"Л" значит Лили. Часть I

12. О пользе ванильных булочек и вреде любопытства

Свободное купе нашлось уже в соседнем вагоне. Правда, по пути ей пришлось разнять две дерущиеся парочки — и одну влюбленную, аккуратно им намекнув, что не стоит набрасываться друг на друга с поцелуями прямо в коридоре «Хогвартс-экспресса». Но в конце концов нарушители закончились, занятые купе — тоже, и Лили с облегчением опустилась на красное плюшевое сиденье и обхватила руками гудящую голову.

День только начался, а на нее уже столько всего навалилось. И один Блэк, и второй, и эти дурацкие обязанности — и еще Северус, который загремел на больничную койку... Может, он хотя бы после этого одумается и перестанет так рисковать? Ага, размечталась. Скорее уж стиснет зубы и пойдет повторять неудавшийся опыт, как только мадам Помфри выпустит его из лазарета. Что случится — Лили сглотнула, вспомнив уверенный тон целителей — не раньше Рождества. Значит, почти половина каникул пройдет впустую, а она так хотела с ним поговорить, обсудить будущую статью... или даже вызвать его на откровенность, ведь не может же он вечно все держать в себе...

Столько надежд, и все зря. Но зимой они вообще редко виделись — всякий раз она надеялась, что уж теперь-то все изменится, и всякий раз им что-то мешало. На первых курсах Северус оставался в школе, чтобы лишний раз не сердить отца, а когда тот их все-таки бросил, стал возвращаться на каникулы домой, чтобы помочь матери, чья магия сильно ослабела от нервного истощения. Из-за ее бесконечных: «Почини крышу», «Поднови забор» и «Осторожно, соседи увидят!» свободного времени у него оставалось немного — но зимой для прогулок все равно было слишком холодно, а в гости он ходить не любил. К себе он ее тоже не звал, а она не напрашивалась: во-первых, после развода у его матери окончательно испортился характер, а во-вторых, она и до этого недолюбливала Лили из-за ее Дара и не стремилась приглашать ее к себе.

Стоило ли нарушать это негласное правило, чтобы предупредить миссис Снейп о несчастном случае? По идее, это забота администрации, и сообщать родителям о таких вещах должны декан, директор или хотя бы мадам Помфри. Лезть не в свое дело и выставлять себя назойливой дурой не хотелось — но еще меньше хотелось испугаться трудностей и выставить себя дурой черствой и эгоистичной.

Так ничего и не надумав, Лили вздохнула и полезла в карман за имбирными тритончиками — близился полдень, на белесом небе медным призраком проступало солнце, а она еще даже не завтракала. Журнал Регулуса лежал на откидном столике; Элвис Пресли все так же махал рукой, сверкая своей фирменной кривоватой улыбкой, а девица в синем платье напропалую кокетничала со зрителями, стреляя по сторонам подведенными глазками.

И вдруг она повернула голову, и Лили замерла — как была, с печеньем в руке. До нее наконец-то дошло, где и когда она видела это лицо. Тогда, в самом начале семестра, когда Поттер сжег журнал того мальчишки, а близняшки его поддержали... В тот раз Лили не успела рассмотреть всю обложку целиком, но это точно был тот самый номер — и с замирающим сердцем она перевернула первую страницу.

И хлопнула глазами, потому что там повторялась та же колдография: Элвис Пресли в своем белом костюме, неизвестная красотка в боевой раскраске... Она дотронулась до бумаги — та оказалась холодной и скользкой на ощупь, — и вдруг на листе проступила зеленая надпись, словно подсвеченная изнутри. «Ты хочешь, чтобы ОНИ наследовали землю?»

На следующей странице опять были колдографии. Маленькие снимки — мужчины и женщины, молодые и старые, в бледно-зеленых униформах Мунго или сливовых судейских мантиях, со значками авроров или в квиддичных перчатках и шлемах... Лили узнала Нобби Лича, первого магглорожденного Министра магии, и Лиззи Уолл, ведущую популярной программы на колдорадио, и Диану Рут, за чьей карьерой в «Уимбурнских осах» пристально следила Лу, и других, чьи лица часто мелькали в «Пророке»... Магглорожденные — все до единого.

Зеленая подпись гласила: «Если бы не квота, на их месте был бы ты».

«Взгляни на магглов», — предлагал журнал на следующей странице. «Это грязные, вонючие, тупые животные». «Они пьют из корыта, моются в нем, моют посуду и стирают одежду, а потом поливают этой водой свои растения». Ну, это явная ложь — в последнее время, конечно, воду приходилось экономить, но до такого точно не доходило, даже в разгар той жуткой летней засухи полтора года назад... И этот кадр тоже фальшивка: Трафальгарская площадь, превращенная в свалку, черные мусорные мешки на фоне величественной колонны... И крысы. Полчища крыс, бурые спинки — точно живой шевелящийся ковер... Бред, маггловские власти никогда бы такого не допустили! Одно дело — заштатный городишко вроде Коукворта, и совсем другое — сердце Лондона!

Она взглянула на следующий снимок — пустые кварталы, погашенные огни, дома с мертвыми слепыми окнами, закрытые заводы и фабрики... Очереди за хлебом и за свечами, бастующие горняки, врачи и пожарные, переполненные морги, трупы, которые некому хоронить... Лили с ужасом переворачивала одну страницу за другой, пока взгляд не выхватил очередную надпись: «Они умеют только одно: убивать себе подобных». (4)

Руки задрожали, и холод растекся по жилам. Она оттолкнула журнал — он проехал по всему столику, упал на противоположное сидение. Вверх обложкой — с гладкой бумаги, как живой, улыбался Элвис Пресли и строила глазки накрашенная блондинка. Точно заевшее немое кино, которое повторялось раз за разом; осколок вечности, впечатанный в дешевый глянец.

За окном тянулись дикие холмы, поросшие кустарником и занесенные снегом. Поезд мчался по рельсам, стуча колесами и подскакивая на стрелках. Лили зажмурилась, но мысли продолжали ворочаться в голове, будто гигантские жернова. Видел ли это Северус? И если да, то поверил ли увиденному? Неужели он тоже считает всех магглов грязными животными? Ее отца и мать, и даже сестру — в детстве он всегда называл Петунью тупой магглой, когда хотел побольнее ужалить... А она сама? Считает ли он, что она отняла у него место в Министерстве? Но ведь в Отдел тайн так просто не попадешь, даже по квоте — нужны референции от преподавателей, и высокие баллы на экзаменах, и открытая вакансия, и даже в этом случае ее возьмут только стажером...

А его — не возьмут. Со всем его умом и талантами, несмотря на новые идеи и открытия... У него даже референции нет, и это по зельеварению, по профильному предмету! А у нее — есть, хотя ей она ни к чему... Завидует ли он ей — как Лу, как другие гриффиндорские девчонки? Считает ли, что жизнь к нему несправедлива? И если да, то кому он собирается мстить? Всему миру — или только ей?

От этой мысли внутри все заледенело, и противно заныл висок. Нет, не может быть, Северус точно не такой... Лили помассировала больное место кончиками пальцев — и услышала скрип отворяющейся двери.

— Лили?

Она подняла голову — и чуть не ахнула. В коридоре стояла Эмма — ее черная фигура резко выделялась на фоне белого снега за окном. А ее лицо... Она словно проплакала всю ночь, а потом забыла о косметических чарах. Болезненная бледность, траурные синяки под глазами и припухшие веки... Что случилось? Кто ее обидел? Если это Саймон, пусть пеняет на себя! Вдвоем они ему точно покажут!

— Я тебя обыскалась — весь поезд обошла, а ты, оказывается, вот где прячешься, — но голос подруги звучал по-прежнему бодро, а улыбка не казалась вымученной. Она шагнула к противоположному сиденью — и замерла, заметив яркую обложку.

— Это же... Дай сюда — не нужно тебе расстраиваться из-за всякой ерунды!

«А сама-то?» — хотела возразить Лили, но злополучный журнал уже успел раствориться в складках черной мантии, а подруга — усесться напротив и взять ее за руку.

Пальцы Эммы оказались очень теплыми, почти горячими, а пожатие — удивительно крепким. Разительный контраст с ее собственной холодной и вялой ладонью.

— Я хочу, чтобы ты знала, — тихо начала Эмма, — что не все из нас думают так же. Поттер еще в начале семестра пригрозил оборвать уши тем, кого застукает с этой дрянью. Особенно если эту дрянь успеешь увидеть ты. А Блэк, — она поморщилась на этом имени, — Сириус Блэк добавил, что оторвет не только уши, но и... хм... кое-что еще.

Что? Вот это да! Выходит, Мародеры пытались ее защитить? По-своему, по-мародерски, но тем не менее. Со стороны Поттера это почти... мило.

А вот Блэк...

— Пусть братцу своему что хочет, то и отрывает, — буркнула Лили. — Это Регулусов журнал — он его бросил, а я подобрала, — и, решившись, добавила: — Откровенность за откровенность — а тебя кто обидел? Только не говори, что никто — я же не слепая... — и дотронулась до уголка глаза, намекая на опухшие веки.

Эмма склонила голову. Усмехнулась, но усмешка вышла невеселой.

— Ты не поверишь, но тоже Регулус. Он донес моему отцу... о нас с Саймоном. Я купила его молчание — еще давно, сразу, как только он нас застукал, но после вчерашнего ему захотелось... как он это назвал? «Позаботиться о моральном облике кузины»? — она скривила губы в подобии улыбки; на ее лице читалась злость пополам с мрачной иронией. — Словом, он пересмотрел условия нашего соглашения. Теперь они все знают.

— Так он еще и доносчик? Вот же сволочь заботливая! — не сдержавшись, воскликнула Лили. — Жалко, что я ему не врезала! Мне он покровительство предлагал — мол, склонись перед нашим Лордом, и мы тебя не тронем. Знала бы, что он еще и тебе нагадил — точно бы прокляла! У тебя ведь теперь будут проблемы, да? Ну, с родными?

Эмма подалась вперед — так, что ее лицо оказалось совсем близко — и шепотом сказала:

— Ты даже не представляешь, какие, — зачем-то оглянулась на дверь и добавила: — Но я — то есть мы... в общем, я уже все решила. Подробнее сейчас рассказать не могу... просто хотела предупредить: что бы ты обо мне ни услышала — не удивляйся, ладно? Я знаю, что делаю.

Она легко поднялась на ноги — словно распрямилась сжатая пружина. Пригладила волосы, возвращая на место выбившуюся прядь, и в темных глазах вспыхнул опасный огонек, а щеки окрасил румянец.

— Мне пора, иначе я опоздаю. Не удивляйся ничему, запомнила? Не пиши мне, не проси объяснений, а лучше всего держись от меня подальше. Не надо, чтобы нас видели вместе. И пожелай мне удачи, пожалуйста. Нам бы она сейчас пригодилась.

Подруга уже давно скрылась в коридоре — качнув кожаными шторками, раздвижная дверь со стуком встала на место, — но Лили продолжала глядеть ей вслед. Потом вздохнула и скрестила пальцы.

И изо всех сил пожелала Эмме с Саймоном удачи. Во всем, что бы они ни задумали.

* * *

Родной дом встретил ее радостной суетой и намечающейся генеральной уборкой. У отца на фабрике все обошлось, с профсоюзом удалось договориться, и до следующего года забастовок не предвиделось. Мать порхала по комнатам психоделической бабочкой с тряпкой и щеткой наперевес, надолго припадая к каждому углу, словно к цветку с нектаром. Потом Лили это надоело — она достала палочку, засучила рукава и сама принялась за уборку.

Грязь в комнатах сдалась быстро, а вот на кухне сопротивлялась до победного конца. Но в конце концов последнее пятно в духовке все-таки отчистилось, а кружевные занавески засияли первозданной белизной — мама ахнула, когда увидела, что магия справилась даже с застарелым пожелтением, причем безо всякой стирки.