Это внутри. Рецидив

18

Строгий порядок небесных тел нарушился, два крупных спутника превратились в бесформенные куски космического мусора, остальные горели. Военные корабли герцогства и десятки тысяч суденышек без опозновательных знаков вели бесшумное сражение в ледяном свете огромной Веги. Шапки поднимающихся взрывов отливали зеленым. Восстание началось на Дор, после того, как жителям были возвращены припасы. Сопротивление жестокому герцогу Вегскому зрело давно, но энергию ему придал поступок безвестного космического пирата. Торн не мог решить, как к этому относиться, ведь по чести говоря, он прежде всего преследовал свои цели… Подлетев к планете Изиг, маленькая команда была поражена открывшимся им зрелищем.

— Капитан, я засекла отстыковку дворца.

«Сандер», невидимая в поляризующем облаке, висела в стороне и не вмешивалась в ход сражения.

Торн собрал волосы в тугой хвост, подошел к экрану. Искин дала приближение, и капитан увидел, как от теневой части планеты отделился огромный корабль. Значит, Изиг с прихвостнями бежит, словно крыса. Он проиграл… Торн не почувствовал радости, потому что трудность задачи почти не уменьшилась, и пробиться сквозь сверкающий хаос сражения туда, вниз…

— Вероятность успешной операции тридцать четыре и шесть десятых процента, — прочла его мысли «Сандер».

Мозг андроида совершил этот подсчет на долю секунды быстрее и на сотую процента точнее. Этот мозг обладал прекрасной способностью моделировать возможные ситуации, а человеческое воображение — расцвечивать сухие данные живыми красками. И в двух из трех вариантов все они погибали на подлете. В каждом втором — ему не удавалось найти Диану. Во всех остальных происходило еще более страшное — увидев перед собой андроида, девушка отшатывалась от него со страхом. Скольких он убил или ограбил на просторах космоса? Торн и сам не мог сказать этого. Но уж точно меньше, чем его хозяин. Очень слабое оправдание…

Реакцию Дианы нельзя было просчитать без данных, это не входило в модели, сгенерированные вычислительной машиной у Торна в голове, о чувствах Дианы и ее личности не имелось никакой информации, кроме обрывочных воспоминаний и рассказа Флеша, но… Прекрасное лицо искажалось ужасом и отвращением снова и снова. Раз за разом. Воображение — это не только счастье, но и проклятье, как и все, что делает сущность — личностью.

«Даже если я пробьюсь туда, то зачем нужен ей? Суррогат. Страшная живая кукла. Опасный робот, над которым потерян контроль».

Машины лишены выбора — обычные машины. А люди? Люди тоже бывают лишены выбора.

— Сандер, курс на перехват.

Торн должен увидеть Диану, хотя бы еще раз. А нужен ли он ей… пусть решает сама. * * *

Однажды доктор Замир нашел своего проблемного пациента в туалете. По стыкам шестиугольных плиток на полу текли багровые струйки. Замир приказал санитарам открыть дверь кабинки. Джереми сидел на крышке унитаза и сосредоточенно резал себе кожу, полоска за полоской. Плечи заливала кровь, она пропитала рукава спущенной рубашки и капала на пол. Джерри был так погружен в себя, что далеко не сразу заметил посторонних. Эйтан даже не спросил, где Джерри стащил скальпель. Нож был отлично заточен, некоторые раны зажили и вовсе бесследно.

Это оказался не последний раз, но всякий раз — острое. Стекло, заточенный кусок пластика, игла, украденная из мусорника лаборатории… рваные шрамы от нее остались с Джерри навсегда. Замир долго работал с тем, чтобы перенаправить его эмоции в иное русло. Добивался понимания, что облегчение, наступающее вследствие боли — временное. Что саморазрушение не ограничится полосками на коже… Кажется, именно тогда он предложил Джереми пойти учиться. Помнится, Джерри расхохотался доктору в лицо.

Джереми сидел, поджав ноги, на качеле у дома Хоранов. Книжные строчки сливались в месиво, а пальцы поглаживали старые рубцы на руке — ряды полос и точек, словно неизвестное науке письмо. Микки устроился на чахлой травке невдалеке, с яблоком и огромным томом Диснея. При виде мальчишки, невозмутимо листающего страницы, Джереми бесился. Старался туда не смотреть, но не мог совладать с собой. Ладно хоть рот удавалось держать на замке… Узнав о произошедшем, он злился еще и на себя — за то, что не рассказал, не уберег, не набил мерзавцу Феликсу рожу, когда так чесались руки… Не факт, что это повлияло бы на события, но вдруг?

«Не человек, а квинтэссенция эгоизма».

А теперь говорить уже поздно и незачем. Хотя Микки бы, возможно, было любопытно послушать о том, что он не один такой дурак… Но не обязательно.

«Ты предпочел себя — себе, как всегда».

Джереми усилием воли прекратил трогать шрамы и взялся за книгу обеими руками. Шелест глянцевых страниц под ухом раздражал неимоверно. Это было иррационально. Джерри подаренная Феликсом наживка бесила, а Микки — нет. На удивленный вопрос мальчишка не менее удивленно поднял брови:

— Разве Дисней виноват в том, что сделал Феликс?

Джерри нечего было ответить, поэтому с тех пор они молчали, каждый о своем. Рядом Кейтлин снимала с веревок белье, тихо напевая себе под нос.

— Ма-ам, Лука и Аль зовут меня на пижамную вечеринку.

Микки перевернулся на спину, строча ответное сообщение в телефоне.

— Я рада, — улыбнулась Кейт. — Сходи, развейся. Я столько всего наготовила сегодня, а он убегает, — пожаловалась Кейтлин, когда Микки вошел в дом собираться. — Хотя, может, и к лучшему — я малину купила…

— Малина в сентябре? — удивился Джереми.

— Мне вдруг так захотелось, — смущенно зарделась Кейт, — всего горстка ягод, только вспомнить вкус… Давай я положу тебе ужин, дома поешь, одной мне это не осилить, — деловито предложила она.

Джереми кивнул. Он давно понял, что Кейт нравится готовить и угощать. Эстетикой ее изделия не блистали, но неизменно оказывались вкусными, да Джерри никогда и не был особенно привередлив в еде, тем более теперь. Его собственная кулинарная фантазия шла не дальше жареной курицы с готовым гарниром из банки.

Микки затащил книгу в дом, вылетел на улицу с сумкой и рюкзаком, оседлал велосипед и, махнув рукой, уехал. Джерри в который раз поразился бурлящей в нем энергии. Казалось, ничто не могло перешибить эту яростную жажду жить и действовать, узнавать новое, падать и подниматься. Рядом с Микки Джереми иной раз ощущал себя очень старым, но в то же время другая его ипостась с удовольствием слушала о разных проказах, предлагала свои и ржала над пошловатыми подростковыми шуточками.

Жуткая история с Феликсом не смогла угомонить Микки больше чем на два дня, и теперь он вел себя так, словно ничего не случилось. Джереми раздражался из-за того, что не может радоваться столь быстрому восстановлению. Злился на безмятежный вид мальчишки, на его наивность. Хотелось сгрести глупое создание за грудки и встряхнув, заорать:

— Ты понимаешь, ЧТО могло произойти?! И КАК окончиться?! Для тебя, для мамы, для всех нас?!

Джереми стойко держался всю неделю, размыкая губы лишь по необходимости. Наверное, со стороны он выглядел как робот, но какая разница? Так спокойнее… Миру, чтобы существовать, не нужны слова Джереми Л. Сайхема, и уж тем более не нужны его истерики.

Кейтлин выглянула в окно, позвала в дом. На столе громоздились пластиковые контейнеры со всякой всячиной, она аккуратно складывала их в пакет. На тумбе рядом с телевизором лежала ненавистная книга.

— Что ты об этом думаешь? — Кейт заметила его неприязненный взгляд.

— Какое это имеет значение? — пожал плечами Джереми, отворачиваясь.

— Но я ведь спросила твоего мнения, — с нажимом сказала Кейт, не прекращая утрамбовывать еду в пакет.

Джереми провел рукой по лицу. Хорошо, когда умеешь отключать внешние эмоции.

— Я не имею права вмешиваться и выражать мнение, — ровным тоном проговорил он. — К тому же Микки мыслит рационально. Это логично. Сам предмет никого не обидел, и…

— Господи, хватит! — взорвалась Кейт. — Ты имеешь право чувствовать, злиться, Джерри! Перестань держать все внутри!

Он пораженно уставился на нее — сердитую, с упавшей на лоб кудряшкой.

— Давай, покажи мне тебя настоящего! А не того, которого ты считаешь «подходящим»!

— Безопасным, — уточнил Джерри, сложив руки на груди.

— К черту! — топнула ногой Кейтлин.

— Настоящему семнадцать, и он безумен, — криво улыбнулся Джереми.

— А этому тридцать два, он страшный ворчун и всего боится! — взорвалась Кейт.

Его внезапно разобрал смех. Джереми закрылся руками, не желая сердить хозяйку дома еще больше. Но едва справившись с собой, увидел, как Кейт почти беззвучно хохочет, показывая на него пальцем.

— О Боже, Джерри… У тебя было такое лицо…

Отсмеявшись во второй раз и утерев слезы, они свалились на плетеные табуреты у стола.

— Заварить чай? — спросила Кейт.

— С малиной, — ухмыльнулся Джереми. — Ее-то ты, конечно, думала зажать только для себя…

— Нахал, — прищурилась Кейт, направилась к холодильнику и вынула пластиковую вазочку с ягодами.

Малина оказалась водянистой, но ее аромат с лихвой перекрывал этот недостаток. Кейтлин разминала ягодки и бросала в чай, затем глубоко вдыхала пар. Запах горячей сладости и лета, которое словно вернулось, заглянуло к ним на минутку — попрощаться.

Оранжевый свет тихо лился в окно, золотил чай в прозрачных чашках и крошки на столе. Джереми потянулся за сахаром и столкнулся с ладонью Кейт. Она улыбнулась и протянула ему салфетку. На розовых подушечках пальцев Кейтлин темнели капли малинового сока, одна из которых осталась на коже Джерри. Он слизнул ее, встал и подошел к окну, глядя на закатное небо. Из его собственного дома из-за высоких лип неба не было видно до самой зимы. Тепло дыхания Кейт коснулось плеча.

— Так жить нельзя, — негромко сказала она. — Все время чего-то страшиться. Сдерживаться. Тебе придется найти баланс.

— А если не найду? — помолчав, спросил Джереми.

В небе постепенно меркли облака.

— Тогда мы найдем его вместе.

Кейтлин решительно развернула Джереми к себе, обняла за шею. Встав на носочки, поцеловала долгим, теплым поцелуем. Он задохнулся на миг, и Кейт отстранилась, внимательно глядя в лицо. Прочитав на нем нечто, понятное лишь ей, улыбнулась одними глазами и вновь накрыла его губы своими. Гаснущий за окнами закат переместился внутрь, полыхнув там новым рассветом. Прикосновения Кейт были повсюду, эта близость и мягкие поцелуи, ложащиеся на кожу, как маленькие солнца… Джереми потрясенно осознал, что… чувствует! Чувствует и отвечает, жарко, порывисто, будто никогда раньше не знал подобного. А разве знал? Каково это — никому ничего не доказывать, не демонстрировать, на что способен, не брать, а отдавать, не цинично «снимать напряжение», а заниматься любовью…

Губы Кейт раскрывались, дразнили сладостью, зовущей ближе… и еще ближе. Джереми понял, что прижимает Кейт к себе, не позволяя вырваться, уйти… Это отрезвило, заставив резко отпрянуть. Все существо противилось разделению, он словно окунулся в ледяную ночь и теперь стоял, задыхаясь, пока его снова не обхватили руки Кейтлин, ладонь не легла на затылок, сдернула резинку и зарылась в рассыпавшиеся белые волосы. Джереми замер, не в силах ни уйти, ни остаться, потом все же нашел просвет в медленных ласках ее губ и с трудом выговорил: