"Л" значит Лили. Часть I

Она сглотнула и шепотом сказала:

— Т-ты.

И потянулась к нему — к этим длинным, заложенным за ухо прядям, чтобы погладить их, пропустить между пальцами, совершенно не понимая, как жила без этого раньше...

Кончик его палочки уперся ей в шею.

— Фините инкантатем, — сказал Северус.

Воротничок затрещал и лопнул по швам — похоже, блузка не пережила обратного превращения. Отлетевшие пуговицы чиркнули по камню — под плащ тут же пробрался холод, ледяными иголочками прошелся по оголившимся ключицам, и Лили задрожала. На лице Северуса промелькнуло растерянное, почти беспомощное выражение, щеки полыхнули алыми пятнами, но он тут же взял себя в руки, встряхнул ее и требовательно спросил:

— Ты что-то пила? Ела? Ну же, Лили! Вспоминай!

Это было настолько по-северусовски, что на глаза опять навернулись слезы.

— Ни... ничего такого. Не веришь — посмотри сам. Там и правда ты... м-мертвый.

Зубы застучали — пришлось стиснуть их, чтобы не удариться в истерику. Нахмурившись, Северус выпустил ее плечо и каким-то образом просочился мимо — она так и не поняла, как именно, в проходе было негде даже развернуться. Он что, умеет становиться бесплотным?

О Боже... А вдруг он... вдруг это призрак?

Похолодев от страшного подозрения, Лили сорвалась с места — и очень вовремя, он как раз успел скрыться за поворотом. Догнала его, схватила за руку... Нет, точно живой — его предплечье на ощупь было теплым и твердым. Ее единственным якорем в этом взбесившемся мире.

Крепче сжав его локоть, она отважилась взглянуть вперед — там угадывались очертания чего-то большого и неровного, лежащего поперек туннеля. Держа наготове палочку, Северус подошел ближе, и Лили последовала за ним. Голубоватый огонек Люмоса осветил сначала ногу в черном ботинке, затем неподвижное туловище, разметавшиеся волосы и страшную рану на горле. Судорожно всхлипнув, Лили вцепилась в того Северуса, что стоял рядом, живого и настоящего, и вдруг тело на полу начало размываться и оплывать, потекло, стремительно меняя форму...

Щелчок — и на его месте возникла серебристая лань. Изящная, тонконогая, с удивленно вскинутой головой, словно отлитая из светящейся ртути.

— Ридикулус! — воскликнул Северус, и боггарт превратился в рыжую мультяшную олениху в кружевных панталончиках, которая томно хлопнула подведенными глазками, а потом затрещала и взорвалась, разлетевшись клочьями дыма.

Ноги подогнулись, словно в них расплавились кости. Из последних сил Лили качнулась вперед, всей грудью прижалась к его спине. Боже, какой же он горячий... Обняла его, щекой потерлась о колючую ткань, вдохнула запах мыла и отсыревшей шерсти — и, уже не сдерживаясь, разрыдалась от страха и облегчения.

Северус пошатнулся.

— Кажется, у меня где-то был Умиротворяющий бальзам, — полуобморочным голосом произнес он, привалился плечом к стене и не столько сел, сколько сполз по ней на пол.

Лили плюхнулась рядом. Вцепилась в него мертвой хваткой — он что-то сказал, в поясницу больно впивался камень, но она уже не могла разжать пальцы. Даже чтобы утереть слезы — они ручьями текли по щекам, капали с носа и подбородка...

— На, выпей, — повторил Северус, и она осознала, что он уже давно протягивает ей высокую склянку с узким горлышком. Лили заставила себя ее взять, дрожащей рукой поднесла к губам — зубы лязгнули о стекло...

Северус как-то странно на нее покосился.

— Дай сюда.

Отобрал у нее склянку и вытащил пробку, которую она даже не заметила. Протянул снова — шмыгнув носом, она сделала глоток, потом второй. Горькая жидкость обожгла язык и комом провалилась в желудок.

И только тогда до нее окончательно дошло: Северус тут, так близко, что до него даже можно дотронуться — живой, настоящий, не призрак и не морок... сгорбился у стены, темные волосы падают на лоб, и шея по-цыплячьи торчит из расстегнутого воротника мантии...

Не выдержав, Лили поднырнула ему под руку — обняла за талию, прильнула щекой к ключице; он дернулся и зашипел, но она не отпустила, только стиснула его крепче и прижалась всем телом.

Наконец он замер и перестал вырываться — лишь дышал тяжело и прерывисто, опаляя макушку дразнящей близостью губ, и от этого по всему ее телу побежала теплая волна, а волоски на шее встали дыбом.

Перед глазами распухшим светлячком проплыл Люмос — Северус переложил палочку в другую руку, забрал у Лили Умиротворяющий бальзам и залпом допил остатки. А потом отставил в сторону пустой флакончик, положил ладонь ей на плечо и медленно, несмело сжал пальцы — так, словно боялся, что она вот-вот растает.

Голубоватый огонек в его руке горел ярко и ровно. Освещал противоположную стену, всю в пятнах теней и лишайника, и горбатый пол — серые плиты вспучивались и выгибались, точно встопорщенная чешуя на хвосте чудовища. Лили казалось, она просидела так целую вечность. Заново привыкала к Северусу — к тяжести его ладони на плече, жару от худого, нескладного тела и знакомому запаху дыма и мыла... Слушала, как колотится его сердце, словно толкаясь ей прямо в ухо, как часто вздымается под щекой его грудь... Отчего он так испугался? Неужели из-за боггарта? Но серебристая лань не показалась ей страшной — скорее, красивой...

— Сев, — шепнула Лили в обступившую их тишину, — а та лань — ну, в которую превратился боггарт... это же чей-то патронус, да?

Пауза — не дольше удара сердца.

— Мой, — как сквозь сон, откликнулся Северус. — Это был мой патронус.

Он научился вызывать телесный патронус? Вот это да! А она и не знала! Хотя ничего удивительного, конечно — с его-то оценками по ЗОТИ...

— А чем он тебе не угодил? — завозившись, Лили поудобнее устроилась у него на груди. Слезы постепенно подсыхали, липкой коркой стягивая ресницы. — Не нравится, что это лань? Боишься, что она какая-то... девчачья?

Северус замер. Даже грудь у нее под щекой перестала подниматься и опускаться.

— Слушай, тебе не кажется, что ты задаешь слишком личные вопросы? — наконец огрызнулся он. — Я же не спрашиваю, с каких это пор ты так за меня боишься, что даже завела себе нового боггарта!

Из легких словно вышибло воздух. Лили отстранилась, заглянула ему в лицо — нахмуренные брови, выступившая на щеках краска... Похоже, он говорил всерьез.

— Как это — с каких пор? — она уже ничего не понимала. — Я всю неделю себе места не находила, а потом еще это зелье... Я решила, ты для них его варил, и только потом поняла, когда услышала про твою маму... — слезы хлынули снова, будто внутри прорвало плотину. — Сев, но они же террористы! Они задумали что-то ужасное, они... они убьют тебя, я во сне видела! Умоляю, не связывайся с ними, я... я у Блэка займу — что угодно сделаю, только не умирай... Северус, пожалуйста...

Она попыталась утереть слезы, но только сильнее размазала их по щекам. Губы прыгали, из носа текло, от озноба зуб не попадал на зуб, но Северус словно ничего не замечал — молчал, неподвижно глядя в сторону, и его лицо походило на серую гипсовую маску.

— Бальзама больше нет. Извини, — хрипло сказал он и запустил в стену пустой склянкой. Стекло дзинькнуло, осколки брызнули в стороны — Лили от удивления перестала рыдать, и только тогда он поднял на нее взгляд и с трудом, через силу, продолжил: — А если... если ты ошиблась и все не так поняла? Если я и в самом деле сварил зелье Перевернутой реальности, но не собирался его продавать? А Малфою плевать на магглов и теракты — они с Нарциссой просто хотят ребенка, потому что у ее отца темная скверна? И они откуда-то узнали, что я в курсе их проблем, и обратились ко мне... Если я пообещаю... дам тебе слово, что не стану варить ничего нелегального и никогда не полезу в политику?

Его голос звенел, как высоковольтный провод под током, но лицо оставалось холодным и далеким. Застывшим, точно Черное озеро зимой.

— «Хотят ребенка»? — Лили уставилась на него во все глаза. — Чтобы взять у него кровь для зелья? Значит, то, что ты сварил для Малфоя, — это было зелье фертильности? И полнолуние... ты сбежал из лазарета, чтобы успеть его закончить? И шел в Хогсмид, а наткнулся на меня?

Кивок; черная макушка качнулась и выпрямилась. У Лили закружилась голова, она шмыгнула носом — от облегчения, от схлынувшего страха...

— Но почему ты не сказал? Ничего не объяснил, даже словечком мне не обмолвился?

— А ты бы поверила? — бесстрастной маски как не бывало. Тонкие губы исказила неприязненная гримаса, он зло передразнил: — «Не ври, Северус, я точно знаю, что это зелье Перевернутой реальности! Завязывай с экспериментами, не то устроим тебе несчастный случай — живым до лазарета не дойдешь»! Помнишь такое?

Северус смотрел на нее насмешливо и безжалостно — но худые щеки раскраснелись, черные пряди прилипли ко лбу, и палочка в его руке дрожала и ходила ходуном, заставляя трепетать обступающие их тени.

— Но... я не то... я вовсе не это... Как ты мог обо мне такое подумать? — опешила Лили.

— А ты — обо мне? Стоит мне встать к котлу — и я уже преступник в твоих глазах, и ты не ищешь других доказательств! Почему, Лили?

И опять это сочетание насмешки и боли — в изгибе губ, в еле сдерживаемой дрожи... В поисках опоры Лили потянулась к стене — пальцы нащупали гладкий выступ камня, шершавый наплыв строительного раствора... Странным образом, это успокаивало.

— Ладно, прости. Я была неправа, — неохотно признала она. — Но все-таки, почему ты не сделал ничего, чтобы меня переубедить? А если б моя мать не поговорила с твоей, и я не догадалась и не прибежала тебя спасать — как бы ты потом со мной объяснялся?

Он нахмурился и слишком быстро отвел глаза, и от этого Лили словно окатило холодным душем — тело стало ватным, под ложечкой засосало...

— О Боже... — она провела рукой по лбу. — Ты не собирался со мной объясняться. Позволил мне подслушать тот разговор... думал, я побегу в аврорат, — подозрение окрепло, превращаясь в уверенность, в груди словно растекался обжигающий лед. — Они устроят засаду, а там зелье фертильности — верно?

Он не ответил. Только прикрыл ладонью палочку и отвернулся, чтобы лицо оказалось в тени. Свет Люмоса полосами ложился на мантию, мертвенным маревом сочился сквозь тонкие пальцы...

— Да как... как тебе в голову пришло, что я на такое способна?

— Например, из-за Мародеров? — Северус безразлично дернул плечом. — На совятне, куда я пришел отвечать на твое письмо?

Что? Они у него и в этом виноваты? Да сколько ж можно, когда же это кончится!

— Какие Мародеры, какое письмо, при чем тут они? И перестань менять тему! — она схватила его за запястье, заставила убрать ладонь от палочки — свет хлынул во все стороны, и из темноты проступил каменный свод туннеля, похожий на ребра доисторического животного.

Северус все еще прятал лицо за завесой волос, но Лили дотронулась до его щеки, кончиками пальцев убрала за ухо длинные пряди, и он замер, а потом медленно-медленно повернулся к ней.

— Сев, ну как ты не понимаешь, что это совершенно неважно? — первая фраза далась ей с трудом, но дальше стало легче, и слова полились сами: — Здесь нет никаких Мародеров, здесь только ты и я, так какая разница, что они тебе наговорили! Это никак не повлияет на мое к тебе отношение! Почему же у тебя это не так? Зачем ты... даешь им над собой такую власть, через слово поминаешь обиды, впутываешь их в то, что только твое и мое? Почему не можешь просто наплевать и забыть?