Пик

Бангкок

ЧАС СОРОК ТРИ МИНУТЫ ДО ВЫЛЕТА.

Папой даже не пахнет.

Я уже однажды выезжал из Америки, с Рольфом, мамой и близнецами (два года назад мы летали в Лондон), поэтому знал, что на международные рейсы надо регистрироваться заранее.

Где же он? Где его носит? Чего он там собирался покупать? А что, если он опоздает? Или вообще не появится? (Я задавал себе все эти и еще кучу других вопросов. А что еще делать, когда сидишь и ждешь?)

Я сходил посмотрел на табло — вдруг наш рейс задерживается. На табло значилось: «По расписанию».

Рядом с табло висел обычный телевизор. Я глянул на экран. Там не было ничего интересного, но едва я отвернулся, как диктор объявил:

— Прокуратура штата Нью-Йорк достигла соглашения с Пиком Марчелло, юношей, который залез на Вулворт-билдинг на прошлой неделе. Марчелло приговорен к трем годам условно и к штрафу на внушительную сумму — сто пятьдесят тысяч долларов! Это самое жесткое наказание за незаконное проникновение на объект, находящийся в частной собственности, за всю историю таких дел в Нью-Йорке...

На экране появился мэр, окруженный журналистами. Садясь в черный лимузин, он сказал:

— Надеюсь, больше у нас не будут лазать по небоскребам. Данное решение суда должно отвадить желающих. Думаю, всем ясно: мы не намерены мириться ни с чем подобным в будущем ни при каких обстоятельствах.

— Нам не удалось поговорить ни с Пиком Марчелло, ни с его родственниками, — продолжил репортер. — Насколько мы понимаем, Пик покинул штат Нью-Йорк в неизвестном направлении.

А вот и нет, подумал я, радуясь, что по телевизору не показали мой портрет.

— Пик!

Ну наконец-то! Папа машет рукой, толкая перед собой тележку, доверху нагруженную альпснаряжением. Я побежал к нему.

— Так, помоги-ка мне.

Мы покатили тележку к стойке регистрации.

— Что это за куча барахла?

— Я нечасто бываю в Нью-Йорке, решил затариться. Где твой паспорт?

Папа положил на стойку наши паспорта — мой новенький, свой потрепанный. Судя по виду, он его пару раз постирал.

— Мистер Вуд, на будущее: такими темпами вы и на рейс могли опоздать, — заметил служащий.

— Знаю, — сказал папа. — Семейные дела, сами понимаете.

Служащий показал на гору вещей:

— У вас перевес.

Папа вынул из кармана кредитку:

— Думаю, это решит проблему.

К моменту, когда мы сдали весь багаж и получили посадочные, до отлета оставалось несколько минут. В салон мы зашли последними.

— Увы, мы сидим в разных местах, не получилось иначе, — сказал папа, пропуская меня вперед. — Но зато в бизнес-классе!

Он показал мне мое место, сел на свое, в трех рядах позади, и следующие тринадцать часов мы не разговаривали.

В Нарите, токийском аэропорту, у нас была трехчасовая пересадка, но я и тогда не сумел поболтать с папой, так как он все это время говорил по мобильному — кажется, на китайском, но это запросто мог быть и тайский или непальский — откуда мне было знать? Он повесил трубку, только когда мы сели на следующий рейс в Бангкок; там меня тоже ждало разочарование — наши места снова оказались в разных рядах.

Еще шесть часов молчания.

Мне наконец удалось поймать папу в промежутке между звонками, когда мы проходили таможню в Бангкоке.

— Пап, ты уж меня прости, пожалуйста, мне жутко неудобно, что все так получилось, тебе пришлось лететь в Штаты, потом деньги, а потом тебе еще и я достался, обуза и все такое...

— Эй-эй! — сказал папа, подняв руку, всю в мозолях от лазания по веревкам. — Во-первых, пожалуйста, не надо звать меня папой. Мне, конечно, приятно, но я этого не заслужил — надо было чаще бывать дома. Покамест давай притворяться, что я твой старший брат, поэтому зови меня Джош. Так меня зовут друзья и партнеры, так проще. Во-вторых, не думай про деньги. Рольф и мама солидно поучаствовали в этой сумме. А я свою долю верну. И в-третьих, что еще за обуза такая? Я ужасно рад, что ты с мной! Извини, я последние сутки уделял тебе мало внимания, но на это есть причина. Я пытаюсь кое-что организовать.

— Организовать?

— Ну да, небольшой сюрприз. Посмотрим, что получится, а пока не кисни, все путем.

На таможне образовалась еще одна маленькая проблема—у меня не было визы в Таиланд. Папа, то есть, простите, Джош уединился с моим паспортом и двумя офицерами в офисе таможенников и вышел оттуда минут десять спустя с визой.

— Все, мы можем идти дальше, — сказал он, и мы побежали через аэропорт к выходу.

багаж, подумал я.

— А снаряжение?

— Завтра получим. Все путем. На выходе мы сели в такси.

— Мы не едем в Чиангмай?

— Пока нет. Но уже скоро мы туда направимся. Было далеко за полночь, но Бангкок и не думал спать.

Водитель, как какой-нибудь автогонщик, шнырял туда-сюда между велосипедистами, мотоциклистами и другими машинами. Минут через двадцать мы остановились у отеля.

Джош расплатился с таксистом, и мы вошли в фойе, где нас уже ждал улыбающийся до ушей консьерж.

— Мистер Вуд, ваши номера уже готовы, прошу, — сказал он и вручил мне и Джошу по ключу.

— Значит, так, — сказал Джош, заходя в лифт. — У меня завтра с утра еще целая куча дел. И у тебя тоже. В девять утра, будь добр, спустись в фойе, тебя будет ждать такси. Точно в девять утра, запомнил? Тебя отвезут в больницу на обследование.

— Обследование?

— Да... тут так принято... все иммигранты должны пройти медобследование, кроме того, я хочу, чтобы тебе посмотрели щеку и ухо. — Папа взял меня за руки. — Да, пальцы тебе тоже надо бы подлечить. Вот как раз в больнице этим и займутся. Короче говоря, я заберу тебя прямо из больницы, после того как ты все пройдешь. Если я опоздаю, дождись меня там. А сейчас поспи хорошенько. Совершенно некстати будет, если усталость повлияет на результаты обследования, так что тебе надо быть в форме.

ПРОСНУВШИСЬ, я понял, что даже не знаю, какой сегодня день. Когда летишь в Таиланд из Америки через Тихий океан — прибавляешь день или теряешь? Я не смог вспомнить. Позавтракал, пошел погулять, потом вернулся в отель, где меня уже ждал водитель.

Больница оказалась огромная, мы с водителем далеко не сразу нашли офис доктора By. Он нас ждал. Выяснилось, что сегодня я его единственный пациент.

Мне и раньше случалось проходить обследования, но ничего подобного я еще не видывал. Ни доктор By, ни его помощница не говорили по-английски, так что мы объяснялись на языке жестов — а это не так-то просто на обследовании. Мне делали рентген, клали меня в томограф, кололи разными шприцами. К разным частям тела прикрепляли датчики, с которыми я бегал на беговой дорожке и крутил велосипед; еще мне вставляли в рот какие-то трубки, так что, даже если бы я говорил по-тайски, не смог бы спросить, для чего все это. Брали кровь на анализ — много раз; по ощущениям, я расстался едва ли не с литром крови. Мне проверили глаза, уши, рот и прочие места, куда могли залезть, — подробности опустим. Сняли швы с уха. Потом к нам заглянул еще один врач, осмотрел мне ноги, колени, плечи, бедра, локти, запястья, а под конец, как папа и обещал, занялся пальцами, смазав мне ногти какой-то мазью и забинтовав; потом он еще рассказал мне, как проводить эту же процедуру самостоятельно, но я не уверен, что хорошо его понял. Когда обследование закончилось, стрелка часов подошла к обеду, и я так устал, что был готов лечь в этой больнице в стационар.

Медсестра отвела меня в фойе, где я немедленно и заснул в довольно неудобном кресле. Там меня и разбудил Джош — когда за окном уже стемнело. Оказывается, он приехал давно и все это время проговорил с доктором By. Такой вывод я сделал, увидев у него в руках толстенную папку с бумагами — видимо, отчет доктора.

— Я буду жить? — зевнул я.

— Будешь, куда ты денешься, — сказал Джош. — Ты в отличной форме! Впрочем, чему тут удивляться, у тебя же мои и мамины гены. Однако нам надо торопиться, а то опоздаем на самолет.

Надо сказать, эта новость меня обрадовала — я уже едва ли не скучал по Чиангмаю, где наконец смогу отдохнуть.

Закупленное папой снаряжение ожидало нас в аэропорту, его охранял носильщик-гигант — такому в сумо выступать. Джош заплатил носильщику и покатил тележку к стойке регистрации, сказав мне:

— А летим мы тем временем в Катманду. Кажется, я ослышался.

— Ты сказал «Катманду»?

— Да, Катманду.

— Я думал, мы едем в Чиангмай.

— В итоге мы туда попадем,— сказал Джош, выкладывая снаряжение на багажный конвейер. — Но нам нужно сначала заглянуть в одно место.

Наверное, снаряжение, что купил Джош, предназначается кому-то из его знакомых в Катманду.

— И даже не в одно место, а в два, — добавил Джош, уложив на ленту последний ящик.

— И как оно называется? — спросил я.

— Эверест, — ответил папа.

Я посмотрел на него круглыми глазами. Когда альпинисту говорят, что ему предстоит заглянуть на Эверест, он реагирует так, как если обычному человеку сказать, что ему предстоит заглянуть в гости к богу.

Джош широко улыбнулся в ответ.

— Я не хотел тебе ничего говорить, пока не решил все проблемы. Сегодняшнее обследование было последним этапом. Ну, и еще китайская виза.

— Катманду же в Непале, — не понял я.

— Верно, — сказал Джош. — Но мы полезем не с юга, с непальской стороны, а с севера, из Тибета. Непальцы не разрешают включать в пермит* людей младше шестнадцати лет, поэтому непальская сторона для нас закрыта. А китайцам плевать: тебе может быть хоть два года, только деньги плати. Ну и плюс у меня там двадцать пять клиентов, которые ждут не дождутся...

— Погоди. Ты хочешь сказать, я иду на Эверест? В таком шоке я не был еще никогда в жизни.

— Ну, не знаю, сможешь ли ты взойти на вершину, — сказал он. — Но если ты попадешь туда до дня рождения, когда тебе исполнится пятнадцать, то станешь самым молодым человеком в мире, который сумел забраться выше восьми тысяч восьмисот сорока метров.

Джош получил посадочные талоны и направился к гейту.

Я шел за ним как сомнамбула. Джош не спросил, согласен я или нет, но в этом не было никакой нужды. Любой

* Пермит (англ. permit) — официальное разрешение властей на восхождение на вершину. Каждая экспедиция в Гималаях обязана предоставить заявку на восхождение — список участников — и внести взнос за каждого (10-25 тысяч долларов).

альпинист мечтает подняться на вершину Эвереста, ну, по крайней мере мечтает попробовать.

Войдя в салон, Джош пропустил меня к окну, а сам сел рядом. Самолет медленно откатился от посадочного рукава.

— Мама знает? — спросил я.

— Э-э, м-м-м-м... нет, но я ей позвоню, все объясню. Все путем, не беспокойся.