Неполная обойма

VIII

Лейтенант Смирнов был доволен собой. Нашел он пенсионерку Слезневу. Право слово — неуловимая. Если проследить ее путь, то можно просто дивиться ее подвижности. А началось так.

Выпросила она у киоскерши горисполкома две книжки. Всего две! А это означало — одну нужно оставить себе, а другую отдать самому дорогому человеку. Тут Слезнева испытала затруднения. Если бы у нее было сто экземпляров... Хотя бы пятьдесят. А то две... Даже если она себе не оставит... Успела прочитать в журнале «Дружба народов». И все равно две книги — это мало. Одной подруге отдать, вторая, если узнает — обидится.

Вот и пошла Слезнева по друзьям и подругам. Решила, увидит на месте. Разберется в этом щекотливом деле по обстановке.

Первой была учительница Скулова Надежда Петровна. Вместе работали, вместе на пенсию ушли. Посидели, поговорили, чайку попили. Спросила Слезнева:

— «Дети Арбата» читала?

— Ничего не читаю, — честно созналась Скулова. — Не до этого. Дача все соки из меня выжала. Никогда не думала, что шесть соток — так много. Руки уж не те, за день так намотаешься — падаешь замертво. Не до чтения.

Поджала Слезнева губы — разве такой можно дарить книгу?

Следующей была Настина Галя, бывшая ученица. Работает в столовой завпроизводством. Снабжает свою старую учительницу продуктами. Иногда.

— Галочка, милая, есть у одной женщины, — Слезнева специально так сказала, чтобы было куда отступать, — «Дети Арбата». Хочешь?

— Нина Константиновна, ну их, этих детей. У самой двое. Если только младшему, Кольке?

— Ты что? — удивилась своей ученице Слезнева. — Это же про Сталина. Про культ личности.

— А-а! — Галя неожиданно заинтересовалась. — Постой-постой! Вспомнила. Директор обувного магазина эту книгу искал. Я у него спрошу, если не достал...

Посидела Слезнева в подсобке, съела столовскую котлетку. Галя до директора обувного магазина не дозвонилась, и Слезнева, очень довольная этим обстоятельством, пошла дальше.

Эльвира Олеговна Рогова была предельно занята, но приняла Слезневу радушно. Включила телевизор, напоила чаем. Рассказала о внуках. Показала их. Разговаривая, не переставала вязать свитер зятю. И такой уж он у нее умный, такой разумный, такой душевный... Слезнева книгу даже предлагать не стала. Не себе возьмет — зятю.

Заночевала она у брата. Недавно овдовевший, он был рад гостье. Вместе готовили ужин, вместе смотрели телевизор. Перед сном Слезнева сказала:

— Дали мне почитать «Дети Арбата». Только на один день.

Брат аж задрожал:

— За ночь прочитаю.

Утром отдал книгу, сумрачный такой, молча позавтракал, молча пошел на работу.

«Ну и ладно. Прочитал и вернул как новенькую. Все бы так», — и тут вспомнила Слезнева про директора своего, Виктора Сидоровича Косенко. Быстренько собралась к нему в школу. Знала, для директора лето — не отдых. На самом деле ремонт в школе шел полным ходом. Директора застала в кабинете.

— Нина Константиновна, как вы себя чувствуете? Рад видеть вас. Может, придете в этом учебном году — поработаете?

— Здравствуйте, Виктор Сидорович. Мимо шла, дай думаю зайду, — чувствовала Слезнева, занят директор сверх меры, но знала характер его — уделит несколько минут. Трудно одному мужчине в женском гудящем муравейнике. Но справляется. — А насчет работы, нет-нет, не обессудьте. Да и не за тем шла.

Телефон зазвонил резко, требовательно.

— Извините. — Директор долго говорил о краске, не соглашался на замену белил слоновой костью. Наконец положил трубку. — Еще раз извините, Нина Константиновна, сами понимаете...

Слезнева без слов подала ему книгу. Тут же пожалела, но поздно. Не выхватил из рук, взял бережно.

— Любопытно, — но без особого энтузиазма произнес директор. — Наслышан-наслышан.

— Да вы что?! Вы знаете, что это такое? — с придыханием зашептала Слезнева. — Про Сталина. Про культ. Еле достала. По великому блату.

— Хорошо-хорошо. — Директор листал книгу. А Слезнева не поняла, что «хорошо». Про блат или про культ? — Спасибо, Нина Константиновна, с удовольствием прочитаю, но лучше бы про сегодняшний день. Ведь только разговор о перестройке, а дело не продвинулось ни на йоту. Боюсь с ремонтом запоздать к учебному году. Вы бы помогли как депутат?

— Напишите о ваших нуждах, завтра зайду — заберу, — с обидой в голосе произнесла Слезнева. Ему такую книгу! А он о ремонте. Неблагодарный. И не вырвешь. Эх, зря!

С таким настроением шла она к бывшему председателю горисполкома товарищу Данаеву. «Лучше бы ему книгу отдала. Он-то поймет! Он-то...» Данаева она помнила еще с той поры, когда была девчонкой. Впервые она депутатом стала еще при нем, и вот бессменно тридцать два года.

Дмитрий Эммануилович был у себя в одноэтажном шикарном коттедже. Широкий, моложавый, будто застывший в шестидесятилетнем возрасте, он никак не походил на восьмидесятилетнего старца. Дмитрий Эммануилович не сидел — восседал на веранде и читал газету под ласковый шумок вентилятора. Глянув на гостью поверх очков, бывший председатель горисполкома молча указал на кресло-качалку. Слезнева не любила это место, в нем было очень неудобно. Ей казалось, что Данаев знает об этом, но умышленно не предлагает другого.

— Хотите, я вам подарю замечательную книгу, — совершенно искренне сказала Слезнева, с трудом и опаской укладывая свое тело в неустойчивое кресло.

— Ну-ну, — все так же глядя поверх очков, промычал Данаев и крикнул: — Вера!

— Несу-несу. — В дверях появилась жена, неся на вытянутых руках поднос, на котором всегда в готовности стояли чайник, стаканы в подстаканниках и все «причиндалы».

Из кресла-качалки, в полулежачем положении, Слезневой было очень неудобно пить чай, поэтому она всегда отказывалась.

Дмитрий Эммануилович, прихлебнув из большого бокала чай, отложил газету и взял книгу. Небрежно листнул и бросил на стол:

— Слезнева! — так он называл ее тридцать два года. — Ты так и не поумнела, — говорил грубо, громко. Впрочем, это была его обычная манера. — Что ты мне принесла? Я за Иосифа Виссарионовича голову отдам. Жаль, что она сейчас никому не нужна. Я с его именем на пулеметы шел. Я по его приказу, израненный весь, кирпич на стройку таскал на носилках. Я его послевоенную политику, политику восстановления народного хозяйства, воплощал в жизнь. И воплотил! И, между прочим, при нем такого бардака, как сейчас, не было в стране. И быть не могло, потому как авторитет власти блюли и уважали. И с твоим Дудяном разобрались бы быстро. Мое мнение: прежде, чем перечеркивать все сталинское, нужно посмотреть на сегодняшнее. Сравнить. Чем же лучше вчерашнее правительство, позавчерашнее? Да и сегодняшнее... Решительности не хватает. Ни у того, ни у другого, ни у третьего. Запомни, перестройку одними уговорами не осуществить! Наказывать нужно, и строго. А вы фамильярничаете. Вас только и хватает из подворотни лаять на людей решительных. Ошибки? Ошибок у вас еще больше. Это я тебе авторитетно заявляю. А теперь иди, Слезнева. Иди и забери свою вредную книжку. Книжка эта — топор, которым автор рубит сук, а на этом суку зиждется сегодняшняя ваша политика. Одно только могу тебе сказать — Иосиф Виссарионович многих нынешних руководителей поставил бы к стенке. А Дудяна в первую очередь. И народ бы это одобрил. Иди, Слезнева, очень ты меня сегодня огорчила. Иди!

На выходе от Данаева и поймал неуловимую Слезневу лейтенант Смирнов. Рассказав об исключительности ее показаний и этим полностью восстановив уязвленное Данаевым самолюбие, лейтенант направился выполнять второе задание, которое он считал очень важным — выяснить, почему у Дудяна было вчера утром плохое настроение?

Любовницу и жену Дудяна допрашивали, но отмены задания не было, значит, выяснить причину плохого настроения не удалось, значит, причина эта кроется в небольшом промежутке времени, с момента, как он вышел из дома и пришел на работу.

Шагая по тротуару, лейтенант соображал, как приступить к делу, и пришла на ум великолепная, просто гениальная мысль — пройти тем путем, что и Дудян утром. Может быть, и ему испортят настроение. Интересно, кто?

Именно от дома, в котором жил первый заместитель председателя горисполкома, и начал лейтенант Смирнов. Перво-наперво он прошел до горисполкома и засек время. Шел не быстро и не медленно. Шел так, как ходят обычно люди, не боящиеся опоздать. Итак, всего пятнадцать минут. Если бы знать, когда вышел Дудян из дома? Но для этого нужно звонить или домой Дудяну, или в милицию Гурееву, что, конечно, нежелательно.

«А если отсчитать обратно? — лейтенант Смирнов присел на лавочку и задумался. — Чепурной говорит, что обычно Дудян приходил к половине девятого. Это если не было никаких срочных дел. Вчера тоже не было никаких срочных дел. Дудян пришел без двадцати девять. Значит, десять минут он где-то находился, с кем-то разговаривал или заходил к кому-то. Ну второе вряд ли... Пока зайдешь, пока... За десять минут не успеть. Скорее всего, первое. Отсюда и настроение плохое. Постой! Тогда он и пошел быстрее. Да, раз настроение плохое, он шел уже не так... Значит, стоял он с кем-то больше десяти минут». — Лейтенант был очень доволен собой, потому как понимал, если Дудян простоял с кем-то на улице, то, естественно, его кто-то видел. Теперь оставалось только найти этих людей и все. Ну уж это-то лейтенант сделает. Разобьется, а сделает!

Лейтенант вернулся назад, к дому Дудяна. Огляделся. Дома здесь старой постройки и стоят в отдалении от тротуара. Кто мог видеть Дудяна в такой час? Те, кто шел на работу. Лейтенант глянул на часы, до конца рабочего дня оставалось два часа. Ждать, когда люди пойдут с работы? Конечно, но... чем сейчас заниматься? Неужели никто больше не видел? Не может быть. О! А дворники? Правда, в сухую погоду им работы мало. Все равно, если добросовестный человек — выйдет утром, где бумажку подберет, где газон подправит...

Лейтенант зашел в первый двор от дома Дудяна. Два старика сидели на лавочке неподалеку от грибка с недавно привезенным песком и очень внимательно наблюдали за игравшими там маленькими мальчиком и девочкой. Так внимательно, что лейтенант тоже стал присматриваться. Что же там необычного? Нет, дети как дети. Игра как игра. «Ах, вон что, — догадался он. — Деды не хотят разговаривать друг с другом, вот и делают вид, что заняты...» Он подошел поближе и сказал:

— Добрый день. Как мне найти дворника?

Старики повернули головы, смерили лейтенанта с ног до головы и оба враз ответили:

— День добрый. А кого вам нужно?

— Дворника, — терпеливо повторил лейтенант.

— Вот мы и спрашиваем — какого?

— Что же их здесь — десять?

— Ты откуда, братец? Не знаешь, чьи это дома? — спросил один, тот, что в шляпе, второй отвернулся.

Хотел лейтенант спросить: «Чьи они?», да понял уже и подумал: «Неужели для домов начальства даже дворников больше? Наверное. А эти двое, видать сразу, из бывших. Второй, что без шляпы, даже на детей с презрением смотрит, то ли привычка такая...»

Первые два дворника ничего не видели, потому как не выходили на свою территорию, которая, кстати, узнал лейтенант, меньше, чем в обычных домах. Зато третья — Полина Григорьевна — как раз на участке была. Бутылку с кефиром кто-то разбил на асфальте. Собирала осколки в совок. Видит — идет Дудян. Поздоровался. Нет, настроение хорошее. Веселый был. Про мужа спросил: