Пик

Як и медведь

ТРИ ГРУППЫ: П, В И (тссссс!) Т.

Мы назывались группа Т. В нее входили Сунджо, я, киношники и Холли, а вели нас Запа, Йоги и Яш. (Думаю, братья тоже не просто так запрыгнули в грузовик, надеясь при случае найти работу на горе. Думаю, Запа нанял их заранее для Сунджо — заводить его на вершину.) А еще я думаю, что Т означала «тайная», а не «третья», потому что первый шанс зайти наверх получали именно мы, и этот факт должен был оставаться тайной.

В ночь перед выходом Джош и Тадеуш фактически приказали нам врать всем остальным.

— Все это — между нами, — сказал Тадеуш едва слышно, несмотря на температуру минус двадцать пять и воющий ветер. Тут даже если кричать, никто не услышит.

— Тадеуш прав, — поддакнул Джош. — Кое-кто из наших альпинистов тупы как бараны. Будет просто война за то, кто первым идет наверх. Это полный идиотизм, но мы сталкиваемся с этим каждый год, словно по расписанию. Они не могут заставить свои изголодавшиеся по кислороду мозги понять, что попадание на вершину никак не зависит от порядка восхождения. Только от погоды.

Джош немного лукавил. Если сидеть в базовом лагере или в ПБЛ и ждать своей очереди, то больше вероятность чем-нибудь заболеть или, там, ногу подвернуть, да плюс адская скучища, так как делать нечего. Лежишь в палатке день, другой, третий и все думаешь, попадешь ты наверх или нет. От такого и повеситься недолго.

Мы стояли в очереди первыми исключительно из-за даты моего рождения. Никаких других причин. До нее оставалось тридцать с небольшим дней — и на успешное восхождение может потребоваться весь этот срок.

— Если люди начнут задавать вопросы, — сказал Тадеуш, — мы заняты вот чем. — Он глянул на киношников. — Вы снимаете документальный фильм про шерпов. — Перевел взгляд на Холли. — А ты пишешь про шерпов статью. — Теперь на меня. — А ты работаешь мальчиком на побегушках у киношников. Никакого восхождения на вершину, только кино про шерпов.

— А Сунджо сегодня перебирается в лагерь носильщиков, — сказал Джош. — Иначе мы никак не сможем скрыть его от чужих глаз. Мы можем на тебя рассчитывать, Запа?

Запа кивнул.

Джош обратился к Сунджо:

— Капитан Шек и его ребята редко заглядывают к носильщикам, но на всякий случай тебе придется переодеться в их одежду и притворяться, что ты самый настоящий носильщик. Никакой новенькой американской снаряги и всего в этом роде. Носильщики выйдут наверх послезавтра, и ты отправишься с ними. Когда доберешься до промежуточного лагеря, где не появляются китайцы, то можешь переодеваться в свое. Пойдешь снова вниз — опять переодеваешься в носильщика и ни на шаг от носильщиков не отходишь. Если Шек тебя заприметит, привет семье.

— Привет семье? — переспросил Сунджо.

— Отправишься стучать кайлом по булыжникам, — объяснил я.

— Ой.

Обычно Сунджо такой веселый и солнечный, а тут его лицо исказила гримаса самого настоящего ужаса.

— Вот так-то, — подытожил Джош. — Запа ведет группу Т. Я веду группу П. А Па-Сан ведет группу В.

Я расстроился, конечно, что не пойду на вершину с отцом, но этого следовало ожидать. «Планы поменялись» — все наши отношения с Джошем описывались одной этой фразой. А еще я волновался на предмет Запы и Сунджо. «Чем меньше в воздухе кислорода, тем больше там паранойи», — писал Джош в одной из своих книг про альпинизм, и, признаться, я начал потихоньку на себе чувствовать его правоту.

Тут все дело было в Сунджо. Мне начало казаться, что ему-то и Запе только на руку, если я не зайду на вершину. Я не хочу сказать, что думал, будто они попытаются мне помешать, но любая ошибка, самая малая, случайная или подстроенная, может отправить меня вниз по склону. И никто ничего даже не заподозрит — в горах случаются несчастные случаи. Опасность преследует каждое восхождение. И если что-то случается, то виновником, как правило, объявляют некачественную снарягу, плохую погоду, недостаток удачи — что угодно, только не самих альпинистов.

— Вопросы есть? — спросил Джош.

У меня их имелось с полдюжины. К примеру: если Запа сумел раздобыть настолько безупречные поддельные документы, что смог одурачить китайцев на Мосту Дружбы, то с какой стати нам верить, что измочаленное свидетельство о рождении Сунджо — подлинник? Он запросто может быть на полгода моложе. А когда мой день рождения, Запа точно знал сам — он был на Аннапурне, когда мама звонила Джошу.

Или: Джош что, решил снизить риски, послав Сунджо наверх вместе со мной? Если я не дойду до верха, фирма Джоша все равно получит титул команды, которая завела на вершину Эвереста самого молодого в мире альпиниста. Сунджо был вписан в Джошев пермит. Ведь Джошу же плевать, кто из нас окажется наверху?

Но я промолчал. Я был так на всех зол и в таком расстройстве, что решил: будет лучше ничего не говорить.

— Только мы все равно не сможем ничего утаить от других альпинистов, — сказал Джей-Эр. — Финальная тропа на вершину — одна-единственная, и нам всем предстоит по ней пройти, друг за другом, как муравьям.

Джош ухмыльнулся.

— Не дрейфь. Когда группы П и В зайдут в Четвертый лагерь, их будет заботить только одно — где им взять следующий глоток кислороду.

— А что будет, когда они вернутся в базовый лагерь? — спросил Джей-Эр.

— Если они до этого побывают на вершине, им будет плевать, кто туда попал, а кто нет, — ответил Джош. — Главное — дать им хороший шанс. Ваша группа будет опережать их на четыре-пять дней. Когда подниметесь выше Четвертого лагеря, следите за тем, что говорите в эфире. Одна фраза — и вся гора будет знать, что мы задумали. Когда будете проходить мимо нас на пути вниз, молчите про вершину. Мы с этим потом разберемся.

— Другие альпинисты уже дважды побывали в ПБЛ, — не унимался Джей-Эр. — Они как минимум на неделю опережают нас по акклиматизации.

Он был прав. На вершину люди выходили обычно после третьего захода в ПБЛ. А наша команда была там только один раз.

— Если погода будет хорошая, мы попробуем закинуть их наверх пораньше, — сказал Джош. — Если будет плохая, им придется ждать в базовом лагере со всеми остальными. Мы не можем все сразу ломиться на вершину, там просто столько места нет.

А это означало, что другие альпинисты могут провести в базовом лагере еще недель шесть и только потом получить шанс пойти наверх. И я готов был руку дать на отсечение, что эта новость не придется им по душе.

НОЧЬ БЫЛА ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ. Я никак не мог заснуть -все выдумывал способы, какими Запа и Сунджо могут сорвать мне восхождение, если им так захочется. Список получился удручающе длинный.

Наутро я вылез из палатки позднее обычного. Шел легкий снег. Я оделся и пошел в столовую, где застал Запу и киношников. Они обсуждали новый сюжет документального фильма.

(А может, они про меня говорили, пока я не вошел? Насчет паранойи Джош был прав на сто процентов...)

— Снова заболеваешь? — спросил Запа.

Держи карман шире, подумал я, а в ответ сказал, что лучше не чувствовал себя ни разу в жизни. Запа мне, кажется, не поверил. Я съел тарелку овсянки, потом присел за стол рядом с ними. Кроме нас в палатке никого не было, только повара убирались после завтрака.

— Доедай, и пойдем со мной, — сказал Джей-Эр, — научу тебя пользоваться камерой.

— Зачем?

— Потому что, скорее всего, ни я, ни Джек, ни Уилл не попадем на вершину. А кому-то надо твое восхождение снимать.

Они все были отличные альпинисты. Мне в голову не приходило, что они могут и не попасть наверх.

— Попробовать мы попробуем, — сказал Джек, — но кто может поручиться, что у нас получится?

— Я на Эвересте уже третий раз, — сказал Джей-Эр. — Самое высокое, куда я забирался, — местечко чуть выше Шестого лагеря. Мы повернули назад из-за погоды, и все. Я тебе дам одну из наших мини-камер. — Он посмотрел на часы. — Встречаемся с тобой и Запой у штаба через четверть часа, а потом идем в лагерь носильщиков — снимать.

Они встали и вышли из палатки. Я глянул на Запу:

— Джоша видел?

— Он пошел со своими на гору — тренироваться. Видимо, я состроил недовольную мину — Запа некоторое время разглядывал меня молча, потом спросил:

— Ну, что ты думаешь теперь про Джоша? Вы некоторое время провели вместе...

— Да ну, это разве время, — сказал я, уходя от ответа. Запа отхлебнул из кружки:

— Понимаешь, в чем дело: он бы и рад по-другому, но не может.

— Ты о чем?

— Он нашел себя в скалолазании. Он действительно блестящий альпинист, каких мало. И влюблен в это дело по уши. Не всякому удается найти себе такое занятие.

— А когда ты постарел и больше не можешь ходить в горы — что делать?

Запа рассмеялся:

— Обычно альпинисты не доживают до старости.

— Ну, ты дожил.

— Так я бросил ходить в горы.

— А почему?

— Дети выросли, деньги мне больше были не нужны.

— Ну ты же не только ради денег в горы ходил.

— Еще бы, но если бы мне не платили, я бы шагу наверх не сделал. Ты-то лазаешь ради интереса, а шерпы — ради денег для семьи.

— Так ты здесь, чтобы научить Сунджо работать шерпом.

— Нет. Я здесь, чтобы Сунджо никогда не пришлось работать шерпом.

— В смысле?

— Я знаю, ты зол на меня, что я не раскрыл тебе свои планы с Сунджо. А еще ты зол на Сунджо, что он не сказал тебе, что я его дед.

— А какое все это имеет отношение к тому, что ты только что сказал? Что ты не хочешь, чтобы Сунджо стал шерпом?

— Сначала ни я, ни Сунджо не могли всего сказать. Он сам не знал, что у меня на уме, я ему открылся только в ПБЛ. А я ему тоже ничего не мог сказать, пока не увидел своими глазами, как он работает на горе. Если он взойдет на вершину, о нем станут говорить везде в Непале, его будут знать в каждом доме — и благодаря этому он сможет вернуться в школу. И, надеюсь, ему больше никогда не придется ходить в горы.

— А его свидетельство о рождении подлинное?

— Да. Сунджо старше тебя на неделю.

— А что, если я тоже взойду на вершину? Запа пожал плечами.

Я надеялся на другой ответ.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — сказал я. — Никогда нельзя заранее сказать, кого гора пустит, а кого нет.

Запа улыбнулся, встал из-за стола.

— Увидимся у штаба, — сказал он и вышел из палатки.

— Я взойду на вершину, — сказал я ему вслед. Разговор был странный, но по неясной причине благодаря ему я смог прийти в себя. Я вдруг снова осознал, что скалолазание, хотя в твоей команде может быть много других людей, — все равно индивидуальный спорт. Твои ноги, руки, мускулы, выносливость, воля — только твои, никто их у тебя не отнимет. Товарищ по команде может тебя подбадривать, даже удержать тебя от падения в пропасть, но никто не сможет завести тебя на вершину — только ты сам. Только ты сам.

Завтрак я доедал в куда более приподнятом настроении. У штаба меня ждали киношники и Запа, а вот Холли не было.

— Она уже в лагере носильщиков, — объяснил Джей-Эр. — Доктор Кригер выдала для Сунджо кое-какие лекарства, но сама она не могла сходить к нему — капитан Шек сразу бы понял, что дело нечисто. Доктора альпинистов не лечат носильщиков. Поэтому послала Холли.

Видимо, гора преобразила не одного меня. С тех пор как мы поднялись в ПБЛ, Холли было не узнать. И из слов Джей-Эра было ясно, что не я один это заметил. Говорила она все так же крикливо и одевалась так же по-уродски, но в ПБЛ она за мной ухаживала, а теперь помогала Сунджо. Не думаю, что она согласилась бы носить кому-либо лекарства в тот день, когда впервые прибыла в базовый лагерь.