Хочу быть богатой и знаменитой

Тем временем Тошка уже сидела на пороге гостевой комнаты, над ее головой одной рукой Наталья Михайловна держала миску с водой, второй рукой в холодную воду лила растопленный воск, при этом, что-то бормотала. Пыхнуло легкое облачко пара, запахло воском, летним лугом. Врачевательница выглянула из комнаты и кивнула Эмику:

— Тихонько отведи ее на улицу и определи на солнышко, пока оно не ушло.

Откуда вынырнул Сан Саныч, он же Белояров-младший, никто так и не понял. Аккуратно поднял Тошку на руки, прижал к себе и понес. А Тошка неожиданно для себя обняла его и уткнулась куда-то в основание шеи. Через мгновение, смешно и щекотно посапывая, она уже спала. Эмик с растопыренными руками стоял в недоумении и даже в потрясении, потом повернулся к Наталье Михайловне, спросил:

— Чем помочь?

Получил ответ:

— Баней.

— Понял. Пошел. Хотя ничего не понял.

Наталья Михайловна улыбалась. Держала в обеих руках по миске и наблюдала за происходящим. Она подумала, что теперь с Тошей все будет хорошо, и странная ситуация должна в ближайшее время разрешиться, а все Тошкины страхи вылились, только не стоит смотреть на воск, чтобы самой не испугаться. Спустилась со второго этажа и не заметила, что за нею идет Александр Иванович, внимательно наблюдая за каждым движением.

Добежав до своей комнаты, отчаянно торопясь, переоделся из офисного костюма в джинсы и футболку, стал выглядеть намного моложе своих пятидесяти. Сейчас наблюдал за женщиной и пытался уложить возникшие чувства в душе и в голове.

Тем временем Наташа остановилась на крыльце в раздумье, оглядывая двор.

— О чем задумалась?

Оглянулась на голос:

— Мне нужно вылить эту воду под дерево или кустарник женского рода, только не под елку.

— Береза подойдет?

Подумала мгновение, кивнула.

— Идем, около пруда растет береза, туда и выльем. Только погоди секундочку, — вернулся в холл, взял две толстовки, — осень, уже прохладно.

Щелкнул тумблером, включая отопление в застекленной беседке у озера.

— Надень, — протянул ей толстовку.

Наташа помотала головой:

— Миску эту не могу выпустить из рук, сначала надо вылить воду, а потом вымыть руки.

— Давай так. В одну руку бери свою миску, вторую дай мне, рукав на нее надену, а потом повторим процедуру с другой рукой.

— Я же руки не мыла.

— А ты в кулачок сожми и в рукав, не запачкаешь. Вперед.

Он надевал на нее толстовку и млел от счастья. У него была возможность, — заметьте, все приличия соблюдены и никаких пошлостей, — помочь ей одеться, хотя не столько помочь, сколько прикоснуться к ней под благовидным предлогом, еще раз вдохнуть ее запах и замереть на мгновение от восторга. Закатал рукава, поправил воротник и все придумывал, какой предлог найти, чтобы прикоснуться к ней хотя бы еще раз.

— Хочешь, — он перешел на «ты», — поужинаем в беседке?

— И околеем. Правильно поняла, что беседка на берегу озера?

— Да, но околеть не успеем.

— Окочуримся быстрее? Только я бы в тепле посидела.

— Договорились, в тепле, так в тепле.

Шел, улыбался, представляя ее удивление, когда она войдет в теплую застекленную беседку, и стало так хорошо на душе в ожидании ее восхищения.

Подошли к озеру. Вода была вылита под березу, руки вымыты ледяной озерной водой.

— Брр, вправду осень. Вода-то какая стылая, аж зубы ломит.

Мужчина задохнулся от радости, слово из детства вернуло его в пору большого и безграничного счастья. Надо же, вода стылая!

— Давай сюда, — и протянул к ней руки.

— Чего давать? Зубы, которые ломит? Нет уж, пусть они пока побудут при мне. Я ими дорожу.

Александр Иванович улыбаясь, развернул ее лицом к себе, положил ладошки себе на грудь, накрыл своими большими руками, а сверху еще и полами толстовки.

— Так лучше?

— Определенно. Только теперь мне не видно озера.

Она предпочла бы не прикасаться к нему. Бог его знает, что у этого олигарха на уме. Все они одним мирром мазаны. С другой стороны посмотреть, он мужчина, а они тоже… ну… все такие. Да. Абсолютно все. Исключение составляют только влюбленные. Где тут влюбленность? Ей почти тридцать, господа! О чем вы?! Какая влюбленность? Все теперь по жизни должно быть тихо и ровно. А ей нужно спокойствие и стабильность, в том числе, отсутствие мужчин в обозримом будущем. Она считала, что на старости лет, (по ее мнению, именно в тридцать старость и начинается!) она имела право на тишину. Дом — работа, работа — дом. Все. Больше ничего не нужно. Никаких отношений. «Душа должна обретаться в покое», — так наказывала ей пожилая сиделка в больнице. Так она и проживет. Одна. В покое. Вот только поможет этой девочке. И домой.

Кстати, про домой. Надо спросить, как назад добраться. Здесь, наверное, автобусного сообщения нет, придется из города такси вызывать. И сделать это надо сейчас. Пока машина до этого места доберется, уже темно будет. Подняла глаза, обратила внимание, что мужчина для нее высоковат. Повертела головой, как будто искала табличку:

— Александр Иванович, как этот поселок называется?

— Тривиально. «Озерный». Почему спросила?

— Потому, что такси нужно вызвать, домой пора.

— Уже? А не хочешь остаться переночевать? Я очень редко делаю такие предложения.

Ей подумалось: Господи, спаси и сохрани от таких предложений.

— Не хочу.

Высвободила руки, и шагнула на дорожку, ведущую к дому, и даже не зашла в беседку. Он огорчился.

— Я хотела…, — а у него зашлось сердце: передумала и остается!

— … сказать про Эмика и вашего сына. Они тоже очень сильно испугаться успели, но не настолько, как Тоша. Бани им вполне достаточно. Только после нее нужно окатить мальчиков водой из колодца.

Когда подошли к дому, их встретила Галина Ивановна — сестра Александра Ивановича. Она только хотела о чем-то спросить, но закрыла рот — сам был в ярости. Бедная женщина ожидала взрыва. Уж их-то досыта насмотрелась от любимого братца. Такие периодически случались с самого детства. Этих вспышек даже отец боялся. Гляди-ка, а эта идет рядом и не дернется. Господи, страшно-то как!

Прикрыв рот кончиком платка, так и стояла, боясь даже моргнуть. А птичка-невеличка шагнула к ней навстречу:

— Галина Ивановна, все, что сейчас нужно ребятам рассказала Александру Ивановичу. Если молодые люди в бане вымылись, то пусть обольются из ведра водой из колодца.

Наташа, внимательно смотрела на Александра Ивановича, хотя разговаривала с его сестрой.

— Мужчины не особо на это обращают внимание — это ведь женская участь передать детям правила поведения, обычаи семьи и рецепты сохранения здоровья. Пожалуйста, проследите за этим. А мне пора, приятно было познакомиться. До свидания. И еще, — она подошла и что-то прошептала женщине на ухо. Потом внимательно посмотрела той в глаза и решительно покивала. Бледная Галина Ивановна, недоверчиво поглядела на собеседницу, потом хлопнула себя по бокам и тоже закивала. Так они и расстались.

Александр Иванович не позволил гостье вызвать такси, а оправил ее на своей машине. Как только мигнули фонари на повороте, сестра услышала зубовный скрежет.

— Галя! Есть сегодня не буду! — Рявкнул он, и получил со всего маха деревянной ложкой в лоб.

Сестрица стояла с ожиданием в глазах, а потом и вовсе выдала непонятное:

— Молодец, девка, все правильно сказала.

— Эй, ты чего? — Уже нормальным голосом спросил сестру, потирая место ушиба.

— За стол, говорю, садись! Ужин давно остыл. Мальчишки в бане плещутся. Алеша в городе остался. Вот тебя накормлю, мне еще Эмика надо определять куда-то на ночевку. Может его в кабинет поселить? Там тахта удобная и длинная. Наверное, там и постелю. А ты ешь, ешь, я-то уже попробовала. Куриные отбивные сегодня удались. А завтра к утру квас созреет и будет тебе окрошка с хреном. Редьку вечером положу, а то, боюсь, будешь подчиненных трелями из туалета пугать.

Он плюхнулся на стул, во все глаза глядя на сестру:

— Галя, что происходит?

Женщина аккуратно присела напротив и по-бабьи подперла кулачком щеку:

— А вот и мне бы знать. Всю жизнь тебя эти приступы доводили до упадка сил. Как в ярости, так все покрушишь-побьешь, а потом и в себя прийти не можешь. Считай дня три, а то и четыре выбито из колеи. Сил после такого нет, головушку от подухи оторвать не в силах, а сам и не помнишь ничего. Сюда прибавь убытки. Мебели, посуде, тряпкам, горшкам с цветами — всему конец. А про окружающих вообще молчу. Уговаривать пытались, — Галина Ивановна начала загибать пальцы на руке, — драться в ответ тоже, связывали даже. Все безрезультатно. Пугаешь всех знатно, и старых, и малых. Рад бы избавиться от недуга, а не получается. И по сю пору никто ничего ни сказать не мог, ни посоветовать. А эта приехала, одним глазком поглядела и все поняла. Рецепт только не написала, на ушко мне шепнула. И вот ты сидишь, цел, невредим, спокоен, только смотрю, удивлен. Да вон шишка на лбу зреет. И вся недолга.

С этими словами подала ему поварешку, чтобы прислонил к ушибу.

— Вот, что тебе, милый братик, скажу. Вижу все. Прихватила красна девка за душу? Вот и добивайся ее. Только не как олигарх, а как простой мужик. Деньгами и побрякушками, этакую не возьмешь. Тут надо сердцем и умом. Упустишь — в дураках останешься. Так-то. Ужинай-ужинай. Приятного аппетита.

Александр Иванович с удивлением выслушал пространное выступление свой сестры. Ее слова заставили всерьез задуматься. Взялся за вилку и нож. Ел не торопясь. Шишка на лбу давала о себе знать, поэтому периодически ее поглаживал и ухмылялся. Кое-что про себя наконец-то понял. Сидел, как дурак улыбался, и рисовал в мечтах картины завтрашней встречи.