Хочу быть богатой и знаменитой

ГЛАВА 19

«… богатой! … и знаменитой!»

— Тоша, Эмик, время — восьмой час. Давайте-ка собираться. Завтра будет день, будет пища — так моя бабушка говорит, — Наталья Михайловна прикрыла уставшие глаза.

Приоткрылась дверь кабинета.

— Привет, трудящимся!

— Здравствуйте, Александр Александрович, — Тошка с удивлением смотрела, как в кабинет заглядывает Пижон. Он не хотел входить, но увидев незнакомое, но кого-то явно напоминающее, лицо, перешагнул порог.

— Ребята, я к вашему деду на консультацию. Если вы домой, то нам по пути, — он внимательно осмотрел незнакомку. Подошел поближе, представился, она тоже себя назвала. Молодой человек забрал ребят, прощаясь, кивнув, шагнул за порог кабинета, а сам никак не мог сообразить, кого она ему напоминает?

Выйдя на улицу, Наталья Михайловна не торопясь пошла вдоль здания, не замечая, что следом катится автомобиль, а из-за стекла за ней наблюдает генеральный директор одной из крупнейших компаний страны.

А в другую сторону к машине поскакала Тошка, за нею степенно шли Эмик и Александр Александрович, громко обсуждая последнюю игру ЦСКА. Вдруг около Тошки остановилась машина с тонированными стеклами, оттуда выскочил мужик, сгреб девочку в охапку и начал запихивать ее в салон. Она визжала и кусалась. Нескольких секунд хватило, чтобы пара любителей спортивных игр подлетели к похитителю. Один вцепился в Тошку, а второй нанес сокрушительный удар похитителю по шее. Вор разжал руки, дернулся и упал на асфальт. Из здания компании уже бежали сотрудники охраны. Машина рыкнула движком и с открытой дверцей рванула к перекрестку. Визг шин слился с выстрелом по колесам. Машину повело, она перестала слушаться управления и остановилась. С водительского места вывалился кто-то и с визгом побежал, петляя как заяц. Навстречу ему не торопясь шла девушка, весело цокая каблучками. Она подставила ножку бегуну, тот с визгом грохнулся и замер.

— Это ваше? — Девушка обратилась к подбежавшим людям.

— Наше! Это теперь наше!

Молодой человек в форме охраны, упираясь руками в коленки, отпыхиваясь, остановился напротив нее:

— Девушка — вы мой идеал, — разорялся он на всю улицу, — мое восхищение не знает границ! Я… ваш… поклонник! Не дайте… увянуть… благородному чувству! Дайте телефончик, а…?

Она засмеялась:

— Телефончик мне самой нужен, потому не дам. Зато дам рекомендации по бегу на короткие дистанции, а то так можно и до больнички не добежать. Смотрите, как тяжело дышите! Приходите, молодой человек, в клуб «Атлант». И не благодарите! До встречи, надеюсь.

— До встречи! Я обязательно…уфф… приду! — Крикнул ей вслед.

Она весело зацокала каблучками, а он не мог остановиться в высказывании восхищения:

— Что за девочка. Мечта, а не девочка!

К месту происшествия подбежал Степан. Посмотрел на лежавшего, тяжело вздохнул:

— Что ж за начало недели такое?! Забирайте это г…, будем разбираться.

А Тошку трясло. Она не могла успокоиться. Заплакать не получалось. Вцепившись в толстовку Эмика, никак не могла разжать пальцы. Стояла, вспоминая уроки деда, он давно раскрыл ей нехитрый секрет: чтобы успокоиться, надо глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Надо себя взять в руки и вдохнуть. Это же просто! Стояла и даже не замечала, что разговаривает вслух.

Эмик тоже был перепуган не на шутку. Он судорожно перебирал варианты возможных похитителей и понимал, что информации не хватает. Суску забрали, кто еще мог быть заинтересован в похищении, он придумать не мог.

Неожиданно на пальцы Тошки легла чья-то маленькая ладошка. Девочка повернула голову и увидела, что это Наталья Михайловна поглаживает их с Эмиком руки.

— Хорошо, что не успела далеко уйти, — она заговорила нарочито медленно, спокойные интонации заставили обоих ребят начать прислушиваться к ним.

— Тошенька, смотри на меня.

Установив зрительный контакт, она продолжала:

— Как же ты перепугалась, девочка. Дай глазки посмотрю. Глянь на небо!

Тошка послушно завела глаза под лоб.

— А теперь снова на меня, — девочка послушно выполнила команду.

— Молодец, а теперь со мною вместе: вдох и медленно выдох. И еще разок. И еще. Умница!

Около них остановилась машина, из нее очень энергично вышел генеральный:

— Я почти все видел.

Он что-то хотел еще сказать, но Наталья Михайловна его перебила:

— Александр Иванович, Тоше нужна помощь, я могу этим заняться. Только мне нужен пчелиный воск с ее кулак, непитая вода и дом, обыкновенный деревенский дом, не высотка.

Он, не спуская с нее глаз, кивнул:

— Садитесь в машину, сейчас все организуем. Тоша, Эмик, давайте, ребятки, забирайтесь в салон.

Белояров-младший тронул отца за рукав:

— Пап, я их заберу. Всем у тебя будет тесновато.

— Годится. Домой поедем.

Минут через сорок подъехали к коттеджному поселку. Поселок как поселок, никаких дворцов, крепкие основательные дома вдоль улицы, асфальтированные дороги. Все огорожено и на выездах пропускные пункты.

Ворота усадьбы были открыты, их ждали. На крыльцо вышла дородная высокая женщина, одетая в домашнее платье и фартук.

— Слава Богу! Приехали! Здравствуйте! Меня зовите Ириной Павловной. Что там у вас стряслось, что воск понадобился?

Женщина говорила, говорила, сама задавала вопросы, сама и отвечала них. Ей не требовался собеседник, она вполне себе справлялась с этими двумя ролями.

Тошка стояла около машины и жалась к брату. Тот оглядывал двор, рассматривал дом, оценивал парк. А посмотреть было на что. Голубые ели, кедр, какие-то деревца с кронами совершенно невообразимых силуэтов, кустарники с причудливой формой веток и не облетевшей еще листвой. Замысловатый маршрут дорожек, то тут, то там островки каких-то растений с красными, желтыми, даже все еще зелеными листьями.

Наталья Михайловна тоже разглядывала все это с интересом, пока не почувствовала на плече мужскую руку и не услышала:

— Идемте в дом, прохладно уже. Все-таки осень на дворе.

Вошли в прихожую, которую прихожей назвать было нельзя. Красивый просторный холл с двумя лестницами, одна из них вела на второй этаж, а другая — вниз. Четыре двери. Две из них распахнуты. Эмик с шумом втянул носом воздух:

— Вкусно пахнет. Тош, ты есть хочешь?

— Я жить хочу! Я…, — Эмик ладонью зажал ей рот.

— Тихо, не бузи. И вообще, мне бы надо привыкнуть, что у нас разные приоритеты, — Эмик, как всегда начинал болтать ни о чем, стараясь немножко задеть ее, чтобы внимание с дурацкого события переключилось на него, чтобы акцент эмоций сместился, она отвлеклась от потрясения, рассердилась на него и угроза истерики отступила. Бы.

— Так вот, о приоритетах. Вот у меня, в приоритете всегда…

— Пожрать! Пожрать у тебя в приоритете!

— Правильно. А как ты догадалась?

Тошка фыркнула:

— Тоже мне, задачка.

И начала осматриваться, прижимаясь к брату:

— Эмик, я боюсь. Правда, боюсь. Сильно-сильно.

— Тош, — он крепко прижимал сестру к себе, — я тоже за тебя боюсь. И тоже сильно-сильно. И боюсь больше чем ты, потому, что не понимаю, что происходит.

— Я тоже боюсь, — к ним подошел Александр Александрович.

— Боюсь за Тошку, потому, что тоже не понимаю, что вокруг вас творится, боюсь за Эмика, потому, что он в своем незнании и желании защитить вмажется куда-нибудь, боюсь за отца, он много работает и в последнее время сильно устает, боюсь за брата, Алешка частенько рискованно водит машину. Я много чего боюсь. Только меня учили, что бояться — это нормально для психически здорового человека. Страх — это реакция организма на опасность. Нужно найти источник и его уничтожить или хотя бы нивелировать его действие. Только бояться долго нельзя, так и…

— С глузду съехать можно! За стол идите, психотерапевты доморощенные. Руки мыть и за стол! — Ирина Павловна выглянула с кухни и проследила траекторию движения прибывшего народа.

— Эмик, — Тошка доверчивыми глазами, полными слез, смотрела на брата, — я есть, наверное, не смогу, меня стошнит.

К ним подошла Наталья Михайловна.

— Александр Александрович, я правильно поняла, что вы сын Александра Ивановича?

— Все верно, он мой сын.

Александр Иванович стоял сзади и внимательно наблюдал за реакцией этой женщины. В голове пронеслось сразу с сотню мыслей, а главной была одна: неужели Саня ей понравился? Он моложе, интереснее. Да и у них, наверняка, разница в возрасте меньше, чем у меня с ней. Надо что-то делать. Надо увести ее отсюда. Надо… надо… надо… Раздражение росло и грозило перелиться через край ревом раненого зверя. Только Наталья Михайловна его удивила, повернувшись к нему лицом, спокойно проговорила:

— Тоше сейчас есть нельзя. От этого может стать только хуже. Ей нужна вода из колодца, родника, ключа. Раздобудьте, пожалуйста. Для начала ее напоить этой водой нужно. И баня, мальчика нужно в баню.

— Воды как много? Кружку? Ведро?

— Пару ведер вполне достаточно, — Наталья улыбнулась, — для бани. А для малышки стакана довольно.

Высказав просьбу, она уверенно пошла в сторону кухни. Как будто бы жила здесь всю жизнь. Она не вела себя как хозяйка, нет, ни в коей мере, но рядом с ней все становилось на свои места, жизнь обретала более четкие очертания и становилась на порядок интереснее.

— Что сейчас было? А? — Александр Александрович в веселом недоумении уставился на отца.

— Вот и мне бы понять, что. Ладно, идите, переоденьтесь и ступайте выполнять поручение.

— Какое такое поручение? — Эмик уже что-то жевал.

— Нужна вода из колодца, родника, ключа. Пару ведер. И баня. Эмика нужно в баню!

Сказал, а сам быстро отвернулся от ребят и практически побежал на второй этаж. Бежал по лестнице, переступая через ступеньки, сердце грохотало о ребра, а он задыхался не от широкого быстрого шага, нет, он задыхался от желания. Там, в холле при словах о том, что она заказала баню, воображение быстро подкинуло картинку хрупкого маленького женского тела на белой простынке на полке. Он увидел мужскую фигуру с веником в руке, нежно помахивающую веником над ножками и попой разомлевшей красавицы. Сам себе хмыкнул.

В его жизни, как только Верочка ушла за грань, оставив трех мальчишек у него на руках, женщин было не так много. Редко разовые встречи. Была и постоянная женщина, которую он изредка навещал. Делил постель, как смеялся его верный друг, справлял надобу. Помогал ей в тяжелые моменты жизни, чем мог. Но чтобы вот так, как было принято в его родительской семье, когда по субботам мать с отцом вместе намывали гвардию его братьев, а потом уединялись в баньке часа на два? После отец нес маму на руках, закутанную в простынку, укладывал на кровать в горнице, задергивал занавески на окнах и двери, грозил им пальцем, при этом шептал:

— Тихо сидите, пусть мать отдохнет, умаялась, поди за неделю с вами, неслухами, — и они, действительно тихонько играли, пока мама не выходила из горницы сушить длинные волосы, расчесывать их костяным гребнем и рассказывать бесконечную волшебную сказку.

Такого у него с уходом Веры не стало. А могло быть. И он понял, что будет. Без какого-то напряга, высчитывания вариантов событий, понял: вот будет и все. Только не надо торопиться. Пусть все пойдет своим чередом. Она пока не знает ничего, и пусть остается в неведении, для ее же спокойствия. И счастья. Их счастья.