"Л" значит Лили. Часть I

6. О терниях и розовых лепестках

За следующие три недели Лили окончательно убедилась: эликсир Чистой крови кем-то проклят. Какие там благоприятные дни, о чем вы! Похоже, их просто не существовало — злой рок давал о себе знать практически на каждом шагу.

Сначала в лабораторию просочился Пивз. До котла он не добрался — накануне она по какому-то наитию поставила на него защитный контур, — но зато устроил в кладовке погром, испортив все, до чего только смог дотянуться. В том числе и ее ингредиенты. Она глазам своим не поверила, когда заскочила проверить зелье: кровь саламандры, яйца оккамия, яд крильмара — все, все погибло! А слезы феникса! Лили чуть сама не разрыдалась, когда увидела разбитый флакончик. Стоило только вспомнить, как радовался Северус, когда ему удалось раздобыть такую же скляночку с парой бесценных капель, как он прижимал к груди свое сокровище и боялся потратить его впустую — и на глаза навернулись слезы.

— Эванс! Только не плачь, Эванс! — где-то за плечом надрывался Поттер. — Сейчас я позову домовых эльфов, они все уберут! Не убивайся ты так, это всего лишь кишки и корешки!

"Всего лишь"? "Всего лишь"?! Да если бы у Северуса была хотя бы половина этого богатства, он бы уже такое изобрел, такое!.. Устроил бы переворот в зельеварении — или, как минимум, в своих обожаемых зельях индивидуального действия... Может, он и купился на пропаганду этих чистокровных фанатиков, но уж таланта у него не отнимешь!

Лили стояла над загубленными ингредиентами, над стынущей лужей саламандровой крови, похожей на гранатовый сок, смотрела на плавающие в ней листья, на горки порошков, черепков и осколков и не могла больше думать ни о чем другом.

— Мерлиновы кальсоны, Эванс, эта ерунда не стоит твоих слез! — Поттер встал рядом, нервным движением взлохматил волосы. — Хочешь, я тебе всю аптеку скуплю? А еще у меня есть медовые ириски и билеты на "Холихедских гарпий" — пойдешь со мной? А цветы — ты любишь розы, Эванс?

Лили помотала головой и шмыгнула носом.

— Нет, Сохатый, — вмешался Блэк, — следующий набег на аптеку будет за мой счет. Точнее, за счет моих родственничков. В конце концов, зелье нужно им, а не тебе.

— Ты что, Бродяга! — возмутился Поттер, но о чем они в итоге договорились, Лили так и не узнала. Потому что позорно сбежала из лаборатории и не появлялась там до самого вечера.

А еще через два дня на нее напала кусачая тарелка, которую кто-то подложил на ее любимый столик, когда она зачиталась учебником. Лили, как обычно, потянулась за пером — и чуть не осталась без пальца.

На крики и вопли сбежалась половина Гриффиндора — в том числе и Джеймс Поттер, который так упорно доказывал, что это не он, что ему в конце концов даже поверили. Хотя близняшки сгоряча его стукнули... потом, правда, извинились, но как-то неубедительно. Тарелку в итоге отцепили, пострадавший палец смазали бадьяном, и тут выяснилась одна неприятная подробность: магией такие укусы не лечились.

И все бы ничего, если бы не мурлокомли. До которых как раз дошла очередь — их надо было нарезать и выдавить сок, одновременно помешивая кипящее зелье, причем лишняя капля крови в котле испортила бы всю предыдущую работу, а капля сока, попавшая в ранку, уложила бы незадачливую зельеваршу в Мунго. Перчатки из драконьей кожи тоже отпадали: в них она просто не удержала бы скользкие кусочки — и привет, взорванная лаборатория.

Тогда Поттер отважно заявил, что ради нее готов нарезать на ленточки любое мурло и любые комли, а Блэк страдальчески скривился и возразил, что тоже не боится грязной работы. Но Лили осадила обоих спорщиков — с нее, мол, хватило и Петтигрю, и никого из них она и близко к котлу не подпустит.

Они явно решили, что она спятила, а мистер Белби даже озвучил это мнение, когда увидел замотанный палец, но Лили только улыбнулась и взяла из банки розовый гриб с волосатой ножкой. Нарезала крупными кубиками, другой рукой при этом помешивая зелье, потом повернула нож плоской стороной — и впервые увидела на лице куратора проблеск интереса.

Раздавив кусочки ножом, она махнула палочкой, испаряя лишнюю мякоть, и собрала темно-красный, дурно пахнущий сок в мерную чашку.

— Вы сами придумали эту технику? — спросил мистер Белби, когда она добавила жидкость в котел и поставила таймер для следующей стадии.

— Адаптировала, — отозвалась Лили, отправляя в раковину ножи и разделочную доску. — Ее придумал мой... друг — тот, о котором я говорила. Правда, для другого ингредиента.

Больше мистер Белби эту тему не поднимал. Но пейзаж у него за спиной в очередной раз сменился: в распахнутом окне виднелась дикая степь в седых волнах ковыля, похожих на овечье руно с лохматыми завитками.

Укус скоро зажил, но дурные предчувствия остались. Теперь Лили перед уходом всегда обновляла чары на котле и своей полке в кладовке, но все равно нервничала, когда оставляла зелье без присмотра. Хорошо хоть Мародеры вели себя безукоризненно: Блэк глядел волком, но держал язык за зубами, Петтигрю не скрывал опасливого восторга, но близко не подходил, Люпин сразу же забивался в угол и открывал учебник, а Поттер мужественно держался и не приставал с ухаживаниями, хоть потом и наверстывал упущенное семимильными шагами.

Как-то раз он дошел до того, что превратил ее заколку в бабочку — но Лили, почувствовав, что по волосам у нее что-то ползет, не стала визжать и шарахаться, а просто запустила этим "чем-то" в наглеца, для верности добавив Таранталлегру.

Гордо удаляясь, она еще успела услышать, как Блэк выговаривает приплясывающему приятелю:

— Предупреждал же, что девчонки больше любят цветы, а ты уперся: хочу бабочку, бабочка оригинальнее...

Что до нее, то ей все эти бабочки, цветы и потуги на романтику только мешали. Но Поттер был решителен и неумолим, как паровой каток, и вел осаду по всем правилам военного искусства: где не помогал штурм, старался брать измором. Уже на следующий день он подловил ее у лаборатории, когда Лили выползла оттуда в первом часу ночи, чуть живая от усталости.

Она закрыла дверь и наложила чары от призраков — и вздрогнула, когда из теней бесшумно выступил Поттер.

— Ты меня ждал? А отчего снаружи? — зевнув, спросила Лили.

— Не хотел тебя отвлекать, о асимптота моей души, — пожал он плечами, легко подстраиваясь под ее шаг.

От изумления она даже проснулась.

— В том смысле, что у нас нет точек соприкосновения? Как самокритично с твоей стороны.

— Нет, — удивленно откликнулся он. — Просто мне иногда кажется, что ты... врезалась мне в душу, что ли. Рассекаешь ее и оставляешь мне только половину.

Лили сглотнула. Покосилась на него — его лицо казалось спокойным и собранным. И очень, очень серьезным. Тишина каменного коридора давила на плечи, секундами утекала сквозь пальцы, и в голове была только гулкая пустота — дунь, и загудит ветер.

— По-моему, ты путаешь, — промолвила она наконец. — Я не биссектриса, Поттер. И никогда не хотела ей быть для тебя. Скорее, я и впрямь асимптота, — и добавила, скользнув взглядом по кудрявому пастушку, храпящему на своей пасторали: — Кренящаяся и почти горизонтальная.

Они не разговаривали до самой гостиной — и, неловко распрощавшись, разошлись каждый к своей лестнице. Лили поднялась в душевую, наскоро ополоснулась, закуталась в банный халат и поплелась к спальне семикурсниц.

И застыла на пороге. В слабом лунном свете ее кровать выглядела... как-то непривычно. Словно была чем-то залита — вся в светлых потеках, распадающихся на отдельные чешуйки. Лили приблизилась, осторожно вытянула руку — и только тогда поняла.

Розовые лепестки. Ее постель была усыпана розовыми лепестками. Нежными и гладкими, похожими на настоящие... или они и были настоящими? Кто его разберет, этого Поттера — это ведь точно он, больше некому. И как только пробрался, лестница же заколдована от мальчишек? Загадка... Она растерла в пальцах скользкую белую "лодочку" и вдохнула аромат, но после лаборатории нос уже ничего не чувствовал; покачав головой, полезла в карман халата за палочкой — конечно, он очень старался... но лучше бы не старался, ей-богу.

Лепестки поддавались плохо. То ли и впрямь были зачарованы, то ли от усталости у нее дрожали руки. Кое-как отвоевав половину покрывала, она сдалась, стряхнула остальное на пол и наконец-то вытянулась на кровати.

В голове было пусто, как в пересохшем колодце. Ни мыслей, ни эмоций. Веки смыкались сами собой, но сон не шел; она ворочалась на смятых простынях — к коже противно липли завалившиеся под одеяло лепестки, но на уборку не хватало сил, не хватало, даже чтобы понять, тронул ее этот дурацкий жест или разозлил, — и знала точно только одно.

Что охотно променяла бы все букеты в мире на один глоток Северусова бодрящего зелья. Горького и противного, с запахом полыни и багульника, от которого сводит зубы и вяжет во рту. Чудесным образом протянутого в тот самый миг, когда по лбу течет пот, спина не разгибается, а руки немеют от напряжения.

Но сладковато-маслянистый аромат розовых лепестков преследовал ее даже во сне.

* * *

А потом в лаборатории объявился Северус.

Мистер Белби как раз закончил объяснять, как правильно толочь змеиные зубы, и разорвал связь. Лили так и подмывало спросить, не жалко ли ему духовных родственников, ведь должна же у ядовитых гадов быть хоть какая-то солидарность, но у нее не повернулся язык ляпнуть такое вслух. Убрав на место ступку и пестик, она обернулась — и вдруг увидела у дальнего стола знакомую фигуру.

Он крошил корень асфодели, вполглаза читая какую-то книжку, и Лили замерла, не зная, чего ей больше хочется — броситься ему на шею или сбежать без оглядки. В итоге ограничилась тем, что обновила на зелье защитный контур.

— Думаешь, я кинусь его портить, как только ты повернешься спиной? Хорошего же ты обо мне мнения, — глухо заметил Северус, не поднимая головы.

— В смысле? — не поняла она. — А, так это от Пивза. Недавно он тут все разгромил, вот я и перестраховываюсь. Да и невезучее оно какое-то, с чарами мне спокойнее.

Он не ответил. Только перевернул страницу и снова углубился в чтение. И взялся за нож. Тук-тук — лезвие мерно стучало о разделочную доску; небрежно-выверенные движения — на ощупь, не глядя, и горка тоненькой стружки все росла и росла, а длинные пальцы придерживали клубенек, и на них подсыхали пятна от сока, которые так и тянуло сцеловать...

Смотреть на это было невыносимо — и, сбивчиво попрощавшись, Лили ушла.

Следующая неделя слилась для нее в один бесконечный день. Состоящий из зелья, зелья и еще раз зелья. В промежутках она ухитрялась есть, делать уроки и ходить на занятия. На астрономии их погнали наблюдать полнолуние, потом пришлось писать эссе о влиянии лунных фаз на эффективность индивидуальных зелий на примере зелья фертильности, и в итоге она так умаялась, что чуть не проспала чары. Мародеры в лаборатории почти не появлялись — как видно, их тоже тяготило вынужденное бездействие. Блэк ходил мрачный и злой, Люпин осунулся и окончательно слился с мебелью, и даже неувядающий оптимизм Поттера давал сбои после особенно изматывающих тренировок.