ему. Наверняка, он все обдумал, как только узнал о ранении Дудяна. Знал, что его так или иначе найдут. Поэтому определенную линию поведения выработал. Хотя, естественно, все в мелочах продумать не смог. За других как сказать? Вот, тут-то и закавыка.

— Не секрет, просил устроить на работу, — осторожно произнес Северцев, чувствуя шаткость своей позиции.

— Что ж утром из-за этого его ждать в засаде, словно соловей-разбойник? — небрежно произнес Шамин. Он инстинктивно чувствовал сопротивление допрашиваемого, поэтому подбирал тон. — Почему бы сюда, в горисполком, не прийти?

— Тут не фонтан.

— Чей?

— Ну... Охрана может не пропустить... А потом — неудобно. Все ж меня знают, — сказал Северцев и опустил глаза в пол. На самом деле ему было неудобно туда приходить.

— Несоответствие небольшое, — сказал Шамин. Северцев так и сжался весь. Насторожился. — Как же охрана вас не пропустила бы, если вас все знают?

— Ну как... Милиционер не знает меня.

— Чепурной? Он вас отлично знает. Работает давно. Отзывается о вас хорошо, — возразил Шамин. — Пропустил бы, слов нет.

— Он-то пропустил, да как-то...

— Вы на радостях встречи Дудяну пуговицу оторвали от рубашки.

Северцев похолодел. Могут пришить черте что...

— Я... обнялись. Пуговица и того... Я ее нашел, отдал Артуру.

— Давайте для протокола поточнее — вы не пришли к Дудяну, потому что неудобно или потому что не пропустила бы охрана? — настаивал Шамин, словно его не интересовала ни пуговица, ни то что Дудяна назвали просто по имени. — Это очень важно.

Северцев растерялся, он не находил ничего важного в этом. Что знает следователь? Почему он придает значение этому?

— Может быть, вы не хотели, чтобы ваш разговор слышали другие? — Шамин добился, чего желал — неуверенности Северцева. Нужно усилить ее, запутать его в его же показаниях, выявить ложь, но осторожно. Главное чтобы он не замкнулся, не замолчал.

— Да, конечно, — обрадовался Северцев. — Там не поговоришь.

— Почему? Двери закрыты. Двери двойные. Секретарша никого не пустит...

— Так-то оно так, — не понимал Северцев, куда клонит следователь. — Да это... все равно кто-нибудь войдет...

— Что же секретного в вашем разговоре?

— Нет-нет, — всполошился Северцев. — Совершенно ничего... Только о моей будущей работе. И все.

— Тогда почему опасаться, если кто-то войдет?

Северцев молчал.

— Может быть, Дудян не хотел с вами встречаться? — подкинул ему лесенку Шамин.

— Конечно! Хотя — почему?

— И я думаю — почему бы это? Если только, чтобы не портить себе авторитет? Хотя и бывший друг, а зэк, из тюрьмы...

— Конечно. Он же все-таки первый зам, — согласился Северцев.

— И тем не менее на виду у всех вы с ним простояли более пятнадцати минут, — решил поднажать Шамин. — Чем это объяснить? На виду у всех! И Дудян не постеснялся вас. Кроме этого, разговор носил резкий характер. Вы ссорились.

— А чего он... — начал было Северцев, но спохватился: — Не хотел он помочь мне.

— В чем?

— Я же сказал, — раздражаясь, произнес Северцев. — В устройстве на работу.

— Не горячитесь. Тщательно обдумывайте свои ответы, — снова посоветовал Шамин, зная, что этими словами только усилит растерянность и раздражение допрашиваемого.

— Что вы меня все предупреждаете, — не замедлил вспыхнуть тот.

— Потому что вы говорите неправду, о чем будете жалеть.

— Мне жалеть нечего, — упрямо произнес Северцев, но тут же спохватился: — Я говорю правду.

— Как же вас понять? Позавчера только вернулись домой, а на следующее утро сразу побежали подстерегать Дудяна. Заметьте — домой к нему вы не пошли. На работу тоже. Встретили его на улице. Значит, вы боялись не того, что вас с Дудяном увидят. Не стеснялись этого. А боялись, что вас услышат и что Дудян не захочет с вами возиться.

— Почему это? — вырвалось у Северцева.

— Потому что ваш разговор носил сугубо секретный характер и касался не будущей вашей работы, а прошлой. Вернее, прошлых махинаций с квартирами.

— Но-но! — воскликнул Северцев. — Это еще доказать нужно.

— Это как раз доказано. За это я не беспокоюсь. Мне бы теперь разобраться — какое ваше участие в убийстве?

— Не убивал! Тут вы уж мне не шейте. С квартирами было, от этого не отказываюсь, а мокрое дело... извините.

— За что могли убить Дудяна? Только за то, что не поделили доходы. Кто мог убить? Только вы. Только у вас были основания. Но мне не понятно — зачем? Если он не отдал вам деньги живым, значит, мертвым тем более не отдаст, — рассуждал вслух следователь.

— Вот именно, — обрадовался Северцев, — поэтому не было смысла мне его убивать, и я его не убивал.

— Но сумма-то большая. Могли погорячиться. Вон как вы руками размахивали, грозились...

— Да я только грозился, но на убийство не пошел бы. Нет.

— Я понимаю вас. Но мне нужны доказательства.

Северцев молчал, соображая. Этого как раз ему нельзя было давать.

— Значит, вы вернулись домой вечером позавчера... Узнали от жены, что конечно же, Дудян не дал ей ни копейки из вашей доли. Так?

— Да, — согласился Северцев. Почему не признаться, раз это доказано.

— Ночью вы плохо спали из-за этого. Расстроились?

— Конечно.

— Поэтому и разговор начали с угроз?

В это время дверь открылась. Туренко кивнул в знак приветствия и уселся в углу кабинета, стул под ним скрипнул. Северцев обернулся и посмотрел на вошедшего. Он ему был незнаком. Но раз так бесцеремонно входит, значит, шишка большая.

— Не отвлекайтесь, — попросил Шамин. — Почему вы ваш утренний разговор с Дудяном начали сразу с угроз?

— А чего ж он, скотина...

— Давайте без оскорблений. Вы оскорбляете уважаемого в городе человека... — сделал замечание Шамин, упирая на слово «уважаемый».

— Какой такой «уважаемый»? — взвился Северцев. — Он такой же преступник, как и я. Даже больше! — В сознании его утвердились два момента. То, что спекуляция квартирами доказана, так сказал следователь, и то, что нужно отказываться от «мокрого» дела. — Торговал квартирами? Торговал. Денежки пополам со мной делил? Делил. А тут, эта уважаемая скотина, заныкала моих восемь тысяч. Воспользовался тем, что я сел по другому делу...

— Не отвлекайтесь, — подогрел его Шамин. — Известно всем, что вы, пьяный совершенно, находясь за рулем автомашины, въехали на большой скорости на автобусную остановку, где было много людей. В результате наезда погибло двое, несколько человек ранены. Почему же вам дали такой маленький срок?

— Во! И он мне — «я твои деньги отдал судье, прокурору...» Врет все! Знаю я точно, не давал он им никаких денег.

— Но вы грозили ему. Грозили смертью.

— Нет, — воскликнул Северцев. В это время за его спиной скрипнул стул. Он развернулся и посмотрел на человека, что недавно вошел в кабинет. Тот сидел, закрыв глаза, будто дремал. Что за черт! Кто это и почему спит?

— Как это нет? — отвлек его на себя Шамин, понимая выгодность ситуации. — Ведь вы сами, только что...

— Я сначала пригрозил, что поеду в областной центр в КГБ и все расскажу.

— Почему же сразу в КГБ?

— Потому что милиция ему подчиняется. И они против него не пойдут.

— Ну, допустим, это здешняя милиция. А областная?

— Все куплено, вы плохо знаете Дудяна.

— Совсем не знаю, — подстроился Шамин.

— Тем более. Его если пугать, то только КГБ. Высказывания у него различные. Порнографические фильмы привез из-за границы...

— Сейчас КГБ по-другому к этому относится.

— Не уверяйте меня, что все уже перестроились. И потом, одно дело — простой гражданин, а другое — первый заместитель председателя горисполкома. Потому сказал я ему: «КГБ тебя возьмет. Оно тобой очень заинтересуется». А потом уже сказал, что убью. Хотя делать этого, естественно, не собирался. На фига это мне?..

— Дудян испугался ваших угроз?

— Он испугался не меня, а КГБ. И пообещал долг вернуть, не весь, правда, половину только. Остальные потом, позже.

— Когда?

— Не сказал он. Но мне хотя бы половину пока...

— Значит, он откупиться от вас хотел?

— Причем — откупиться? Он мне долг вернуть пообещал...

— И все-таки испугался он угрозы сообщить в КГБ или того, что вы его убьете? — резко уточнил Шамин, видя как открылись глаза Туренко, как жадно слушает он разговор. Что-то его заинтересовало, потому и настаивал Шамин на подробностях, чтобы помочь ему.

— КГБ он боялся как огня. Он сам мне говорил... Уж если где-то работают, так там... Да и грешки за ним водились. Фильмы эти... За границей вел себя не очень... Знакомства всякие... Вот и боялся.

— Поточнее?

— Ну, считал что с милицией и прокуратурой справится, а туда не достанешь. Да, наверное, так.

— А вас? Вашей непосредственной угрозы убийством?

— Меня тоже. У меня характер вспыльчивый. Если что, я могу... — Северцев спохватился и замолчал.

— Он знал об этом?

— О чем?

— О вашем характере?

— Да, конечно.

— Было?

— Один раз. По пьянке, — неохотно сказал Северцев. — Тоже из-за денег. Обмануть он меня хотел. Я его и схватил за горло. Чуть не задушил. Как-то так получилось... Не помнил себя. Хорошо, не одни были. Оттащили меня, — сзади опять скрипнул стул. Северцев не выдержал, обернулся резко, так, что хрустнули шейные позвонки. Тот, в углу, встал со стула и так же молча кивнув пошел к двери. Подождав, когда дверь за ним закроется, Северцев спросил почему-то шепотом:

— Кто это?

Шамин взглянул на часы. До назначенного первым секретарем часа оставалось тридцать минут. Сиповский должен был уже вернуться. А где же Гуреев?