Это внутри. Рецидив

8

«Волна» оставалась маломощной, эффект проходил быстро, менялся от человека к человеку. Кто-то мог под действием препарата сдвинуть с места полтонны, кто-то — всего центнер. Показатели графиков росли, но медленно. Уильям работал неустанно, кое-что придерживал для себя, пусть и понимая, что долго хранить секреты не получится. Это был бессмысленный бунт, но хоть его-то Уилл мог себе позволить, черт возьми?!

Уилл разрешал себе и выспаться как следует, и расслабиться по выходным. Бианки не стоял у него над душой ежедневно, однако это не отменяло того факта, что суперсовременная лаборатория являлась всего лишь богато украшенной клеткой. А улыбчивые крепкие парни за дверью были не только готовы достать что угодно из-под земли и вообще выполнить любую прихоть Гловера, но и пресечь его попытку к бегству.

На запруженных народом центральных улицах или в цветной суете клубов на задах всегда маячили две тени, призванные следить за каждым чихом драгоценного пленника. Лишь после того, как в носоглотке оказывался высококлассный порошок, начинало казаться, что тени смешались с пестротой и растворились в ней.

Уилл старался не думать о том, откуда Бианки узнает вещи, которые Уилл высказывал вполголоса Дону, когда они были одни… Приходилось постоянно следить за тем, что говоришь, и Уилл предпочитал все больше молчать, общаясь с помощником жестами.

Когда в Нью-Йорк привезли Дона и Робби, Уилл с трудом сдержал свои чувства. Тот звонок Бианки подельникам в Лас-Вегас был весьма своевременным. Несмотря на то, что помощникам Уилла явно оказали первую помощь, оба выглядели ужасно, особенно Дон. Робби физически пострадал больше, однако это он почти нес Донни на руках, а не наоборот. Обычно наглый и смешливый испанец затравленно озирался и дрожал. Уилл не стал спрашивать, что именно с ним делали люди Бианки перед тем, как собирались убить. Джованни поинтересовался, не хочет ли Уилл взять в помощники кого покрепче, но Уилл твердо отказался, применив всю свою выдержку, чтобы не огрызнуться мафиозному боссу в лицо. Уилл давно воспринимал совесть как набор культурных штампов, засоряющих сознание индивидуума. Дон вызывал не жалость, а брезгливость, почти желание ударить. То, что Гловер защищал его, было продиктовано в основном стремлением хоть в чем-то пойти наперекор Бианки.

Несколько недель от Дона и правда не было толку. Превозмогая раздражение, добавившееся к без того длинному списку текущих проблем, Уиллу пришлось бесконечно убеждать напарника в том, что его никто больше не обидит. Хотя сам Гловер далеко не был в этом уверен… Потихоньку Дон восстановился и включился в процесс, пусть и по минимуму. Он неплохо понимал в компьютерах и смог разобраться в довольно сложном новом ПО. Совмещал данные графиков, готовил очередного испытуемого к сеансу, брал анализы крови, объяснял правила поведения в подвале, заваленном всякой всячиной — от пустых жестяных банок, что так весело поднимать в воздух, до тяжелых тракторных шин, сдвинуть с места которые удавалось не каждому.

Дон вел себя почти как всегда, лишь оставил свои прошлые попытки юморить по поводу и без повода, иногда вздрагивал от резких звуков. Он постригся очень коротко, оставив в прошлом черные кудри, которыми так гордился.

Робби влился в криминальное сообщество естественно, будто всю жизнь был частью клана. Со стороны он не отличался от прочих парней, работающих на итальянца. Он все реже появлялся в лаборатории, раз обмолвился, что обнаружил у себя итальянскую родню со стороны отца. Это давало ему возможность в перспективе стать частью «семьи». Уилл и так не верил никому, но теперь стал доверять Робби еще меньше и почти жалел, что притащил его в Нью-Йорк. Робби знал об Уилле довольно много, и можно было в любой момент ждать удара в спину.

Посмотрев на очередной опыт в ярко освещенном подвале, босс цокнул языком, подошел к Уильяму.

— Мы тычемся all'oscuro. Нам нужен кто-то еще, — веско сказал он. — Кто-то, кто знает об этой штуке все. Наверняка хвосты остались, судя по модели шприца, это не могло случиться слишком давно.

Уильям пожал плечами и стал выключать аппаратуру. От его слова в любом случае не зависело ровным счетом ничего.

Он старался не задавать лишних вопросов, не следить за ходом поисков, сосредоточиться на работе. Но помимо воли ревниво прислушивался к тому, что приносил на хвосте Робби, когда заглядывал в залитое искусственным светом царство Уилла.

Добычей информации занялись все, вплоть до самой последней шестерки. Младшие члены группировки не знали, что именно ищут, но были проинструктированы, новости какого толка интересуют главаря.

Франсиско, один из «солдат», встретил в дешевом кабаке располневшего мужика — бывшего спецназовца, который в подпитии рассказал ему любопытную, но совершенно сказочную байку. Мужик называл героев истории каждый раз по-иному, путаясь в именах и сюжете. В итоге Франсиско просто поднял его на смех за то, что бывший солдат не только врал напропалую, так еще и рассказывать толком не умел. Тот попытался отстоять свою честь кулаками — слов в насквозь проспиртованном мозгу уже не осталось. Посетители бара захотели разобраться в причине шума, в итоге все кончилось обычной потасовкой. Не совсем обычным было другое. Спецназовца нашли мертвым следующим утром. Бар вовсю обсуждал безвременную кончину завсегдатая. Скорее всего, добравшись домой, он сам себе пустил пулю в лоб. Только некоторые утверждали, что парень панически боялся любого оружия… А если его кто-то убрал, то сделал это слишком чисто для мести или показательного устрашения, каким баловались мафиози. Но за что же тогда?

Франсиско ради интереса спросил своего босса, а тот передал своему…

Узнать, в какой части служил умерший, не составило большого труда. Он и еще тринадцать человек из подразделения уволились в одно и то же время. Это казалось странным, учитывая факт, что на протяжении нескольких месяцев до этой даты за отрядом не числилось никаких операций.

Люди Бианки нашли одного из спецназовцев и разговорили его в присущем им стиле. Много из него выбить не удалось, потому что и самим солдатам почти ничего не объясняли. Он лишь смог вспомнить, как совсем еще молодые мальчишки останавливали в воздухе падающие глыбы рушащегося потолка на выходе из плотины. И назвал гангстерам все имена, что слышал тогда на самом деле и те, что почудились, лишь бы его страдания кончились… И они кончились. Так, как умели заканчивать дела лишь палачи Джованни Бианки.* * *

Космическая пыль пролетала цветными вихрями мимо иллюминаторов. Тихо позванивали датчики, на плече Торна, погрузившись в спящий режим, сидел Флэш. Перышки тускло блестели в свете экрана компьютера.

Межзвездное пиратство — не слишком прибыльное дело, особенно если ты одиночка, имеющий собственный кодекс чести. Быть одиночкой — не слишком веселая жизнь, пусть с тобой и разговаривают капризный искин и верный киберпопугай. Знать слово «честь» — и вовсе неудобно, когда за тобой по каким-то причинам охотится хищник гораздо крупнее тебя. Торн чувствовал, что так было не всегда. Но копаясь в памяти, не мог сказать — почему.

— Ой, а дальше пойдет эта сопливая муть про девчонку, которую он любил? — возмутился Альфонсо.

Микки подкатился к приятелю и попытался вырвать у него из рук листки с эскизами. Альфонсо мгновенно свернулся клубком, прижав рисунки к груди. Микки, пыхтя, разжимал ему пальцы. Лука лежал рядом на траве в тени большого дерева и, покусывая травинку, смотрел на их возню.

— Любовь — это часть жизни, — негромко изрек он.

От неожиданности мальчишки прекратили драку и посмотрели на него, готовые рассмеяться, как только Лука скажет, что пошутил. Но он молчал. Потом отбросил травинку и лег на спину, закинув ногу на ногу.

Колобок отдал комикс Микки, отбросил со лба волосы.

— Так что там дальше? — спросил он.

— Неважно, — буркнул Микки. — И вообще… я еще не решил.

Они помолчали. Потом Альфонсо неуверенно сказал:

— Ну, я так-то не против красивой девчонки… Но мне больше сражений хочется!

Он откинулся на локоть, провел рукой в воздухе:

— Чтобы все — бум-м-м! И горело…

— В космосе нету «бум», — недовольно проворчал Микки.

— Какая разница? — отмахнулся Альфонсо. — Тем более, это комикс, не фильм. У меня в голове будет «бум», и «виу-виу» и целая куча «шмяк» и «хрясь», а ты как хочешь! — закончил он.

— Вот сам тогда и рисуй, — отвернулся Микки.

— А я бы почитал, — снова вклинился Лука. — Ну, про девушку. Можно и сражение прямо там. Пусть Торн ее спасает.

— Я так и хотел, вообще-то, — обиженно заметил Микки. — Даже написал уже…

— Дай посмотреть! — загорелся Альфонсо.

Микки помотал головой.

— Там рисунков еще нет. Так, план…

— Расскажешь? — повернулся Лука.

После того сражения у Торна появились проблемы с памятью. А может, они были всегда? Кто теперь мог сказать? Осколки битв, цветные иглы лазерных лучей, ящики с добычей, снова сражения… Единственное оставшееся целым воспоминание — это мысль, что Торн должен вернуться и вытащить ее оттуда. Но куда возвращаться? И кого это «ее»?

С голографии, единственной сохранившейся в коммуникационном браслете, смотрело миловидное личико, чуть удивленные глаза с длинными ресницами. От взгляда девушки в груди кололо, как будто где-то внутри отошел проводок.

— Я найду тебя, — шептал Торн. — Только жди. * * *

Тяжелая задвижка громко лязгнула за спиной. Рене проморгался. В камере царил полумрак, яркая полоска света пробивалась сквозь ткань на окне, мигал синим пятном телевизор, да горела тусклая настольная лампа в углу, выхватывая пестрые рисунки шуршащих игральных карт и чьи-то глаза.

Рене не знал, как себя держать, поэтому пробормотал тихое «Здрасте» и переступил с ноги на ногу.

— Впервые? — понимающе хмыкнул кто-то рядом.

На плечо легла рука, Рене отшатнулся, больно задев локтем дверь. О тюремных порядках не был наслышан только глухой и слепой. Все знают, что делают прожженные уголовники с такими, как Рене. Блестящие глаза сокрытых во тьме людей уставились на вошедшего, разговор в углу стих. Рене ощутил, как по горлу вверх ползет холодная паника.

— Да не очкуй ты так, — усмехнулся тот же голос. — За что тебя?

Рене сфокусировал взгляд на длинноносой роже рядом с собой.

— К-кража.

Рожу перекосила улыбка.

— Твоя койка там. Давай, двигай.

Игроки у лампы снова зашуршали картами, не обращая на новенького внимания. Рене решился последовать совету длинноносого и прошел шесть шагов до кровати в противоположном углу.

— Так, повторять я не буду, слушай сюда. Я Сэмми, над тобой — Большой Бык, слева живет Змейка. На него не пялься, а то Бык яйца оторвет.

Рене набрался смелости задать вопрос, но тут раздалось оглушительно громкое рычание и ругань, кто-то взревел, лампа рухнула на пол, по потолку заметались тени. Рене вжался в стену, Сэмми сорвался с места и куда-то исчез. Стол с картами перевернулся, белые прямоугольники заблестели по всему бетонному полу. Рене увидел, как один заключенный, прижимает другого за горло к стене. По губам извивающегося в попытке вдохнуть парня текла кровь. Рука, стиснувшая его шею, как и вся спина нападающего была покрыта цветными картинками.