"Л" значит Лили. Часть I

10. О родственных связях и клиническом идиотизме

Северус подошел к ней сам — в четверг, как раз тогда, когда она опаздывала в лабораторию. Сцепил за спиной руки, кашлянул и пробормотал, что хотел бы извиниться и, если можно, все-таки взглянуть на формулу. Надо же, как он вовремя спохватился! Даже месяца не прошло — да что там месяца, она даже зелье доварить не успела! О чем Лили ему и сообщила, а потом прибавила, что исправлять рецепт уже поздно.

Он кивнул и отвернулся, но в каждом его движении сквозила такая тоскливая обреченность, что Лили испугалась. Догнала его, велела не глупить — получит он свою формулу, что за трагедия на ровном месте? — и поспешила к потайному ходу: главную лестницу перекрыл Пивз и, судя по плеску воды, возмущенным воплям и зловещему хохоту, устроил там настоящий потоп.

Вечером она заглянула на совятню и отправила Северусу копию своего рабочего блокнота — а потом дождалась, когда он возвращался с обеда в компании Мальсибера и Эйвери, и вышла им навстречу. Если опять нахамит, то с ним все ясно, а если нет... если нет, значит, его приятели тут ни при чем и дело в чем-то другом.

Но он не только не нахамил, а вроде бы даже обрадовался. По крайней мере, остановился и сказал тем двоим, что догонит их позже. Эйвери смерил ее неприязненным взглядом, Мальсибер сморщил нос, как будто учуял вонь, но в конце концов они оба ушли.

Северус вытер ладонь о мантию и дрогнувшим голосом сообщил, что прочитал ее записи и согласен с основными выводами. А потом сглотнул и замолчал. Что, и на этом все? Никаких претензий и придирок? Господи Иисусе, да он точно заболел! Но оказалось, что это была лишь увертюра и замечания у него все-таки есть. В основном по мелочам, но каждое его слово было как шаг по тонкому льду, а в глазах застыло какое-то непонятное выражение, которое сменилось удивлением, когда Лили на радостях со всем согласилась.

С тех пор они снова начали разговаривать. В основном о зельях, погоде, домашних заданиях и прочей ерунде, но и это было лучше, чем прежнее глухое молчание. Порой их прерывали — либо Мародеры, либо кто-то из младших учеников, кому срочно требовалась помощь старосты; Северус молча отступал в сторону и растворялся в тенях — чтобы потом снова встретиться с ней в коридоре и переброситься хотя бы парой слов.

Лили следила за ним во все глаза, но так и не заметила ничего подозрительного, не считая мрачности, усталости и повышенной замкнутости. Пожалуй, даже отрешенности — он почти не вступал в споры и словно бы витал мыслями где-то далеко. И филин. Она дважды видела филина, который приносил ему большие конверты — птица казалась слишком холеной и важной, чтобы принадлежать его матери... Но кто еще мог ему писать? Лили не представляла. На всякий случай она даже справилась у него о здоровье миссис Снейп — после паузы он ответил, что пока по-прежнему, не лучше и не хуже, и он ей безмерно благодарен, но не могли бы они сменить тему? Лили хотела спросить, что он имеет в виду, но в его голосе звенело такое напряжение, что она вздохнула и сдалась.

Он так и не сознался, что с ним тогда произошло, и все ее расспросы словно натыкались на невидимую стену. Возможно, ей стоило действовать тоньше — подождать, пока все утрясется, и тогда бы он сам все рассказал, — но как тут утерпеть, когда у него явно какие-то проблемы? А если нет, и он по собственной воле сблизился с этими слизеринскими фанатиками? Нет, к черту такие мысли. Как ни крути, вел-то он себя безупречно: не бравировал темномагическими опытами, не пропагандировал чистокровную гегемонию, не рвался уничтожать магглов и даже не вздыхал по Абигайль Блишвик. Только иногда замирал на полуслове, словно выпадая из реальности, и отказывался отвечать даже на самые невинные вопросы.

О статье она ему решила пока не рассказывать. Во-первых, боялась, что ничего не выйдет, и не хотела зря его обнадеживать, а во-вторых, с него бы сталось вычеркнуть оттуда все упоминания о ненавистных Блэках. А без них эффект будет уже не тот — от теории без практики, пусть и подкрепленной расчетами, разные ученые обскуранты смогут легко отмахнуться. Оставался еще Слагхорн, но обращаться к нему смысла не было: референцию Северусу он все равно не напишет, особой помощи от него не дождешься, а еще одна оценка ей точно не нужна. Лучше уж дождаться публикации и устроить всем сюрприз.

Миновала неделя, за ней вторая. К исходу третьей стало ясно, что в Шотландии окончательно утвердилась зима. На окнах белыми веточками распустились ледяные узоры, девчонки по утрам наперегонки неслись в душевую, поджимая пальцы ног на холодном полу, а вечером разбегались по кроватям, где уже лежали теплые грелки, и, стуча зубами, поскорей ныряли под одеяла. Лили достала из сундука кашемировые водолазки — подарок Петуньи на прошлое Рождество — и, как всегда в это время года, практически переселилась в лабораторию. Да, там приходилось дышать испарениями, а в волосы намертво въедался запах дыма, но зато исправно горел камин и не дуло из окон.

Новая версия зелья доставляла куда меньше хлопот, чем старая — и потому, что Лили ее немного упростила, и потому, что полоса неудач наконец-то закончилась. Больше никаких пропавших ножей, разбитых будильников и испорченных ингредиентов — наоборот, мироздание будто само ее подталкивало. Черпак размешивал зелье, а не пытался в нем застрять, основа послушно меняла цвет в полном соответствии с рецептом, а Пивз получил нагоняй от Кровавого Барона и на время затаился. Везение продолжалось даже за пределами лаборатории — как тогда на зельеварении, когда она сразу вспомнила, что зелье фертильности варится и пьется в полнолуние, потому что они совсем недавно проходили эту тему по астрономии.

В сумме такая удача уже вполне тянула на мистику — точнее, на магию, и Лили окончательно убедилась: в прошлый раз ей никто не мешал, это были просто случайности. Она знала за собой такую особенность: из того, что с самого начала не клеилось, никогда не выходило ничего путного — и наоборот, успешные проекты всегда двигались быстро, гладко и словно бы сами собой. Означало ли это, что модифицированное зелье сработает и мистер Блэк выздоровеет? Хотелось бы надеяться — удача удачей, но главного ингредиента у нее по-прежнему не было. Судя по рассказам Сириуса, Лукреция Прюэтт не только отказалась помочь брату, но и пригрозила натравить на него авроров, если он еще раз попытается втянуть ее в свои темномагические мерзости. Миссис Блэк в сердцах прокляла золовку, та тоже не осталась в долгу, и почтенные дамы разругались в пух и прах.

Следующими на очереди были двоюродные тетки. Кассиопея и Каллидора охотно поделились кровью, но она опять не подошла, и Лили невольно задумалась: неужели дело и впрямь в темной магии? Той самой, которой Блэков учат с малолетства? Если да, то осквернение души вовсе не такая чушь, как она сначала подумала, и вся эта метафизика зиждется на вполне материальном базисе. Ну, хотя бы в какой-то части — в собственную праведность ей по-прежнему верилось слабо.

Из родственниц оставалась еще Цедрелла Уизли, но к ней не захотел обращаться уже сам отец Сириуса. Он заявил, что скорее сдохнет, чем еще раз заговорит с этой самодовольной тварью, и даже совместные усилия жены и сыновей не смогли его переубедить. Впрочем, миссис Блэк не сдавалась, и были все основания полагать, что за оставшуюся неделю она его уломает.

В субботу Лили решила отвлечься и сходить в Хогсмид. Тайком от Поттера — иначе он увязался бы следом и все испортил. К счастью, Ремус согласился помочь; когда она села на хвост какой-то компании и незаметно выскользнула из общей гостиной, он как раз отвлекал приятелей разговорами о метлах и квиддиче.

В Хогсмиде она галопом пробежалась по лавкам и выбрала рождественские подарки, но в книжном нос к носу столкнулась с Эммой — которая полагала, что Лили, как обычно, торчит в лаборатории и возится с эликсиром Чистой крови. Пришлось пускаться в долгие объяснения — что она хотела развеяться и заодно сходить за покупками, и желательно без Мародеров и разговоров о том родственнике, которого им нужно найти за оставшиеся дни. Мало того, что следом постоянно таскаются, так еще и смотрят такими глазами, будто она им сейчас достанет нужного человека, как кролика из шляпы!

Эмма прониклась и пообещала ничего не говорить Поттеру, а потом ее окликнул Саймон, и Лили наконец-то выбралась из лавки на улицу, нашла тихий уголок и аппарировала в Коукворт.

Родной город встретил ее сугробами и горами мусора, причем первые почти не отличались от вторых, а вторые — от первых. Неужели коммунальщики опять бастуют? Похоже на то — если б не холод, тут бы воняло на всю округу. Впрочем, запашок и сейчас чувствовался, особенно когда рывшаяся в отбросах собака распотрошила какой-то пакет. В нос шибануло смрадом тухлятины, и Лили, поморщившись, по широкой дуге обогнула импровизированную помойку, в которую добрые горожане превратили окрестности муниципального сквера, и свернула на ведущую к дому улочку.

Как оказалось, время она выбрала неудачно: Петунья на выходные осталась в Лондоне, а отец как раз пошел навестить местного священника. Так что дома была только мама, и при виде младшей дочери она развила бурную деятельность. Не успела Лили снять пальто, как ее обняли, расцеловали, пожурили, что редко писала, тут же простили, еще раз поцеловали, вывалили ворох новостей, а потом велели мыть руки и садиться за стол.

Слегка ошалев от родительской любви, она прошла на кухню, придвинула к стене табуретку и принялась наблюдать за привычной возней у плиты. На конфорках одна за другой материализовались кастрюльки и сковородки, из недр холодильника появились мясо и овощи, остро запахло чесноком, розмарином и мятой, и очень скоро под крышками забулькало, зашипело, заурчало, а мама управлялась со всем этим с такой непринужденной легкостью, будто у нее в рукаве пряталась волшебная палочка.

Наконец она погнала Лили накрывать на стол — как же ты похудела, доченька, мало того, что у вас в школе не топят, так еще и кормить перестали? — и выставила на белоснежную скатерть тарелку с бараньим жарким и тушеным картофелем. Лили сглотнула слюнки — эльфы, конечно, неплохие повара, но до мамы им далеко. С ней не сравнится никто, даже перфекционистка Петунья, которая всегда сортировала яйца по размеру и вымеряла муку на пирог с точностью до грана.

На вкус жаркое оказалось еще лучше, чем на вид. Лили отправляла в рот один кусочек за другим, а в промежутках успела похвастаться оценками по арифмантике, рассказала про зелье для мистера Блэка (умолчав, правда, что ее интерес к этому проекту не совсем академический) и даже пожаловалась на Поттера — как это недоразумение вообще выбилось в старосты? Он же ничего не делает, только баллы факультетские теряет!

Мама слушала, подперев рукой щеку, и на ее губах играла улыбка, а от смеющихся глаз разбегались лучики-морщинки. В углу уютно тикали напольные часы, в окно царапалась длинная дубовая ветка — снег сверкал на ней белой сахарной шапкой, и солнечные лучи падали сверху, будто тягучие медовые капли.