Пик

Пятый и Шестой лагеря

МЫ ВЫШЛИ ПОЗДНО, и я почему-то подумал: это означает, что Четвертый лагерь очень близко. Ошибка: к ужасной стене, ведущей к нему, мы подошли сильно после заката.

— Мы будем лезть вверх в темноте? — в шоке спросил я.

Запа снял маску:

— Иначе нам никак не попасть в Четвертый лагерь незамеченными. А сейчас все спят.

В целом Запа прав: из палаток сейчас никто носу не высунет ни за какие коврижки. Ветер воет волком, плюс весь день шел снег. Но насчет сна, полагаю, он ошибался: мой недавний опыт подсказывал мне, что спать никто не будет. Если люди в лагере находятся примерно в том же состоянии, что и я, они не спят, а только ворочаются в спальниках, а мозги им сверлит одна и та же мысль: хватит ли в воздухе кислорода, чтобы продержаться еще одну ночь?

В прошлый раз мне потребовалось пять часов, чтобы взять стену, и то я на полпути почти сдался. Сейчас погода была много хуже, да еще тьма-тьмущая.

Йоги и Яш спустили веревку.

— Вам потребуются налобники, — сказал Запа.

— Черт, ага, — сказал я.

Сдвинь жумар вверх по веревке. Сделай шаг вверх. Вдохни. Сдвинь жумар. Сделай шаг. Подумай о смысле жизни. Посмотри в небо. Подумай о смысле жизни еще раз. Сделай шаг вверх. Отдохни. Отдохни. Отдохни. Обопрись о стену. Молись изо всех сил... То же, что в прошлый раз. Но по какой-то неведомой причине сегодня лезть было куда легче, и я совсем не так боялся, особенно с налобником. Узкий пучок света помог мне сосредоточиться на льду и скале передо мной. Я уж и не знал, где верх, а где низ, пока через край метрах в трех выше меня не перегнулся кто-то с другим фонарем. Это был Йоги; впрочем, его непросто было узнать, замотанного в шарфы. В этот раз я сумел перелезть через край без его помощи. Встав на колени, чтобы перевести дух и не сблевать, я посмотрел на часы. Выбежал из пяти часов!

Через четверть часа на краю появился Сунджо. Вид у него был такой, словно он вот прямо сейчас потеряет сознание. Я крикнул ему в ухо, что в этот раз он побил свой предыдущий рекорд на полчаса. Это его взбодрило, и он сам встал на ноги.

Запа пришел последним. Выглядел он откровенно чудовищно. Мы втроем еле сумели затащить его наверх, и двигаться он после этого не мог. Я проверил его кислородный баллон — пустой. Йоги срочно сбегал за свежим баллоном, с ним пришел и Яш. Они заменили баллон, включили газ и утащили Запу к себе в палатку. Час спустя Запа достаточно оправился, чтобы открыть глаза и попить. Попив чаю, он спросил у братьев, какие новости от Джоша.

Оказалось, китайские солдаты-альпинисты сегодня после полудня добрались до ПБЛ и планировали провести там день или два, а потом уж выдвигаться в Четвертый лагерь. Они проверили у всех документы и обыскали все палатки. По словам альпинистов из ПБЛ, гости в отличной форме и взошли по горе за рекордное время. Никто даже и не сомневался, что они попробуют взойти на вершину.

Хуже новостей было трудно себе представить, но Запа совершенно не выглядел обеспокоенным.

— Вы будете на день их опережать. Сегодня ночью и завтра днем мы отдыхаем. А на следующее утро вы выдвигаетесь в Пятый лагерь, до рассвета.

— А ты? — спросил Сунджо.

— Нет, в самом деле, ну подумай: кто будет обращать внимание на какого-то больного монаха? Если они в такой прекрасной форме, как нам докладывают, то, едва окажутся здесь, их мысли будет занимать только одно — вершина. Кто из них вызовется добровольцем спускать вниз больного старика? — Он закашлялся. — А когда они вернутся с вершины, меня уже и след простынет.

— А почему мы не можем выйти в Пятый лагерь сразу, как только рассветет? — спросил я. — Мы тогда будем обгонять солдат на два дня.

— Через пару часов начнется буря, — ответил Запа. — Ваше окно — послезавтрашнее утро.

БУРЯ, КАК ПО ЗАКАЗУ, НАЧАЛАСЬ РАННИМ УТРОМ. Если бы мы вышли, как я предлагал, буран накрыл бы нас на полпути к Пятому лагерю. И мы бы погибли — как погибли трое других альпинистов, которые в самом деле вышли этим утром. Никто из них не дошел до Пятого лагеря, и никто не вышел им на помощь — такая была погода.

Я пытался писать в блокноте, но понял, что не могу сосредоточиться. Промучившись немного, я бросил это дело и попробовал поспать, а рядом со мной заснул Сунджо. Больше нам делать было нечего — только лежать в палатке. Запа приказал нам поменьше шататься по лагерю — лишнее указание, так как у нас в любом случае не было на это сил, а буря была такая страшная, что никто и носа наружу не казал. Все ждали.

К восьми вечера буря внезапно прекратилась. В один миг вокруг нас роился снег, и мы боялись, как бы нашу палатку не снесло в пропасть; в следующий миг наступила полная тишина. Я вылез из палатки, как и все остальные в лагере, и увидел чистое, безоблачное небо, усыпанное яркими звездами.

Яш вышел в Пятый лагерь за три часа до нас, чтобы подготовить место. Йоги залез к нам за час до выхода и щелкнул пальцами — пора паковаться. Мы не собирались нести с собой много вещей. Большая часть того, что нам нужно, уже в Пятом лагере — Йоги и Яш занесли наше снаряжение туда в прошлый визит в Четвертый лагерь.

Перед выходом мы зашли к Запе. Он сидел и пил чай. Ему больше не требовался лишний кислород, лицо его приобрело обычный цвет, но выглядел он все равно очень ослабевшим.

— Теперь все дело в скорости. Если задержитесь в зоне смерти слишком долго — погибнете. Если вы не выходите на вершину в тринадцать часов тридцать пять минут в день, когда покинете Шестой лагерь, вы поворачиваете назад — с вами будут Йоги и Яш, так что выбора у вас не будет, я их предупредил. Лучше попасть в лапы к китайцам, чем навсегда остаться на горе.

Это, казалось бы, противоречило его плану спустить Сунджо на юг, но он был прав. Выйдя из Шестого лагеря, альпинист должен подняться на вершину и вернуться примерно за восемнадцать часов. Не важно, идешь ты с кислородом или без — выше Шестого лагеря нельзя выжить больше определенного времени. Если мы выходим на вершину, то должны спуститься в самый верхний лагерь на противоположной стороне так, чтобы всего наш поход длился не более восемнадцати часов*.

— Йоги и Яш уже бывали на вершине? — спросил я.

Я хотел это узнать с того дня, когда Запа сказал, что сам на вершину не пойдет.

— Разумеется, — сказал Запа, — трижды.

— Отлично, — сказал я. — Джош знает, что ты не идешь с нами?

Запа отрицательно покачал головой, благословил нас по-буддийски и сказал:

— Встретимся в Катманду. Вам пора.

Когда мы вышли из лагеря, было темно. Ясное небо, ужасно холодно. Наш путь лежал по северному ребру к вершине. Возбуждение небывалое: оставались всего-то ночь в Пятом лагере, ночь в Шестом лагере, а там — вершина мира.

ПОХОД К ПЯТОМУ ЛАГЕРЮ был больше похож на забег, чем на обычное восхождение. Мы пользовались установленными ранее веревками. Первым шел Йоги, и мы должны были за ним поспевать. Сначала я шел так: двенадцать шагов, минута, чтобы перевести дух, еще двенадцать шагов. Через час число шагов упало до восьми, а число минут на перевести дух я уже не помню. Было невозможно поверить, что иные альпинисты заходят на вершину без кислорода. А Джош был как раз одним из них. Впрочем, подозреваю, в этот сезон он шел с кислородом — хотя бы для того, чтобы быть в ясном уме на случай, если что-то пойдет не так с клиентами.

* Разные альпинисты могут проводить на вершине Эвереста разное время. Рекорд — около суток нахождения на вершине (без учета времени на подъем и спуск) — поставлен в 1999 году и принадлежит (покойному) Бабу Чихри Шерпе.

Взошло солнце, и мы увидели пирамиду Эвереста — такой мы ее еще ни разу не видели. Она была огромная. Сверху падали не снежинки, а кристаллы чистого льда. Невероятной красоты картина напомнила моим плохо соображающим мозгам, что у меня есть камера. Я крикнул Сунджо, чтобы он меня подождал; он был только рад. Я вынул камеру, добрался до него, включил ее. Как там говорил Джей-Эр?

— Ну, скажи, что ты сейчас чувствуешь? — спросил я. — Тебе остается меньше двух километров до высшей точки планеты.

Кадр был отличный — Сунджо прямо на фоне вершины.

— Мне страшно, — сказал Сунджо. — И одновременно я полон надежды, что взойду наверх. И мне боязно за деда. Я представить себе не мог, как трудно здесь будет.

Больше мои пальцы без внешних рукавиц выдержать не могли.

— Хочешь, я тебя теперь поснимаю, — предложил Сунджо.

— Да не, нормально. Нам надо пошевеливаться. Через полчаса мы набрели на первый труп. Его — её, это была женщина — заметил Сунджо, остановился и застыл, смотря вниз. Я нагнал его. Йоги пробежал мимо нас, словно ничего не заметил, только я уверен, что он заметил. Метрах в пятнадцати лежало еще одно тело, но ничком, поэтому я не мог понять, кто это.

Я никогда раньше не видел мертвого человека, не говоря уже о ком-то, кто замерз насмерть. Погибшая была больше похожа на восковую фигуру, чем на человека, который когда-то жил и дышал. Это почему-то было особенно неприятно. Она пролежала здесь порядочно, судя по истрепанной одежде. Похоже, умерла она сидя, а потом ветер повалил ее на бок. Ей оставалось каких-то пару часов дойти до палатки в Четвертом лагере. Не знаю, сколько мы там простояли, и, наверное, стояли бы и дальше, если бы Йоги не крикнул нам: мол, пора двигаться. Я начал считать тела погибших. Насчитав пять, я бросил это занятие и больше не смотрел по сторонам.

К полудню мы вышли на крутую часть северного ребра. Там было куда холоднее. Веревки замерзли, шерпы выдолбили во льду маленькие ступени, чтобы было удобнее лезть.

Йоги подождал, пока мы дойдем до него. Обернувшись, он показал пальцем вниз — там виднелись палатки Четвертого лагеря, потом вверх — где виднелись палатки Пятого лагеря, и добавил что-то по-непальски.

— Полпути, — перевел Сунджо. — Нам еще идти шесть часов.

Следующие шесть часов были не из приятных, плюс поднялся ветер. Мы скрючивались в три погибели, чтобы нас не сдуло с ребра. Приподнятое настроение осталось далеко позади. Думаю, единственным, что тянуло меня наверх, была мысль о лежащих в лагере кислородных баллонах. Не знаю, что тянуло наверх Сунджо. Наверное, страх перед китайцами позади нас и запах свободы впереди.

Мы вошли в Пятый лагерь без нескольких минут семь вечера. Высота 7700 метров. По ощущениям — подняться выше мы физически не можем. Это был натуральный конец света. Да и лагерем это было назвать нельзя — несколько расчищенных площадок вдоль северного ребра, от первой до последней около полутора километров, и никакой защиты от воющего ветра. На больших площадках помещалось пять-шесть палаток, на площадках поменьше — одна-две. Палатки были на нескольких площадках, но сколько там людей, сказать было сложно. По-моему, большинство палаток пустовали, ждали альпинистов, поднимающихся из Четвертого лагеря или спускающихся из Шестого после попытки захода на вершину.

Наша кучка барахла была едва заметна на фоне других палаток. Наши две стояли, прикрученные к вмерзшему в лед и снег мусору, оставленному предыдущими альпинистами. Яш кипятил воду на чай — но меня больше интересовала маска на его лице. Он двигался вдвое быстрее, чем любой из нас.