"Л" значит Лили. Часть I

1. О носках и конце света

Лили спускалась по лестнице в гриффиндорскую гостиную, с трудом сдерживая зевок. В голове клубилась всякая муть — обрывки ночных кошмаров, странные бесконечные коридоры и пустые зеркала; словом, она не выспалась и до сих пор чувствовала себя немножечко глюком, поэтому едва не врезалась в идущую впереди Эмму, когда та вдруг остановилась.

— Кто... — начал внизу чей-то хриплый со сна голос, но договорить не успел. По ушам резанул истошный, совершенно нечеловеческий вопль, от которого содрогнулись бы даже тролли, а банши удавились от зависти. Остатки сна слетели в момент; Лили шарахнулась, споткнулась о ступеньку и чуть не загремела вниз, но очень кстати ухватилась за плечо застывшей столбом Эммы.

Крик стих — будто кто-то повернул выключатель. Тишина звенела в ушах.

— ...превратил мой носок в мандрагору? — обиженно закончил все тот же голос.

Встав на цыпочки, Лили выглянула из-за плеча более рослой подруги. Посреди гриффиндорской гостиной в позе средневекового рыцаря стоял Саймон Хилл, только вместо головы поверженного врага он держал за хвостик полуносок-полумандрагору, а вместо щита прикрывался "Еженедельником ловца" с мельтешащим на обложке золотистым снитчем.

— Эй! Это мой журнал! — возмутилась Эмма.

По ступенькам простучали каблуки.

— Что стряслось, кого убивают?

Роуз и Дейзи, "наши гриффиндорские цветочки", как их обычно называли мальчики; конечно, они не могли остаться в стороне, когда внизу происходит что-то интересное. На девчачьей лестнице тут же образовался затор.

— Пока никого, — ответила Лили, — но если это очередная выходка Поттера, то я его точно придушу. Тоже мне, горе-гуру спецэффектов и акустических ударов...

— Ах, какие страсти, — хихикнула то ли Дейзи, то ли Роуз. — Мур-мур, лямур...

— Сколько раз повторять — он мне даже не нра...

— Саймон, я тебе говорила не трогать мой журнал? — перебила ее Эмма. — Говорила. А ты опять его взял! И носки! Еще раз бросишь их посреди гостиной — и я за себя не ручаюсь!

— Вот! — назидательно воздел палец Саймон. — Все слышали? Она даже за себя поручиться не может, а туда же — других жизни учит!

Лили и ее личная жизнь были тут же позабыты: двойняшки, точно почуявшие кровь акулы, переключились на новую жертву.

— А вот и не подеретесь... — противным голоском затянула одна из сестер.

Вздохнув, Лили спустилась по лестнице и плюхнулась в старое кресло с резными подлокотниками. Опыт подсказывал, что эта милая парочка могла пререкаться часами, а при поддержке близняшек — и днями.

Она подняла взгляд на окно — за частым свинцовым переплетом розовел рассвет, огненными всполохами горели облака, и все алое и золотое в комнате казалось лишь отблесками небесного пожара. Портреты развлекались, наблюдая со стен за традиционной жанровой сценкой "Утро в гриффиндорской гостиной"; зрителей в них все прибывало и прибывало — кое-кто даже начал заключать пари и принимать ставки. От нечего делать Лили призвала из спальни рабочий блокнот и раскрыла на чистой странице.

Сначала — Эмма; она легко вписалась в стройную систему, став стремительно-угловатым иксом: упаси Боже принять ее за что-то, кроме главной неизвестной. Дальше шел Саймон; под ее пером он приобрел округлую завершенность игрека: всегда второй, всегда подстраивается под условия задачи. Близняшки — это, конечно, зет и зет-штрих, один на двоих залихватский росчерк. А она, Лили, и вероятность не опоздать сегодня на завтрак — равнодействующая приложенных сил, итог этих вычислений.

Перед глазами уже начали выстраиваться длинные ряды переменных и знаков, прообраз будущего уравнения готовился обрести плоть и кровь на бумаге, но тут Лили ощутила на себе чужой взгляд и подняла голову.

На пороге гостиной топтался щупленький второкурсник, не решаясь ни войти, ни выйти, и с боязливым восторгом слушал, как ругаются старшие. Лили подмигнула ему и пожала плечами — мол, что с них взять, с этих балбесов? Зардевшийся мальчишка потупился и шмыгнул в коридор, картина захлопнулась за ним, наглухо перекрывая вход, а затем в утреннюю какофонию вклинился до боли знакомый голос:

— Привет, народ! Никто мой носок не видел?

Джеймс Поттер собственной персоной, явился, не запылился. Выглядел он — Лили мрачно сощурилась — баллов где-то на десять с Гриффиндора, или даже на пятнадцать, если попадется Макгонагалл: очки перекошены, волосы дыбом, рубашка застегнута кое-как, одна нога в ботинке, вторая босая. Саймон и Эмма продолжали увлеченно переругиваться под посильный аккомпанемент близняшек; похоже, Поттера в гостиной еще никто не заметил.

Отложив в сторону перо и блокнот, Лили с притворным участием поинтересовалась:

— Что, носки разбегаются? В них самозародилась жизнь? А в стирку сдавать не пробовал — ну, знаешь, так, для разнообразия?

— Не, это чистые были, — мотнул головой Поттер.

— Тогда страшно подумать, на что у тебя способны грязные. И кстати, — нахмурившись, добавила она, — не думай, что тебе так запросто сойдет с рук сегодняшняя выходка с мандрагорой. Мы, между прочим, и оглохнуть могли, если бы она не начала превращаться обратно.

Но Поттер уже отвлекся — вытянув шею, он разглядывал что-то, копошащееся в углу, прямо под натюрмортом с застенчивыми маргаритками, что-то маленькое и темное...

— Ага, попался! — возликовал он, и в руке у него словно сама собой возникла палочка. — Ступефай!

"Идиот!" — мысленно взвыла Лили, ныряя за кресло; красный луч срикошетил от стены и прошел у нее над ухом. Со стороны близняшек и Саймона грянуло дружное: "Джеймс Поттер!" — вместе они вполне могли составить конкуренцию недавней мандрагоре, и маргаритки на натюрморте испуганно съежились, прикрывая лепестками нежную сердцевину.

— Импедимента!

Что-то затрещало. Выглянув из укрытия, Лили увидела, как заваливается набок столик — Поттер опять промазал. Носок увертывался от одного заклинания за другим, петлял, ловко отталкиваясь пяткой от пола, диковинной лягушкой скакал по комнате — а затем сиганул в сторону, уходя от очередной атаки, поскользнулся на "Глиссео" и затормозил только у портрета Полной Дамы.

— Акцио носок!

Не тут-то было. Гибко извернувшись, беглец скрутился в трубочку, а потом — Лили глазам своим не поверила, ведь картина только что была закрыта! — одним движением ввинтился в просвет между рамой и дверным косяком.

— Вот зараза! — то ли выругался, то ли восхитился Поттер.

И с этими словами он толкнул Полную Даму в сторону, перемахнул через порог и скрылся в коридоре — как был, полубосой. В наступившей тишине стало слышно, как картина со стуком встала на место.

Лили выпрямилась, разглядывая устроенный Поттером погром. Итог его стараний впечатлял: подпалина на ковре, перекосившиеся портреты, чьи обитатели в ужасе разбежались, перевернутые кресла и столики — тот, что слева, даже ножки лишился. Словно тут сдетонировал рог взрывопотама — она бросила взгляд через плечо... или даже два рога. Ну и кто все это будет убирать и чинить?

Из-за красного дивана выбрался Саймон — тоже, видимо, решил не искушать судьбу и не полагаться на сомнительную Поттеровскую меткость. Эмма отступила от шкафа, в который вжималась все это время, и махнула палочкой, убирая с пола большое пятно копоти. Процедила сквозь зубы:

— У-у, поросенок... Все испортить и удрать — очень по-поттеровски. Вот бы преподавателям попался, может, хоть отработку впаяют...

— Эмма, ты зануда. Тут дел на пару минут от силы, — заявила одна из двойняшек, заставляя кресла разойтись по местам, а вторая задумчиво добавила:

— А вы заметили, что он был один? Интересно, где его приятели...

Лили внесла в уборку свою лепту, зарастив уродливую подпалину на ковре, и занялась сломанным столиком... действительно, если на Поттера в таком виде наткнется кто-то из преподавателей, то виноват будет он, а баллы снимут со всех. Не говоря уже о долгих скучных нотациях, которые ждут лично ее — она передернулась от одного воспоминания о резком голосе Макгонагалл: "Вы староста школы, мисс Эванс, вам следует помнить о возложенной на вас ответственности и не стесняться напоминать о ней нашему второму старосте".

— Ну вот, готово, — вслух заметила Лили. — Пойду проверю, что с этим придурком, а то ведь действительно нарвется...

По дороге к выходу она еще успела услышать, как одна из близняшек говорит другой: "Значит, это не Поттер носок Саймона заколдовал? А кто тогда, Блэк?" — а потом за спиной закрылся портрет, и все смолкло.

— Эй, Поттер! — позвала Лили в гулкую тишину коридора, но никто не отозвался — балбеса, конечно, давно и след простыл.

Стояло такое раннее утро, что школа казалась пустой — все вокруг заполнял зыбкий акварельно-серый сумрак, который еще не успели разогнать солнечные лучи. Поежившись от сквозняка — после теплого родительского дома первые недели в замке давались особенно тяжело, — Лили осторожно двинулась в сторону лестницы.

Поттера нигде не было видно — ни его самого, ни его следов. Ни копоти, ни выбоин на стенах, ни каменной крошки на полу. Странно... он словно выскочил за порог и тут же перестал швыряться заклятьями. Или носок настолько его опередил, что это уже не имело смысла? Тогда ей лучше поторопиться, иначе она никогда их не догонит.

Чтобы срезать путь, пришлось свернуть к потайному проходу, спрятанному за одним из гобеленов. Ступеньки, ступеньки... Пятый этаж встретил ее пустотой и сыроватой прохладой непрогретого камня. И тишиной, такой глубокой, что казалось — в ней будет слышно, как летит привидение. Справа в ряд выстроились рыцарские доспехи — словно череда исполинов; Лили шла мимо них на цыпочках, ежась под их незрячими взглядами, и с каждым шагом все меньше понимала, что она тут делает.

Ни намека на Поттера. Ни воплей, ни взрывов, ни дурацких погонь — ничего, что нужно срочно устранять и пресекать. Только странное ощущение, будто ей в спину целится чья-то палочка.

Она остановилась в нескольких шагах от лестницы, которой пользовались студенты — если спускаться из Гриффиндорской башни обычным путем, этого места было не миновать. Ну что, проверила? Убедилась, что здесь никого нет? Тогда поворачивай назад — такими темпами ты скорее инфаркт нагуляешь, чем перехватишь Поттера. Или сама преподавателям попадешься, и объясняй потом, зачем тебя сюда понесло...

Но далеко она уйти не успела — в глубине коридора что-то скрипнуло. И стихло. Лили уже успела решить, что ей почудилось, но следом послышались шаги. Тук-тук — каблуки ботинок стучали по гулкому каменному полу. Кто-то шел сюда из библиотеки, еще закрытой в такой ранний час от всех добропорядочных студентов.

А недобропорядочные... Шаги приближались. Спокойная, по-хозяйски уверенная поступь человека, который никуда не торопится и ничего не боится. Лили замерла, только взгляд метался из стороны в сторону, а в груди разливался противный холодок. Это точно кто-то из слизеринцев, больше некому. Явно не Фоули — этот никогда не ходил в одиночку. Значит, Мальсибер или Эйвери... их двоих она особенно боялась, хотя ее они никогда не трогали. Уж слишком неприятные у них были глаза: ледяные и хищные, как у крокодила в зоопарке. Будто дай им волю — сожрут и не подавятся. И рассказы о них ходили страшные, из числа тех, что передаются в девичьих спальнях только шепотом и только тогда, когда не услышит никто из взрослых.