Это внутри. Рецидив

14

Коридор в уборную и сам туалет отвечали новомодному амбиент-дизайну: кристально черные поверхности пересекали узкие белые полосы подсветки. Дойти до цели по такому причудливо ломающемуся в глазах пространству было проблематично даже на трезвую голову, но Уильям справился под гуляющими в крови тремя шотами и одной дозой. Слишком уж хотелось убраться подальше от зала, прежде чем взбеситься окончательно и дать Дону по лицу. Уилл от души раскаивался, что притащил его с собой, поддавшись какому-то дурацкому чувству — то ли вины, то ли жалости.

После переезда в Нью-Йорк Дон стал пить снотворное, иначе у него не получалось заснуть ночью. Доза постепенно росла, но Уилл не особенно следил за этим и молчал — каждый человек хозяин своему телу и решает, что с ним делать. Потом Дон стал закидываться таблетками чаще — по его словам, лишь немного, чтобы держать нервы в порядке. Пару дней назад он дошел до критического состояния, когда уже не мог ничего: ни спать, ни работать, лишь бесконечно и невнятно ныть. Уилл прогнал его из лаборатории: все равно толку как с козла молока. Теперь вот зачем-то потащил с собой оттянуться, а к концу ночи проклял все на свете.

Девушки, как на подбор, в этот раз оказались потные и уже прилично набравшиеся, Уиллу было неприятно слышать визгливые голоса, видеть ногти с облупленным по краям лаком… Он шуганул их цветную стайку и уселся у бара, решив хотя бы как следует выпить. Но тут его нашел Дон, которого начало «мазать» почти сразу. Он пытался обниматься, бормотал что-то о дружбе и прочей ерунде, Уилл оттащил его в дальний угол клуба и прислонил к стене у пустого столика.

— Говорил, не бери «маргаритки»[21], — рычал он. — Будто не знаешь состав!

Снова сходив к стойке, вернулся с половиной апельсина в руке и сунул Дону, стараясь не смотреть на его бледное лицо и дрожащую улыбку, не прикасаться к отчаянно цепляющимся пальцам.

— На, ешь.

— Меня тошнит, — захныкал Дон, снова пытаясь повиснуть на нем.

— Жри, сказал, — повысил голос Уилл, — попустит.

Столкнул испанца в мягкую глубину кресла-пуфа и, убедившись, что тот не сможет выбраться оттуда в ближайшие десять минут, ретировался в туалет. Здесь было тихо, ничьи липкие пальцы не пытались влезть ему в штаны, не маячили охранники, не скулил Дон… Уилл подошел к черной раковине, плеснул себе в лицо водой.

«Где сегодня отдыхает Птаха?»

Вопрос заставил Уилла недовольно скривить губы. В последние недели он виделся с Птахой очень часто и, сам того не желая, привык к нему. Парень был простым и жестоким в суждениях, это нравилось Уиллу, но он знал Птаху слишком мало, чтобы судить объективно. У тренера «супербойцов» для хранения скелетов были наверняка приспособлены не шкафы, а сорокаметровые контейнеры, да и Уилл не спешил перед ним выворачивать душу. И все же они сблизились гораздо быстрее, чем с любым другим человеком в жизни Уилла. Он бы не хотел признаваться себе в таком, но без язвительного и порой непредсказуемого Птахи Уиллу становилось скучно.

— Домой, — отрывисто бросил он, выйдя из уборной и отыскав в цветных вспышках и грохоте басов одного из своих головорезов.

Круг общения Уилла никогда не был особенно велик, а сейчас и вовсе сократился до двух с половиной собеседников. Причитания Дона он общением не считал, а вот Робби неожиданно наведался к старому приятелю, едва тот успел отоспаться после выходных.

Уилл встретил его растрепанным, в домашних штанах, в противовес самому Робби — одетому в стильные брюки и жилетку поверх цветастой рубашки с подвернутыми рукавами. В татуировке на предплечье Робби появился новый элемент, обозначающий принадлежность к группировке Джованни Бианки. Он уже не считался простым «солдатом», шаг за шагом уверенно завоевывая авторитет. В речи Робби выросло число итальянских словечек. К недоверчивому удивлению Уильяма, Робби не выказывал ни малейшего превосходства и вел себя так, словно ничего не изменилось, Уилл был не пленником носатого мафиози, а по-прежнему одним из производителей самой качественной дури в Неваде, сам же Робби — лишь его дилером.

— Capo[22] хочет для начала подмять под себя все Пять Семей, — неспешно рассуждал Робби, сидя на белом диване в квартире под офисом босса, которую выделили Уиллу с Доном еще в первый день, — мы поставляем им товар уже сейчас. Думаю, потом контроль над журналюгами. А дальше… — многозначительно повел бровью Робби и взмахнул рукой в чисто итальянском экспрессивном жесте, — все, что угодно.

— Ты не член совета, — сварливо отозвался Уилл, потирая виски. — Откуда тебе знать?

Робби ухмыльнулся.

— Я, может, и наполовину макаронник, однако умею не только молоть языком, но и слушать, знаешь ли.

Уилл утомленно прикрыл глаза, обмяк в кресле и потянулся за стаканом воды.

Госстрой Уиллу не нравился с момента, когда он узнал о его существовании, система образования и вовсе вызывала желание рвать и метать. Всякое государство есть деспотия… если Бианки удастся захватить власть — для простых людей шило сменится на мыло, а от идеи единовластия Уилла тошнило даже больше, чем от попранной политиканами идеи демократии.

Но времени на философию не оставалось. Требовалось все больше сыворотки: партии с относительно длинным сроком действия — для собственных особых задач Бианки и с коротким — для всех остальных, с кем босс заключал договора. О дополнительных помощниках никто и не помышлял, делиться секретами с посторонними не горели желанием ни итальянец, ни сам Уильям.

Жирные заголовки газет все шире расползались по экранам онлайн-изданий и бумажным титульным листам, казалось, желая полностью залить их черным. Тревожный запах типографской краски стекал на асфальт, плавился и поднимался выше, взметаемый сухим июльским ветром и шинами автомобилей. Штат Нью-Йорк, а затем и окружающие захлестнула волна несчастных случаев и смертей. Жертвами оказывались обычные люди, маститые политики, бывшие и действующие преступники, полицейские… Единственным, что объединяло эти случаи, был сам факт рокового несчастья: на чей-то мопед свалилось дерево, в подвале взорвался паровой котел, загорелся бензобак машины, просто остановилось сердце… Полиция сбивалась с ног, местные власти выступали с успокоительными речами, а соцсети кишели историями одна страшнее другой. Участившиеся заявления о кражах теперь отошли на второй план и просто копились в полицейских участках — все равно расследовать большинство из них на поверку оказывалось бесполезным.

Уилл следил за новостями лишь краем глаза: пришлось работать, не разгибаясь, полторы недели, с трудом находя время на сон и еду. А потом случилось то, чего он втайне боялся с самого начала. Главного химика синьора Бианки срочно вызвали на полигон.

Джип выехал за пределы мегаполиса, а потом и пригорода, свернул куда-то в заболоченные поля. Уильям включил глупую и простую игру в телефоне. Он тыкал пальцем в экран, проигрывая раз за разом — сосредоточение превратилось из хорошо знакомого состояния в просто длинное слово, не имеющее смысла. Дорога стала хуже, из-под колес расходились веера грязной воды, стекло то и дело обдавали темные брызги. Когда машина вползла в лес, фары выхватили рябь натянутой меж бетонных столбов сетки и жестяные запрещающие знаки. Потом джип остановился, зазвучала итальянская речь, в окне показались вооруженные люди с фонарями в руках. Еще три минуты тряски — и дверь, у которой сидел Уилл, рывком распахнулась.

О том, как выглядит главный полигон, он знал немногое — Птаха мог болтать без умолку, но редко обсуждал с Уиллом свою работу. Для первичного тестирования самому Уильяму доставало и подвала, здесь же все устроили с присущим мафиозному боссу размахом. Порыжевшие металлические ангары, заросшие плющом, были лишь маскировкой, внутри толстые шумонепроницаемые стены окружали настоящую, оснащенную по последнему слову техники тренировочную базу. Здесь были не только грузы, но и полосы препятствий с бассейнами и обугленными решетками на стенах и в полу. Глядя на ведущий куда-то под землю широкий люк, где скрылась доставившая его машина, Уилл задавался вопросом, как Бианки умудрился построить все это, не привлекая внимания властей. Впрочем, от праздных мыслей его быстро отвлек синьор Севастьяни — хирург с такой кучей аббревиатур до и после имени, что услышавшего их впервые Уилла разобрал смех. Севастьяни работал на «семью» уже много лет. Уилл видел его на общих сборищах и пару раз в главном здании, когда первые ученики Птахи превысили друг с другом допустимый уровень применения силы.

— Прошу за мной, — хмуро сказал доктор.

Как только сопровождающие отстали, он начал тихо говорить:

— Неделю назад Марко Феллини привезли в мой кабинет в городе. Мне показалось, это гипертонический криз, что редкость для такого молодого паренька, но все же вполне решаемо. Давление, головная боль, сильная тошнота… bimbo[23] был почти в обмороке, бесконечно твердил, что ему срочно необходимо уколоть «волну»… — Севастьяни покачал головой. — Я ввел лекарства, чтобы снизить давление, взял кровь. Оказалось, Марко принимал мощные анальгетики. Расспросив его, я узнал, что таблетки он пил уже довольно давно. Как и другие… избранные, — с упреком сказал доктор, бросив на Уилла взгляд из-под кустистых седых бровей.

Севастьяни знаком велел Уиллу следовать за собой, направляясь в сторону тяжелой железной двери. Двое охранников почтительно распахнули ее. Пологая бетонная кишка вела вглубь бункера.

— Самочувствие Марко не улучшалось, я оставил его у себя, поехал на базу. Там мне дали понять, что это известно не первый день — «волна» вызывает некую зависимость… Но количество доз строго ограничено, вы и сами знаете, мистер Гловер. Я объяснил Джованни ситуацию, взял «волну» и привез в клинику. Это походило на чудо. Марко поднялся на ноги через два часа и уехал домой, как ни в чем не бывало. Только жаловался, что раньше таких сильных болей у него не случалось.

Спустившись, они оказались в месте, напоминающем больницу. В одном из отсеков на кровати лежал крепкий парень, со стойки к его руке тянулась трубочка капельницы. Севастьяни вошел в палату, Уилл шагнул за ним и невольно присмотрелся к больному. Парень дышал часто и неровно, а глаза были подняты вверх, будто он старался рассмотреть что-то на стене над своей головой.

— Это Валентино Бокаччо, — повернулся к Уильяму доктор. — Осмотические диуретики уже не действуют, а «волна» лишь кратковременно облегчает состояние.

— А тот, первый? — кашлянул Уилл.

Севастьяни скорбно опустил глаза и вышел в коридор, открыл дверь напротив. Там на тускло блестящей каталке лежало тело.

— Марко впал в кому в среду и умер три часа назад.

Помолчав, доктор добавил:

— Это только начало. Пока все держат в тайне, но ваша формула несовершенна, мистер Гловер, вы просто обязаны…

— Бианки знает? — перебил Уилл, глядя на белое лицо покойника, и тут же понял, что сморозил глупость.

Севастьяни возмущенно замолчал, но потом все же ответил:

— Мальчики рассказали, что три месяца назад умер еще один парень, Джонни. Смерть наступила сразу после введения дозы, capo* не велел меня… беспокоить. И никто из восьмерых кровных детей Бианки не участвует в этом… проекте. Сами сделаете выводы?! — со сдерживаемым гневом спросил доктор, круто развернулся и зашагал по коридору.