Любовь в смертельной прогрессии

Алина пожала плечами и задумчиво произнесла:

— Не знаю, ей-богу не знаю. Суета все какая-то… Пойду в сад…

Проводив взглядом Алину, Мария Егоровна обернулась ко мне.

— Леша, а почему ты рассердился на Андрея?

Моим словам про Сапрунова, видно, она придала какое-то особое значение. Или, точнее, она поняла, что мое раздражение было неспроста. Да уж, ничего не скажешь, повезло Виталию Ивановичу. Не знаю, что там у него было в молодости, какую такую любовь он упустил, но то, что сейчас рядом с ним такая чуткая и умная женщина — большая удача.

— Да не рассердился я, Мария Егоровна. Меня, честно говоря, удивляет стремление Виталия Ивановича окружать себя странными личностями. Ведь были у него когда-то в друзьях хорошие, порядочные люди. А теперь? Когда в последний раз здесь были гости, кроме нас с Алиной?

Мария Егоровна опустила голову, покивала каким-то своим мыслям, как это бывает у пожилых людей. Затем она присела на стул рядом со мной и мягко произнесла:

— Не суди так строго о людях, Леша. Разобраться, кто чего стоит в этой жизни, очень сложно. Виталий в последнее время слабеть стал, ушел в себя, не хочет в доме шума и компаний. Он как будто предчувствовал, что грядут неприятности.

— В смысле? Какие у него неприятности?

— Как это какие? Все, что случилось с тобой — для него трагедия. Он мне душу не изливает, но я же вижу, что после этого взрыва он сам не свой стал. Все талдычил мне, что уезжать надо тебе. Он совсем потерялся как будто. Ведь вы с Алиной его самые близкие. Вот видишь — и в больницу попал, — женщина тяжело задышала.

Я развел руками:

— И потому Сапрунов, этот мрачный, крайне неприятный тип, здесь чувствует себя, как рыба в воде? Что-то не улавливаю связи, честно говоря.

— Леша, ты ведь знаешь Виталия Ивановича. Он вечно кому-то помогает…

— Ах, вот как! И что же случилось такого страшного у Сапрунова, что ему понадобилась помощь Виталия Ивановича?

Она несколько растерялась.

— По правде, точно не знаю. Но он наш сосед. У него были какие-то проблемы с оформлением документов на участок, консультировался он с Виталием, приходил сюда. Этот дом, что напротив, долго как-то не продавался, вроде покупатели находились, но владелец вдруг отказался от сделки. А когда рядом дом без хозяев, это, знаешь, не очень хорошо. Надо, чтобы люди жили вокруг. Вот поэтому, когда Сапрунов появился, то Виталий взялся ему помочь. Ты не смотри, что он с виду такой…

Невольно мне пришлось выслушать историю о том, как Сапрунов предан Виталию Ивановичу, как он помогает им с домом, как родным, что на самом-то деле он человек, по-видимому, добрый и преданный. Одинокий, правда. Вот это обстоятельство меня как-то не удивило.

— Мне было бы приятней, если бы этот мужчина оказался семейным человеком. Не слишком ли много нас, одиноких, тут собралось? Хоть бы кто разорвал этот порочный круг? — сказал в сердцах. — А то прямо какое-то проклятье рода Соболевых тут витает! — совсем уж вышел я из себя.

Мария Егоровна поднялась, забрала мои тарелки с приборами.

— Вот давай с тебя и начнем разрывать этот круг, — сказала она тоном строгой учительницы, направляясь к мойке.

— Я пытаюсь.

— Правда? — спросила она таким тоном, из которого следовало, что она знает о моем разрыве с Анной.

Мне не хотелось раскрывать детали своей личной жизни, но и отмалчиваться я тоже не стал.

— Если вы про Анну, то это не вариант для меня, — решил я завершить тему.

— Я тоже так считаю, — неожиданно легко согласилась Мария Егоровна и, открыв кран, занялась посудой. Разговора как будто и не было. * * *

Я вышел во двор. Среди рабочих я увидел Диму и Сапрунова. Они стояли, задрав головы, временами о чем-то переговариваясь. Парень, мне показалось, был явно не в духе. Он держал в руке потухшую сигарету и непрерывно постукивал по ней пальцем. Сапрунов тем временем оживленно жестикулировал, подавая какие-то знаки работающим наверху людям. Довольно приличный кусок крыши был уже освобожден от старой черепицы. По лестницам, закрепленным за конек, ловко перемещались двое мужчин в синих комбинезонах. Я подошел ближе.

— Привет, Дмитрий.

— Здрассьти, — отвесил поклон тот и нахально улыбнулся. Нахально в данном случае означало — беззаботно. Хотя он имел на это полное право, но мне, зануде, не понравилась такая демонстрация беспечности, тем более что это была явная игра.

— Чему радуемся? — решил я одернуть оптимиста.

— Так это… — протянул он ладонь в мою сторону, словно прося подаяния, — все хорошо, Алексей Викторович. И погодка не подвела, и в целом, так сказать…

Он уронил сигарету, чертыхнулся и наклонился, чтобы ее поднять. Я понял, что ему не хотелось смотреть мне в глаза и продолжать разговор в мажорном тоне. Мне было это на руку, и я, вытащив из кармана мобильник, отошел в сторону.

— Ты где? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках Алины.

— Обойди вокруг дома. Там, у забора есть скамеечка, помнишь?

Немного помедлив, я ответил:

— Помню, конечно. Разве она еще там есть?

— Да. Представь себе, сохранилась.

Обогнув дом, я пробрался сквозь сливовую поросль к тому укромному месту, где, по моим предположениям и должна была находиться та небольшая скамейка, скорее даже, просто лавочка. Когда-то, давным-давно, я любил затаиться на ней, скрываясь от взрослых.

Алина сидела, подставив лицо мягким лучам майского солнца. Здесь было тихо и безветренно. Лавка стояла вплотную к забору, за которым находился соседский участок. С тех давних пор простой штакетник поменяли на высокий современный забор с добротным каменным основанием. Странно, что лавочку не убрали.

— Вот ты куда забралась!

Алина потянулась, задумчиво улыбнулась и, не открывая глаз, произнесла:

— Представляешь, ноги сами привели сюда. Столько лет прошло, а она так и стоит. Здесь еще раньше калитка была. Наверное, бабушка Бородича дружила с соседями, и ходили они друг к другу в гости, и было это здорово…

Я присел рядом, прислонился спиной к забору.

— А кто там живет, не знаешь?

Алина открыла глаза, пожала плечами.

— Хозяева сменились точно. Даже не один раз, мне кажется. Предыдущих Мария Егоровна хорошо знала. А новые, говорила она, бывают тут не часто, ни с кем не общаются. Такая сейчас жизнь — каждый за своим забором.

— Это точно.

— Вот-вот, — кивнула она и опять прикрыла глаза. — Как там стройка? Все в порядке?

Я усмехнулся:

— Все в порядке. Что там может быть не так, если столько кураторов пригнал Виталий Иванович? А уж мое присутствие и вовсе тут меньше всего нужно.

Алина прислонила голову к моему плечу и ласково сказала:

— Леша, ну ты же понимаешь, что для него важно, чтобы мы были все вместе, одной семьей, приезжали сюда, что-то там строили или хотя бы присутствовали.

Я не захотел ей отвечать. Молчал. Какая семья, какое там вместе? Это с Сапруновым что ли у нас одна семья? Не дай, Бог! Уж лучше сиротою оставаться. Зачем Алина сказала такую ерунду, не понимаю. Я весь, казалось, был начинен колючками. У ежей колючки снаружи, а у меня внутри. Вот такой сюрреализм.

— Ты злюка! — Алина выпрямилась и, потешно сморщив нос, потрепала меня по голове.

Ишь ты, почувствовала! Я отстранился и пригладил ладонью всклокоченные волосы.

— Нормальный я. Просто мне не до лирики сейчас, понимаешь?

Тетушка опечалилась, на лицо будто тень легла.

— Конечно же, понимаю. Потому и прошу тебя пожить у меня. Хотя бы какое-то время.

— Правда? — я начинал заводиться. — Поживу у тебя — и все рассосется само собой. Какой простой рецепт! А ты не думала, что я еще и тебя подставлю под удар?

Алина поднялась, чуточку огляделась по сторонам, грустно улыбнулась мне:

— Ты считаешь меня глупой или бесчувственной. Почему? Откуда такие мысли? Я достаточно взрослый человек и, если ты не забыл, много чего в жизни повидала. Плохого.

— Да ничего я не считаю, — я тоже поднялся со скамейки. — Алина, я переживаю, меня коробит все это. Происходит какая-то кутерьма вокруг меня, все эти неясности, тайны и туманы, черт бы их побрал. И я не хочу, чтобы ты была хоть как-то причастна к этому.

Мы медленно друг за дружкой побрели по узкой тропинке вдоль забора. Одичалые кусты крыжовника то и дело цеплялись своими ветками за одежду.

— Леша, все будет хорошо, — обернулась ко мне Алина. — Я не предлагаю тебе спрятать голову в песок. Поживешь у меня какое-то время, пока все не прояснится. У твоего сыщика есть такая уверенность.

Я опешил, даже остановился от удивления.

— Да ты что? Это он тебя заверил в своей победе? — я саркастически расхохотался. — Ну, точно, прохвост!

Алина как будто и не слышала моих язвительных слов. Она продолжала идти дальше. Спустя какое-то время, обернулась и покачала головой:

— Пора взрослеть, юноша, — беззлобно заметила она. — Ничего мне такого Подмазов не говорил. Это я сделала такой вывод сама, чувствую, что он что-то уже знает, но говорить нам пока не хочет.

Я догнал Алину.

— Нам он может и не говорить, но мне, лично мне, как нанимателю, он должен отчитываться во всех своих уверенностях и неуверенностях. Или ты так не считаешь?

— Именно так, — ответила она мне, — не считаю. Во всякой профессии есть свои правила, тонкости. И мне кажется, что если он чего-то недоговаривает тебе, то чтобы не раскаиваться потом в своей неуместной откровенности, которая может навредить тебе же.

Я предпочел прекратить эту перепалку. Это ж надо, подумал я, так заморочить женщине голову. Да уж, похоже, я недооцениваю некоторые таланты господина сыщика.

— Мне надо пораньше вернуться сегодня домой, — ровным голосом произнес я.

Алина вскинула на меня удивленный взгляд. Сейчас начнет допытываться, решил я и начал быстро прокручивать в голове вариант удобоваримого вранья. Странно, что я, уже давно взрослый человек, сейчас волнуюсь, как подросток перед первым свиданием. Однако дорогая тетушка не издала ни звука, лишь прибавила шаг.

Мы провели еще некоторое время в доме Бородича за разговорами с Марией Егоровной, затем попрощались и, получив каждый по пакету с пирожками, вышли во двор. Рабочие заканчивали свои дела, Дима помогал убирать строительный мусор возле дома, Сапрунова нигде не было видно. Мария Егоровна проводила нас с Алиной до ворот.

— Аккуратно в дороге, Леша, спешить некуда, выходной, — напутствовала она.

— Я проконтролирую, — пообещала Алина и обняла женщину.